«„Когда“, – подумал Мюнстер, – а не „если“».
– Сначала надо еще найти, в чем застрять. Роот уже просмотрел списки пропавших без вести?
Комиссар нажал кнопку внутренней связи, и через пять минут на пороге стоял криминальный инспектор Роот с кипой бумаг в руках. Он рухнул на свободный стул и почесал подбородок. Его недавно отпущенная борода торчала в разные стороны и, по мнению Мюнстера, делала его слегка похожим на бомжа. Но вообще-то иногда бывает полезно иметь под боком человека, по лицу которого не видно за сто метров, что он полицейский.
– За последние два года поступило тридцать два заявления о пропавших без вести в нашем районе, – доложил он. – То есть тех, кто не объявился. Шестнадцать – в городе. Я их тут слегка проредил… Если считать, что он пролежал там от шести до двенадцати месяцев, то о нем должны были заявить с апреля по декабрь прошлого года. Посмотрим, конечно, что получится, когда у Меуссе все будет готово…
– Как может пропасть без вести столько народу? – возмутился Мюнстер. – Это достоверные цифры?
Роот пожал плечами:
– Большинство убегает за границу. В основном молодежь. Примерно в пятидесяти – шестидесяти процентах случаев о преступлении и речи нет… Так, по крайней мере, утверждает Стауф, а он в курсе дела. Думаю, он не считает всякую мелочь. Исчезает довольно много наркоманов. Едут в Таиланд, Индию или еще куда-нибудь.
Ван Вейтерен кивнул.
– И сколько у нас осталось кандидатов?
Роот полистал списки. Мюнстеру было видно, что некоторые имена обведены, подчеркнуты или отмечены знаком вопроса, но ценной информации явно не хватало.
– Не так уж много, – подтвердил Роот. – Если это мужчина в возрасте пятидесяти – шестидесяти лет, ростом около ста семидесяти пяти, считая голову и ноги… тогда у нас остаются на выбор только двое, может быть, трое.
Комиссар внимательно рассматривал свою зубочистку.
– Достаточно одного. Только чтобы это был он… И вовсе не обязательно, что он из наших мест. У нас нет данных о том, что он был убит в районе Берена, думаю, это могло произойти где угодно.
Роот кивнул:
– Если брать всю страну, то есть еще семь-восемь человек на выбор. В любом случае, я считаю, что, прежде чем искать возможных вдов, нужно дождаться результатов вскрытия.
– Без сомнения. Чем больше вдов его не увидят, тем лучше.
– Ну да, – продолжил Мюнстер после несколько затянувшейся паузы, – а что мы будем делать тем временем?
Ван Вейтерен откинулся назад так, что затрещало кресло:
– Я предлагаю прояснить основные моменты. Я скажу Хиллеру, что вы этим занимаетесь, а я, как говорится, на подхвате.
– Ну что ж, – сказал Роот в столовой за чашкой кофе, – думаю, мы справимся с этим за неделю.
– Неплохо бы, – согласился Мюнстер. – Когда будет готов отчет Меуссе?
Роот посмотрел на часы:
– Где-то через час. Я считаю, будет лучше поехать туда вместе. Что скажешь?
Мюнстер согласно кивнул.
– А как у нас движется работа по связям с общественностью? – поинтересовался он. – В газетах писали довольно много.
Роот помотал головой и проглотил половину венской булочки.
– Пока ничего существенного. Краузе следит за информацией. Сегодня вечером в новостях будет объявление… по телевизору и по радио, но, черт возьми, это должен быть кто-то из них. – И он постучал ложкой по спискам.
Мюнстер взял их в руки и стал изучать пометки Роота. Три имени обведены два раза, видимо, это и есть возможные кандидаты.
То есть кандидаты быть убитыми, расчлененными и небрежно брошенными в зарослях канавы в окрестностях Берена. Он быстро прочитал:
Клаус Меневерн
Браутенсвей, 4, Блоксберг
1937 г. р.
пропал без вести 01.06.1993
Пьер Кохлер
Армастенстраат, 42, Маардам
1936 г. р.
пропал 27.08.1993
Пиит Хауленц
Хогмерлаан, 11, Маардам
1945 г. р.
пропал 16.10.1993
– Да, – сказал он, возвращая списки на стол, – должно быть, это один из них.
– Это точно, – подтвердил Роот. – В таком случае мы сделаем все за неделю. Я это просто чувствую…
Он вышел из здания полиции на час раньше обычного и сразу поехал домой. Письмо лежало там, где он его оставил, – на полке в прихожей. Он снова открыл его и перечитал. Содержание не изменилось.
Настоящим сообщаем, что ваша операция по удалению аденокарциномы толстого кишечника назначена на 5 мая.
Мы просим вас подтвердить указанное время по почте или телефону не позднее 25 апреля, а также прибыть в отделение 46В 4 мая не позднее 21 часа.
После операции потребуется пребывание в стационаре в течение 2–3 недель; мы сообщаем это, чтобы вы могли планировать работу и семейную жизнь в соответствии с вышеизложенным.
С уважением,
Марика Фишер, секретарь.
Госпиталь Гемейнте, Маардам
«Тьфу ты, черт», – подумал он. Нашел в конце страницы телефон и набрал номер.
