– Все так, Каро, все так. У нас много людей, сколько хочешь, столько будет. Хоть десять тысяч.
– В чем же затруднение?
– Наши люди полны отваги, но плохо вооружены. У гяуров тяжелая техника и многое другое, у нас в основном только стрелковое оружие. Будут большие потери… Но если настаиваешь…
Карабай прервал его коротким смешком.
– Не напрягайся, брат… Я не собираюсь брать Москву штурмом. Я реальный человек. Но они должны знать, кто здесь хозяин.
– Трудно спорить, когда говорит мудрец, – согласился Гараев, подавив раздражение…
С утра Камил был в приподнятом настроении. И денек выдался, как по заказу – светлый, солнечный, с золотисто-серыми облаками, изредка проплывающими над Москвой. Накануне он долго лежал без сна в гостиничном номере, прикидывая, все ли сделал правильно, и не обнаружил особых огрехов. Все сходилось тютелька в тютельку. Главное, удалось подключить Карабая на финишную прямую, и тот принял самостоятельное, как ему казалось, решение участвовать в акции. Объявил об этом полуночным звонком, и Камил не выказал удивления, выдерживая до конца роль зомби.
На пляже с утра колобродила отдыхающая публика, но мирное течение дня только раз нарушилось неприятным инцидентом. Компания молодых людей, опившись пива, устроила богатырскую забаву: затащила на глубину пьяненькую девчушку и с гиканьем и хохотом принялась ее топить. Загорающие на берегу с удовольствием наблюдали за веселой потехой и заключали между собой пари, сколько раз сумеет вынырнуть живучая девица, которую колотили по растрепанной голове кулаками и, подныривая, утаскивали под воду. Громкая матерщина и истошный визг утопленницы вывели из себя даже меланхоличного дядю Гришу. Они втроем резались в очко по маленькой.
– Чего-то они там оборзели, – заметил он ворчливо. – Надо кому-то сплавать, а то Михалыч разорется.
Будка директора действительно уже торчала в окне.
– Сами не успокоятся, – поддержал дядю Гришу богатырь Миша. – Завелись не на шутку.
– Ладно, – сказал Камил. – Я слетаю, я ведь самый молодой.
Прыгнул в лодку, догреб до игрунов, ухватил утопленницу за волосы, но загрузить ее в лодку не удалось. Девица не подавала признаков жизни, только пускала пузыри, смешанные с водорослями, а озорники хватали ее за ноги и не пускали. Один подтянулся на борту и азартно прогудел:
– Счас и тебя мокнем, спасатель хренов!
Пришлось хрястнуть дебила веслом по башке. От изумления братва рассыпалась, и Камил выгреб на чистую воду. Девицу так и волок за бортом, как старик Хемингуэй свою огромную рыбину. На берегу начал делать ей искусственное дыхание, подоспел Миша со своими советами, которые у него были всегда в одном ключе.
– Ишь ноги раскинула, бесстыдница… Вставь ей, Серый, враз опамятуется.
Наконец девица открыла глаза, увидела над собой ангельский лик и по-настоящему испугалась.
– Где я? – спросила простуженным голосом. – Опять в ментовке?
– Благодари бога, что не у рыб в гостях, – усмехнулся Камил, слезая с утопленницы. Повылезшая из воды братва окружила их плотным кольцом, издавая угрожающие восклицания. Отчетливее всего звучало: – «Урыть гниду!» – и еще: – «Вована обидел, подлюка!».
Но напасть почему-то не решились, хотя было их не меньше десятка. Пообещали рассчитаться позже.
Девица увязалась за Камилом и Мишей, подвывала жалобно, гримасничала. Дядя Гриша ее пожалел, налил стопку.
– За что они тебя, девонька?
– Скоты! – от водки она заново прослезилась. – Они же все чокнутые. Вован сказал, у меня спидяка, они и поверили. Уроды! Можно я у вас побуду? Не хочу к ним.
– Конечно, побудь, – разрешил Миша. – Кстати, с тебя сто баксов за услугу.
– За какую услугу?
– Как за какую? За спасение утопающих на воде. А ты как думала? Бесплатный сыр токо в мышеловке.
Беженка Галина поманила Камила от сарая, он пошел к ней, предчувствуя недобрый разговор. Он вообще за нее беспокоился. Она была явно не в себе со вчерашнего. Он заглянул к ней после работы, как у них повелось, но вместо отдыха получилась тяжелая семейная сцена. Галина пыталась его о чем-то предупредить, но не договаривала, хитрила, потом обрушилась с обвинениями, что он, дескать, поломал ее жизнь (когда только успел за несколько дней), и металась по квартире как подраненная птица, а он ничем не мог помочь, по той простой причине, что зомби это несвойственно.
– Тебе чего, Галь? – ласково спросил Камил, глядя на нее с соболезнованием.
У несчастной беженки вокруг глаз набрякли темные круги, щеки втянулись, казалось, за ночь сбросила половину веса. Вдобавок ее трясло, как в лихорадке.
– Кого притащил? – прошипела злобно. – Не совестно тебе? Прямо у меня на глазах.
Камил искренне удивился.
– Ты что, Галь? Это же утопленница.
– Ах, утопленница! Поздравляю. Вон их сколько на пляже, утопленниц этих. Чего же эту выбрал? Это же Нюрка с Бирюлева. Наводчица. У нее сифилюга в последней стадии. Скоро нос провалится. Хочешь подцепить?
– Надо же… А она сказала – спид.
