Но, возможно, именно поэтому их попытка совершить невозможное увенчалась успехом. Им удалось выловить свой чемодан в бушующем людском море, которое его и унесло, что означает, кроме всего прочего, что его никто не крал; чемодан ошибочно был погружен не на ту грузовую тележку. Теперь он благополучно переместился на спину крошечного носильщика — пропыленный и смятый так, как если бы за короткое время своего отсутствия он успел совершить собственное путешествие через весь континент. То же, на мой взгляд, произошло и с нами. Побывав в Нью-Дели, мы почему-то решили, что уже поняли правила игры в Индии, но высадка в Варанаси поколебала нашу уверенность: мы были охвачены чувством безотчетной тревоги, и Лазар, которому короткий, но глубокий сон на животе собственной жены вернул присущую ему подозрительную бдительность (или бдительную подозрительность — на ваш выбор), напутствовал меня — в неопределенных выражениях — о необходимости держаться поближе к нему и не разевать рот, а главное — не погружаться в мечты, поскольку именно сейчас с удивительной прозорливостью он поймал меня на свойственной мне слабости — склонности предаваться мечтам; подобное случалось со мною в больнице после ночи дежурства по вызову, когда, закончив одну смену я был готов к тому, что придется принять еще одну.
— Но с чего ты вдруг взял, что он замечтался сейчас? — не без изумления спросила Лазара его жена. — Разве то, что окружает нас, располагает к мечтаниям?
Но Лазар не удостоил ее ответом. Потому что в эту минуту ему показалось, что один из чемоданов начал падать с тележки, катившейся перед нами, и он рванулся, чтобы успеть подхватить его, но споткнулся и упал на платформу. Он тут же вскочил с выражением оскорбленного достоинства на лице, более того, он выглядел возмущенным… Но возмущение это, как показалось мне, относилось скорее всего к тому, что его жена при виде этой картины закатилась веселым смехом и продолжала смеяться даже тогда, когда спрашивала его с искренним участием, не слишком ли он ушибся, не забывая при этом стряхивать пыль с его одежды.
Ее смех был так заразителен, что под конец улыбнулся и пострадавший.
— Да, — сказал он. — Да. Тут не замечтаешься. Все это напоминает сумасшедший дом. Просто бедлам. Но давай, наконец, выйдем отсюда.
Но то, что Лазар назвал сумасшедшим домом, ожидало нас точно так же и за пределами вокзала, на бурлящих улицах грязного, влажного города, пропитанного сладким, многоцветным, незнакомым нам смрадом. Носильщик, не дожидаясь распоряжений, резво устремился вперед, сопровождаемый ордой босоногих детишек, которые протягивали маленькие грязные ладошки, стараясь дотянуться пальцем до лоснящейся кожи чемоданов.
— Но куда, хотел бы я знать, тащит нас этот чокнутый маленький ублюдок?! — в изумлении воскликнул Лазар, обращаясь к жене.
— В гостиницу, — отвечала она.
— В гостиницу? — эхом отозвался изумленный Лазар. — В какую же?
— Он сказал мне, что знает приличный отель с видом на реку и на пристань… о ней говорил еще нам тот индус… в поезде.
— Но где же он находится, этот отель, Дори? — в тревоге переспросил Лазар, не в состоянии поверить, что его жена, вот так, на ходу договорилась с коротышкой носильщиком.
— Эта гостиница находится в Старом городе, — ответила жена Лазара, — прямо на берегу реки.
— Похоже, ты совсем сошла с ума, поступая подобным образом. Подумай сама, что ты говоришь: «Какой-то неведомый отель в Старом городе…» — посреди всего этого дерьма? Что это на тебя нашло? Я отказываюсь тебя понять.
Но его жена игнорировала все эти реплики.
— Что нам стоит попробовать? У нас еще уйма времени. Тот индус… в поезде… он сказал, что это единственное место, где можно найти хорошую гостиницу… и уж раз мы все равно оказались здесь, мы сможем посмотреть на все эти церемонии… хотя бы из окна.
— Из окна? Из какого окна?! — возопил Лазар. — Нет! Нет, Дори. Мы не будем рыскать от одного отеля к другому и обнюхивать номера. — Все, — твердо заключил он. — Этот вопрос закрывается, Дори. Мы не станем искать гостиницу в Старом городе. Даже здесь, в Новом городе, в центре, гостиница будет, боюсь, едва-едва пригодна для жилья. Нет. Мы найдем приличный современный отель… Дори, мы падаем с ног, и мне наплевать, сколько это будет стоить.
И он помчался вперед в надежде перехватить носильщика. Что ему и удалось.
Маленький человечек пытался что-то возразить, но все было напрасно. Он воззвал к жене Лазара, но Лазар пресек все его попытки решительным жестом руки, и носильщик, несомненно разочарованный грядущей потерей комиссионных и пораженный прямо в сердце столь явным нарушением пусть даже и не до конца высказанных обещаний, развернулся и начал пробираться среди уличных толп, пока не привел нас к очень приличному на вид отелю, который встретил нас с величайшей готовностью, но в котором был всего один свободный номер. Поскольку у Лазара не было серьезного намерения надолго застрять вместе с нами в Варанаси, мы, не долго думая, нашли другую гостиницу… а затем еще одну, и одно и то же заставали везде — свободных номеров не было. И так продолжалось до тех пор, пока мы не дошли до только что построенной супергостиницы, называвшейся «Ганга Мата», — в ней-то свободные номера были, но цены на эти номера были настолько запредельными, что заставили Лазара остановиться в нерешительности.