Ответил молодой женский голос. Максимум двадцать пять лет, примерно как его дочери.
– Ну, в общем, я приеду, – сказал он.
– Простите, с кем я разговариваю?
– С комиссаром Ван Вейтереном, естественно. У меня рак толстой кишки, и доктор Мувенруде собирается его резать…
– Секундочку.
Он подождал. Она вернулась:
– Да, пятое мая. Я отмечу, что вы приедете. Пожалуйста, не позднее чем за день до операции. Вам зарезервировано место в отделении 46В. У вас есть вопросы?
«Это больно? – подумал Ван Вейтерен. – Я выживу? Сколько процентов больных не просыпаются после наркоза?»
– Нет, – ответил он. – Я позвоню, если передумаю.
По тишине на другом конце провода он понял, что она удивлена.
– Почему вы можете передумать? – спросила она наконец.
– У меня могут появиться другие дела. Это непредсказуемо.
Она засомневалась:
– Господин Ван Вейтерен, вы волнуетесь перед операцией?
– Волнуюсь? Я?
Он попробовал рассмеяться, но и сам слышал, что его смех звучит не лучше, чем у подыхающей собаки. А их-то ему доводилось видеть в жизни.
– Тогда договорились, – сказала она дружелюбно. – Могу вас успокоить тем, что доктор Мувенруде – один из наших опытнейших хирургов, и вряд ли у вас в целом какой-то сложный случай.
«Нет. Но это мое брюхо, – подумал Ван Вейтерен. – И моя кишка. И она у меня с таких давних пор, что за это время я успел к ней несколько привязаться».
– Пожалуйста, звоните, если у вас появятся вопросы. Мы будем рады вам помочь.
– Большое спасибо, – вздохнул он. – Я в любом случае еще позвоню до операции. До свидания.
– До свидания, господин Ван Вейтерен.
Он постоял несколько секунд с письмом в руке. Потом разорвал его на четыре части и бросил в корзину.
Примерно через час он доел на балконе две жареные колбаски с картофельным салатом. Выпил стакан темного пива и стал размышлять, не выйти ли ему все-таки за пачкой сигарет. Зубочистки кончились, а вечер прекрасен.
«Все равно помирать», – подумал он.
Он прислушался, как часы в Кеймере бьют шесть. На тумбочке в спальне лежали два наполовину прочитанных романа, но он понимал, что они останутся там еще долгое время. В душе его не было мира. Наоборот, сидевшее внутри беспокойство выпускало свои когти, и, конечно, причину его никак нельзя было назвать секретом.
Ничего странного. В воздухе чувствовалась мягкость. Умиротворяющий теплый ветерок дул в квартиру с балкона, над крышей пивоварни на другой стороне Клойстерлаан повисло красное солнце. В кустах сирени за навесом для велосипедов чирикали птички.
«Вот я сижу, – подумал он. – Знаменитый комиссар Ван Вейтерен. Пятидесятисемилетний восьмидесятикилограммовый коп с раком толстой кишки. Через две недели я совершенно добровольно лягу на операционный стол, чтобы какой-то неопытный ученик мясника отрезал одиннадцать сантиметров моего тела. Тьфу, черт возьми».
Из низа живота начала подниматься легкая тошнота, теперь это было обычным делом после еды. Однако это не боль. Просто небольшая неприятность. И на том спасибо, конечно; жареные колбаски не значились в списке рекомендованных диетических продуктов, который ему дали в феврале после обследования. Но какого дьявола? Нужно добраться до операционного стола, сохранив остатки соображения, а потом уже, если все обойдется, можно будет думать о новых привычках. Здоровом образе жизни и тому подобном.
Всему свое время.
Он убрал со стола. Отнес посуду на кухню и поставил в раковину. Вернулся в гостиную и начал вяло просматривать кассеты и диски.
«Одиннадцать сантиметров моего тела», – подумал он и вдруг вспомнил фотографии, которые видел утром.
Мужчина без головы из Берена.
Без головы, рук и ног.
«Могло быть и хуже», – подумал он.
Как раз от пятидесяти до шестидесяти, как утверждает Меуссе.
Очень похоже. Быть может, они вообще ровесники? Пятьдесят семь. Почему бы нет?
Да, могло быть намного хуже.
Через десять минут он ехал в машине, включив на всю громкость хор Монтеверди. За полчаса еще не должно стемнеть. Времени предостаточно.
Он просто хотел взглянуть. Ничего больше. В конце концов, он все равно не был занят ничем другим.
Как говорится, всему свое время.
– Как личная жизнь? – поинтересовался Мюнстер, садясь рядом с Роотом в его старый «ситроен», – надо ведь о чем-то говорить и помимо работы.
– Хуже некуда, – ответил Роот. – Порой думаю, что мне надо сделать укол, который навсегда бы избавил меня от инстинктов.
– Вот как, – отозвался Мюнстер, уже пожалев, что затронул эту тему.
– С женщинами происходит что-то странное. По крайней мере с теми, что мне попадаются. На прошлой неделе познакомился с одной дамочкой – рыжеволосой красоткой из Оостербрюгге, она здесь в городе на курсах для медсестер. Мы сходили в кино, потом в «Крауз», а потом, когда я спросил ее, не хочет ли она зайти ко мне выпить немного вина и закусить его сыром, знаешь, что она ответила?