– Да у нее весь букет под юбкой… Сереженька, миленький, тебе меня вовсе не жалко, да?
– Очень жалко, Галь… поверь, мне до нее никакого дела нет.
– Зачем же из воды вытащил?
– Ну как же, Галь? Тонула. Живая душа. И потом, меня же по контракту спасателем оформили.
– Ах, спасателем! – беженка залилась слезами, будто сразу два крана прорвало.
Камил неловко ее обнял, погладил по пушистой головке.
– Перестань, Галя, глупо же. Стоит ли убиваться из-за какой-то пляжной девчонки.
– Я убиваюсь не из-за девчонки.
– Из-за чего же?
– Они нас убьют, Сережа, они нас обязательно убьют. Но мне нельзя умирать.
– Ты не умрешь, не говори ерунды.
– Сереженька, ты ничего не знаешь. Может быть, я не та, за кого меня принимаешь. Может быть, я подлая.
Камила утомил пустой разговор. Да и слишком много глаз смотрело в их сторону. В том числе укоризненный взгляд Ивана Михайловича, вышедшего на крыльцо с папиросой. И еще высокий блондин на пляже, тезка, который, потеряв его из виду, зашел в воду, откуда открывался более широкий обзор. С этим молодым мужчиной они, можно сказать, почти подружились, хотя за несколько дней не обменялись парой слов. Сыщик был лишь одной из теней, стоящих за спиной у Камила, но, в отличие от других, доброжелательной тенью, не внушающей опасений. Напротив, эта улыбающаяся тень в ближайшие часы должна была оказать ему важную услугу.
– Галя, ответь, пожалуйста, ты веришь мне?
– Нет, но я люблю тебя.
– Тогда слушай внимательно. И прекрати реветь. Те люди, которых ты боишься, не смогут причинить нам зла, если выполнишь все, как скажу.
Беженка насторожилась, услышав незнакомые, суровые нотки.
– Да, коханый?
– Сегодня ты не вернешься домой.
– Поедем к тебе?
– Нет, ко мне не поедем. Отсюда отправишься на вокзал, купишь билет и сядешь в поезд на Петербург. Там снимешь комнату и будешь жить тихо, как мышка, пока не получишь от меня весточку.
От удивления у нее высохли слезы, а в груди поместился будто ватный ком.
– Но как же?..
– Ничего не как же.
– Сережа, ты что? И домой нельзя заскочить?
– Нет, нельзя. Только смотри, чтобы никто за тобой не увязался. Сколько у тебя денег? На билет хватит?
– На билет? Сережа, ты с ума сошел?
Но она видела, что он не сошел с ума, и уже внутренне подчинилась. Больше того, почувствовала вдруг огромное облегчение, словно долго карабкалась в гору, выбилась из сил, и наконец кто-то сердобольный дал ей пинка – и она покатилась вниз.
– Спрашиваю, хватит или нет?
– На билет хватит, но…
– Я пришлю перевод на Главпочтамт… на первое время.
– Сереженька!
– Все, Галя. Заболтались мы с тобой. Хочешь жить, сделаешь, как сказал.
Повернулся, чтобы уйти – холодный, сразу ставший чужим, – но она удержала его за руку. С упавшим сердцем спросила о главном:
– Сереженька, как же ты найдешь меня?
Улыбнулся уже издалека:
– Не сомневайся, Галчонок. Россия – маленькая страна.
Одетый в полувоенный френч, с медицинским саквояжем в руке Сидоркин важно вступил в офис «Топаза». От конторки к нему приблизился пожилой охранник с автоматом через плечо. Пылающий взгляд выдавал в нем особиста, не дослужившегося до майора. Сидоркин предъявил документ, который по тщательному размышлению выбрал для ответственного визита: удостоверение санитарного врача Похлебкина Иннокентия Львовича. На фотке Сидоркин пучил глаза, как при базедовой болезни.
– Ну и что? – спросил охранник, ознакомясь с удостоверением. – Чего надо-то?
– Бубонная чума, – коротко ответил Сидоркин. – Пять случаев за неделю. Проверяем сомнительные объекты.
– У нас сомнительный объект?
– Выше среднего, – сказал Сидоркин. – Инструкция Минздрава за номером восемнадцать. Прошу выделить сопровождающего.
– Ни хрена себе… – охранник, ошеломленный, вернулся в стеклянную конторку и минуты три с кем-то советовался по телефону. Видно, получил нагоняй за дурость, потому что изменился в лице и лишь односложно отвечал: – Есть! Да, понял… Нет, не выжил!
Вернулся к Сидоркину злой. Велел поднять руки.
– Не имеете права, – возразил Сидоркин. – На сотрудников санитарной службы распространяется Венская конвенция, – но спокойно дал себя обыскать.
– Там что? – охранник ткнул пальцем в саквояж.
– Бомба, – сказал Сидоркин, криво улыбаясь.
– Откройте.
– Пожалуйста. Но это уже превышение полномочий. Статья УПК.
Охранник небрежно поковырялся в бумагах, бинтах, склянках, заинтересовался прибором, напоминающим мобильную трубку, но меньшего размера.
– Это что?
– Датчик Пауэра. На вирусы реагирует. Да вы хоть имеете представление, товарищ, что такое бубонная чума?
– Имею, товарищ. Ее у нас в конторе навалом. Иди, ищи.
В прихожей появился мужчина лет тридцати, приодетый под офисного служащего – в строгом костюме, с кожаной папкой в руке. Его принадлежность с