Сэлзник, крупный, высокий мужчина ростом более шести футов, стоял на высокой огороженной платформе и давал указания по подготовке к съемкам. И как только заработали моторы цветных кинокамер, Сэлзник велел своим людям открыть газовую форсунку, и пожар Атланты начался.
Взметнувшиеся языки пламени уничтожали фасады домов-декораций, изображавших Атланту времен Гражданской войны. Дублеры исполнителей ролей Ретта и Скарлетт взобрались на повозку и погнали ее вдоль ряда горящих домов. Пот струями лился по лицу Сэлзника, и он снял очки, чтобы протереть их. Его ассистент, однако, уверял, что на самом деле босс просто плакал от радости, что съемки наконец-то начались, пусть и без законченного сценария и даже без Скарлетт О’Хары.
Сэлзник стоял так некоторое время, наблюдая, как пламя пожирает остатки декораций. Задний двор студии представлял из себя в тот момент скопище людей и пожарного оборудования. И вдруг, надев очки, Сэлзник увидел женщину в черном платье и черной шляпе с широкими полями, поднимавшуюся к нему на платформу. Позади нее шел брат Сэлзника — Мирон, агент многих актеров. Поднявшийся ветер взметнул пламя, приблизив его почти к самой платформе. Женщина отвернула голову в сторону и придерживала шляпу, подходя к Сэлзнику, и потому он не мог видеть ее лица.
— Ну, гений, — сказал Мирон, — я хочу познакомить тебя с твоей Скарлетт О’Харой.
Сэлзник изумленно и недоверчиво уставился на женщину, когда она, повернувшись к нему лицом, откинула голову и сдвинула свою широкополую шляпу назад, так что ее темные волосы теперь свободно развевались на ветру. Это действительно была Скарлетт О’Хара — английская кинозвезда Вивьен Ли.
Сэлзник даже не вспомнил, что еще в феврале 1937 года Хей Браун прислала ему пленку фильма «Пламя над Англией» с Вивьен Ли в главной роли. Англичанка привлекла внимание Кей своей способностью излучать шарм и женственность, оставаясь при этом натурой сложной и неоднозначной. Актрису с такими качествами и искал в то время Сэлзник. Получив пленку, он телеграфировал Кей Браун: «Я не в восторге от Вивьен Ли, хотя до сих пор не видел даже ее фотографии. Вот скоро посмотрю присланный вами фильм, тогда и подумаем о мисс Ли». Фильм, однако, Сэлзник так и не посмотрел, поскольку был убежден, что приглашать англичанку на роль Скарлетт не следует.
На скорую руку сделали фотопробы мисс Ли. Все были без ума от нее, и когда Сэлзник сам увидел кадры, он был просто счастлив. Оставалось, однако, еще препятствие: сможет ли мисс Ли освоить южное произношение. Сью Майрик приступила к делу, и через три дня Вивьен Ли вновь прошла кинопробы. И когда посмотрели эту пленку — сомнений больше не оставалось: Скарлетт О’Хара наконец-то была найдена.
Фотографии Вивьен послали Пегги, предложив также направить и пленку с кинопробами английской актрисы. Пегги, однако, решила пленку не смотреть из опасения, что если вдруг что-нибудь случится и решение придется поменять, то как бы ей не оказаться втянутой во все «киношные» дела. А кроме того, она вполне доверяла мнению Сью Майрик, считавшей Вивьен Ли изумительной Скарлетт.
Не ответила Пегги и на вопрос, заданный ей Сэлзником: похожа ли Вивьен на ту Скарлетт, которую представляла себе Пегги, создавая этот образ? На вопрос Сэлзника Пегги не ответила, но в письме к Лу написала, что была поражена, увидев фотографию мисс Ли, присланную ей: англичанка была удивительно похожа на Маргарет Митчелл, какой она была в двадцать лет.
Поскольку 26 января съемки «Унесенных ветром» все-таки начались, Пегги с интересом следила за их ходом и была безутешна, узнав три недели спустя, что кинокамеры на съемочных площадках бездействуют, — вспылил режиссер Джордж Кьюкор.
Пегги прочитала об этом в колонке Луэллы Парсонс, прежде чем узнала подробности от Куртца и Сью Майрик, и тут же отправила телеграмму Сью. Ответ пришел через два дня:
«На сегодняшний день это действительно так; Джордж, наконец, рассказал мне все… Мы сели, и он стал говорить «не для печати», а просто потому, что я ему нравлюсь и он чувствует свою ответственность за то, что поставил меня в неприятное положение, и потому он хотел бы, чтобы я знала правду… Джордж сказал, что он честный ремесленник и не будет заниматься делом, не будучи уверенным, что это дело стоящее, и он чувствует, что сейчас он делает не то, что нужно.
Целыми днями, сказал Джордж, он просматривал отснятые кадры и пришел к выводу, что они слабые. Он знал, что он хороший режиссер и что актеры у него хорошие, и тем не менее вещь не получалась такой, какой она должна быть.
