Взгляд собеседника почти ничего не выражал – так, только едва уловимый намек на снисходительную жалость. Да и Владимир Александрович ограничился коротким выдохом:
– С-сукины дети…
Оба были серьезными специалистами.
И понимали, что в зените их профессиональной славы обычно бывает слишком жарко. Люди там долго не выживают…
Четверть пятого по Москве
Пролог
И сюда нас, думаю, завела не стратегия даже, но жажда братства; лучше в чужие встревать дела, коли в своих нам не разобраться.
Кавказ – это горы и пыль. Много пыли…
Жирная, раскаленная, пропитавшаяся кровью и машинным маслом, она повсюду. И даже ночью, когда на перевалы обрушивается ледяной, звенящий в немыслимой темноте вечер, пыли не становится меньше. Просто ведет она себя еще злее и беспощаднее.
Как и те – которые там, в горах. Непокорные и непокоренные… бандиты? Партизаны?
Слова! Слова, слова…
– Потом разберемся!
– Ты сказал чего-то, командир?
– Нет, я так…
Привычки рассуждать вслух лейтенант Бурный за собой никогда не замечал. Но надо же – докатился! Все горы эти, мать их…
Броня уже остыла, и хотелось спать.
А еще хотелось домой, но это было совсем уж нереально: как, например, дожить до ста лет или выиграть в «Поле чудес».
– Скоро стемнеет.
– Да, двинулись… Командуй!
Рябоватый прапорщик сплюнул на тлеющий между камней окурок, сдвинул за спину автомат и, подтянувшись на поручне, рявкнул:
– Хорош дристать, салабоны! По местам!
Собственно, те, кто хотел, уже давно оправились.
– Готов?
– Так точно! – Из кабины КамАЗа вытянулась щекастая рожа, плотно всаженная в узкий промежуток между парой ефрейторских погон.
– Смотри, Сидоров! Проверь, я сказал…
– Есть…
Ефрейтор был из старослужащих, дисциплину понимал, но и рвением особым не отличался. Что-то мерно дожевывая, он вылез на дорогу, обошел тентованный кузов. Вернулся:
– Нормально, командир!
– С-сукин сын… – процедил, покосившись на Бурного, прапорщик. Тот сделал вид, что не замечает некоторых отклонений от устава:
– Можем ехать?
Лейтенант уже запрыгнул на броню и обращался к пристроившемуся рядом переводчику из местных.
Дождался молчаливого кивка.
– Давай!
БТР с ревом выпустил в боковое стекло пристроившегося сзади грузовика вонючее облако сизого дыма. Рванул вверх, по разбитому миллионами колес серпантину:
– Эй, полегче!
Водитель все равно ничего не слышал, поэтому тем, кто сидел снаружи, оставалось только крепче цепляться за скользкий от пыли металл:
– Остановимся – ноги за такую езду вырву! – рискуя прикусить язык, проорал на ухо Бурному прапорщик.
Лейтенант ничего не имел против:
– И не только ноги… Как – нормально?
– Нормально! – клацнул зубами переводчик.
На вид ему было лет тридцать: нос с горбинкой, густые брови, борода. Старый милицейский камуфляж без знаков различия, автомат – тяжелый, с потертым деревянным прикладом. Противогазная сумка – после недавнего привала Бурный знал, что кроме двух «лимонок» и кое-какой жратвы в ней помещается множество необходимых на войне мелочей… Пахло от переводчика костром и оружейным маслом.
– Не отставай! – Прапорщик умудрился вытянуть через люк шнур с микрофоном. – Держи дистанцию, мать твою, Сидоров!
Грузовик с осторожным водителем шел в полусотне метров сзади, то и дело исчезая за поворотами горной трассы.
– …онял, командир! Все в порядке!
С каждым километром дорога становилась все хуже. Пришлось постепенно сбросить скорость.
– Далеко еще?
– Часа два. Примерно…
Обочины не было, кое-где молчаливые откосы почти смыкались, не оставляя возможности разъехаться даже паре легковых автомобилей.
Наступали короткие южные сумерки, и вполне разумным представлялось – зажечь фары.
– Стой!
Только что миновали очередной знак, один из многих, уже примелькавшихся – «Осторожно: камнепад!» – и вот на тебе:
– Что там?
– Внимание всем!
Да, это очень походило на засаду.
Рычание двигателей почти заглушило остальные звуки: разворот башни, задравшей куда-то вправо настороженный хобот ствола, щелчки предохранителей и затворов.
Как и все, лейтенант ощупывал взглядом нависшие с обеих сторон горы – медленно, вслед за пламягасителем автомата.
– Не пройдет грузовик, – Каменная осыпь неправильным полукругом вылезала почти на середину дороги. – Чистить надо!