— Цена не имеет значения, — сказал он не совсем уверенно. Но она имела значение. В конце концов под аккомпанемент грозного молчания жены он изрек: — Черт с ним. В конце концов это всего лишь на одни сутки, — и дал знак доверить наш багаж роскошно одетому швейцару.
И тут я заметил, как жена Лазара жестом остановила носильщика, уже приготовившегося выполнить этот приказ, и схватила мужа за рукав.
— Какой ты упрямый! Если мы проведем здесь всего одну ночь, зачем нам останавливаться именно в этой гостинице, неотличимой от тысяч и тысяч других, совершенно таких же? Этот носильщик поклялся, что знает гостиницу особую, не похожую на другие. И расположена она прямо на берегу реки. Так что мешает нам хотя бы попробовать?
Она сказала это очень мягко, но какая-то убедительность звучала в ее словах. И Лазар, немного поколебавшись, поднял руки вверх, словно подавал сигнал остановки швейцару, который уже было поднял два чемодана и успел вскинуть их на голову, и теперь стоял так, всем своим видом показывая то, что он думал об этих несостоявшихся клиентах.
— Ты должен принять решение, — продолжала меж тем жена Лазара. — Ты должен решить этот вопрос не потому, что где-то дешевле, а где-то дороже, а исходя из того, откуда открывается лучший вид…
И внезапно, без каких-либо признаков колебания, Лазар отступил. Мгновенно. Так, как он уже делал при мне не раз.
— Хорошо, — сказал он мирно. — Хорошо, Дори. Под твою ответственность. Если и тот отель тебе придется не по вкусу, не говори, что тебе хочется вернуться сюда.
Но его жена не собиралась давать ему никаких обещаний.
— Доверься моей интуиции, — сказала она. — Носильщик знает место, где мы сейчас стоим. Сюда мы сможем вернуться в любой момент. Так почему бы нам чуть-чуть не прогуляться? Тебе, дорогой, не нужно ничего нести. И еще не поздно. Ты согласен, что у нас впереди еще уйма времени? И ты абсолютно не выглядишь утомленным. Тебе же неплохо удалось поспать в поезде, правда?
Маленький носильщик, внимательно прислушивавшийся к этим переговорам, инстинктивно понял, с какой стороны дует ветер, и еще до того, как получил какие-либо распоряжения, почувствовав, как вместе с надеждой к нему возвращаются силы и энергия, решительно двинулся к элегантному швейцару и освободил его от чемоданов, которые благополучно переселились на его тележку. А я вдруг понял, что и сам я в этой ситуации не что иное, как разновидность багажа, и значу не больше, чем безмолвное дитя. Им, похоже, и в голову не пришло спросить меня, что я думаю, поинтересоваться, не устал ли я и не предпочитаю ли просто остаться в гостиничном номере. Я ответил на обращенную ко мне улыбку мрачным взглядом и вскинул на плечо рюкзак с медикаментами, как бы говоря этим: «У меня нет выбора. Кто я здесь? Просто наемная сила».
Я увидел, что мой мрачный взгляд был воспринят женой Лазара как оскорбление. Повернувшись ко мне, она сказала:
— Быть может, вы предпочли бы остаться здесь?
— Какое значение имеет то, что я предпочел бы? — ответил я с горькой улыбкой. И увидел, что эта решительная женщина поражена моим ответом в самое сердце, как если бы получила подтверждение, что я намеренно оскорбил ее. Она покраснела.
— Почему вы сказали это? — В ее голосе чувство оскорбленного достоинства звучало совершенно явственно. — Почему? Ведь все говорят, что следует останавливаться как можно ближе к реке, там, откуда все ритуальные церемонии видны лучше всего. А поскольку мы уже оказались здесь столь ненадолго, мы просто обязаны не пропустить самого главного… и, уж по крайней мере, быть поблизости или просто увидеть все происходящее своими глазами. Разве не так? Я не права?
Она была права. Но прежде чем мы добрались до Ганга и увидели массивную серую пристань, омываемую его волнами, нам пришлось проделать неближний путь по продуваемым ветром аллеям, настолько запруженным толпами туристов и паломников, натрудивших, как и мы, плечи огромными рюкзаками, и настолько узким, что наш носильщик вынужден был в конце концов оставить свою тележку в одной из крошечных лавчонок и нанять двоих босоногих мальчуганов, сопровождавших нас от самой железнодорожной станции в надежде помочь нам в переноске хоть какой-то части нашего багажа; теперь их упорство было вознаграждено.
Было уже четыре часа дня, и в воздухе повеяло прохладой. Плотная толпа паломников и туристов, распевая песни и аккомпанируя себе на музыкальных инструментах, целеустремленно двигалась к реке; здесь и там из-под огромных туристских рюкзаков проглядывали молодые лица. Толпа была слева от нас и такая же толпа была справа; время от времени я ловил на себе чей-то дружелюбный взгляд, улыбку или ободряющий жест, как если бы я был одним из них и уж, конеч