Раз за разом он убеждался, что сценарий слаб… Дэвид решил, что сам напишет его, и стал говорить помощнику сценариста и Гаррету что писать. Они сделали все, на что были способны, хотя возможности их были ограничены. Джордж день ото дня все чаще и чаще брал сценарий и сравнивал вариант Сэлзника — Гаррета с вариантом Хоуарда, всякий раз тяжело вздыхал и старался всюду, где только можно, вернуться к сценарию Хоуарда. Однако редко в какой сцене ему это удавалось…
И вот Джордж прямо сказал Дэвиду, что не будет дальше продолжать работу, если они не вернутся к сценарию Хоуарда, который намного лучше нынешнего. В ответ Дэвид заявил, что Джордж — режиссер, а не автор, но он, Дэвид — продюсер, следовательно, ему и судить, что такое хороший сценарий (или что-то в этом роде). Тогда Джордж сказал, что он действительно, режиссер и хороший режиссер, черт побери, и что он не позволит унизить свое имя из-за такого вшивого фильма, и что если они не вернутся к сценарию Хоуарда (только сделав его короче), то он, Джордж, уходит. И тут упрямый Дэвид сказал: «О’кей, уходи».
Следующей новостью, дошедшей до Пегги, была та, что Кларку Гейблу предложили выбрать одного из троих режиссеров взамен Кьюкора и что Гейбл выбрал Виктора Флеминга, у которого годом раньше снимался в фильме «Летчик-испытатель». Сэлзник отдал право выбора режиссера Гейблу потому, что тот был сердит на Кьюкора: по мнению Гейбла, исполнительницам женских ролей тот уделял гораздо больше внимания, чем ему — исполнителю роли Ретта.
Флеминг прочитал сценарий, и его первое замечание по этому поводу было следующим: «Дэвид, твой сценарий — дерьмо». И Сэлзнику ничего не оставалось, как решить: или приглашать другого сценариста, или вернуть к работе Хоуарда.
Сью Майрик и Куртц так запутались во всех этих хитросплетениях ежедневных интриг и кризисов, что никто из них ничего не написал Пегги о дальнейшем развитии событий.
Наконец 11 марта Пегги сама пишет Куртцу, спрашивая, готов ли сценарий, поскольку в театральной газете она прочла, что последний из приглашенных сценаристов отказался работать «с колес», сказав, что ему необходимо по крайней мере дней десять для подготовки. Из всего этого Пегги сделала вывод, что сценарий вообще не готов. И еще она слышала, что Роберт Бенчли — один из тех писателей, которых прочат на место сценариста. Все это заставило ее подумать, писала Пегги, что «Уильям Фолкнер и Эрскин Колдуэлл скорее всего тоже успеют поработать над сценарием до того, как это дело закончится».
Но ни один из них не был использован Сэлзником, уже пригласившим к тому времени писателя и режиссера Бена Хекта. В течение двух недель Хект работал день и ночь, пока, наконец, не свалился с ног от истощения и не оказался в больнице. Основная заслуга Хекта была в том, что он вновь вернулся к идее Хоуарда, от которой в свое время отказались и которая состояла в том, чтобы использовать титры в качестве своего рода хронологических вех фильма.
12 марта Сью Майрик сообщила Пегги, что драматург Джон Ван Друтен и сценарист Джон Балдерстон, написавший для Сэлзника сценарий фильма «Заключенные Зенды», работают сейчас над сценарием. «У нас уже есть 60 страниц с пометками «окончательный вариант», — писала Сью, — но через каждые несколько дней мы получаем по нескольку розовых страничек, помеченных «замена в сценарий», и нам приходится вырывать желтые страницы из сценария и вставлять розовые. И теперь со дня на день мы ожидаем страниц голубых или оранжевых».
Флеминг тогда же обратился к Сью и попросил ее дописать несколько дополнительных диалогов, сказав ей при этом: «Видит Бог, у них уже было пятнадцать писателей», и если бы и она попробовала приложить к этому руку, возможно, у нее получилось бы «не хуже, чем у других!»
Съемки возобновились 3 марта, через семнадцать дней после ухода Кьюкора. Флеминг снимал сцену за сценой, ее имея ни малейшего представления о том, что из всего этого выйдет, и не придется ли менять последовательность событий, если вдруг появятся новые страницы в сценарии.
«Сидней Хоуард возвращается к работе!» — торжествующе написала Сью Майрик 9 апреля в письме к Пегги. «Я даже приблизительно не могу сказать, сколько людей в общей сложности участвовало в написании этого сценария… Хоуард будет, наверное, шестнадцатым, если не двадцатым».
В ответ Пегги писала: «Я совсем не удивилась, узнав, что сценарий всех шестнадцати авторов отброшен и что первоначальный вариант мистера Хоуарда пущен в работу».
Хоуард переработал весь сценарий за пять недель, и когда он вновь зашел попрощаться к мисс Майрик, то сказал ей, что никогда не сомневался в том, что Сэлзник переделает сценарий, а затем вновь позовет его, Хоуарда, чтобы еще раз переписать все. Сью также писала, что новый вариант сценария на 50 страниц длиннее первоначального и что экранное время фильма приближается к четырем часам. Луис Майер, услышав об этом, прокомментировал это так: «Даже Христа побили бы камнями, вернись он на землю и проговори четыре часа подряд».
Сэлзник оставил без изменений большую часть первоначального сценария Хоуарда, и по этому поводу и Куртц, и Сью написали Пегги восторженные письма. Сью писала: «Массовые сцены в фильме так хороши, что напоминают мне сцены из фильма «Рождение нации». А сцена в госпитале, с доктором Мидом и Скарлетт, ухаживающей за ранеными, необыкновенно трогательна».
Пока шли съемки фильма, почти невозможно было найти журнал, который не печатал бы какую-нибудь несанкционированную статью или слух о Пегги, или об одном из исполнителей, или о самом Сэлзнике. И на фоне этой лавины публикаций Джинни Моррис решила, что настало подходящее время для ее собственной статьи, о которой она договаривалась с журналом «Фотоплей» еще два года назад.