– Ох, е-мое! До утра работы…
– Щас посмотрим, – на перевалах это было делом довольно обычным, хлопотным, но не опасным, поэтому прапорщик спрыгнул с брони:
– Сидоров! Давай сюда… Лейтенант, а ты пока горы держи, на всякий случай.
– Понял. – Бурному не надо было объяснять, что имел в виду прапорщик. Поудобнее пристроив «калаша», он взял под контроль свой, левый сектор – вправо смотрел ствол БТРа.
– Сидоров, мать твою! Шевелись…
– Да иду я, иду!
Лейтенант пожалел, что нет прибора ночного видения – в инфракрасных лучах все живое и теплое обнаружило бы себя моментально. А так…
– Что скажете?
Получилось, что Бурный смотрит на переводчика сверху вниз – бородач успел вслед за прапорщиком соскочить на землю и стоял теперь, привалившись спиной к зеленому борту бронетранспортера.
– Насчет вот этого – что скажете?
Переводчик неторопливо пожал плечами и перевел настороженный взгляд с осыпи на горы:
– Плохо.
– Да ерунда! Не так уж… – ефрейтор Сидоров, на правах старослужащего, особо не церемонился. – За полчаса-час управимся, если вместе. Дружненько так.
Бурный кивнул, подумав, что все-таки это очень неплохо – быть офицером:
– Оставь одного бойца в кузове, на шухере. Остальных – забирай!
– Есть… товарищ лейтенант.
Взводный свесился в люк:
– Эй, в коробочке! Ты здесь сиди, смотри в оба. А вы двое – вперед, на субботник… Мужские игры на свежем воздухе.
Дождавшись, когда личный состав отправится по назначению, лейтенант закурил.
– Будешь?
– Нет, у меня папиросы.
– Как знаешь… – Бурный с удовольствием отправил бы местного бородача вперед, с солдатами, но потом решил не связываться. – Скоро совсем ни хрена не увидим! Эй, курортник, заснул?
– Никак нет! – отозвался откуда-то из чрева БТРа оставленный на посту солдат.
– Посвети-ка им – скоро?
Мощный луч фары выхватил ломаным эллипсом кусок пространства: полдюжины фигурок, в две цепочки передающих друг другу камни, поверхность трассы, уже расчищенная для проезда…
– Как дела?
Одна из фигур обернулась, прикрывая глаза от пронзительного света:
– Нормально! Даем стране угля – мелкого, но много.
– Может, подменить кого? – Ясно, что Бурный имел в виду не себя, а тех, кто сейчас вместе с ним «прикрывал» горы.
– Да нет. – Прапорщик уже адаптировался к почти театральному освещению и убрал от лица исцарапанную руку. – Дело к концу, кажется.
– С вами бы быстрее управились, товарищ лейтенант! – не удержался наглый Сидоров. Он как раз отпихнул от себя пудовый обломок скалы и теперь наслаждался паузой. – И насчет местного нашего друга – тоже…
Офицер приготовился было матюгнуться, но в этот момент на трассу обрушился грохочущий шквал огня.
Первыми, как плохие актеры на залитой светом сцене, попадали те, кто разбирал осыпь, – они были слишком удобными мишенями для тех, кто выжимал сейчас смерть из спусковых крючков. И солдаты, и прапорщик погибли мгновенно – только везучий Сидоров дернулся было к сложенным в кучу автоматам, сделав в этой жизни на два шага больше своих товарищей… но и его дородное тело прошила длинная злая очередь.
Харкнул гранатомет, прошив беззащитный почти бок бронетранспортера. Взрыв распотрошил внутренности боевой машины, смешав их с останками не успевшего ничего понять мотострелка. Тот же взрыв сбросил на землю с брони безжизненное уже тело лейтенанта Бурного – с двумя пулями в голове и одной под сердцем.
Офицер упал рядом с переводчиком, и тот, прежде чем погибнуть, успел наполовину опустошить магазин своего автомата – туда, вверх, навстречу беспощадным огненным стрелам.
Дольше всех продержался тот, остававшийся в кузове грузовика, – пули рвали со всех сторон грязный брезент, осыпали стекла кабины, уродуя металл… А он все поливал из пулемета обступившую со всех сторон темноту, пока не ткнулся окровавленным лбом в приклад.
Некоторое время было тихо.
Потом зашуршали камешки под множеством ног, и к мертвому, беззащитному уже каравану спустились люди. Сноровисто, закинув за спину не успевшее еще остыть оружие, они выгрузили и унесли куда-то мешки, ящики и пестро оклеенные коробки из КамАЗа, молчаливо сокрушаясь по поводу мокрых кровавых пятен и пулевых отверстий в материи и картоне.
Кто-то собрал бесхозные теперь автоматы, кто-то опустошил пистолетные кобуры – лейтенанта и прапорщика…
Нападавшие исчезли так же стремительно, как появились – в никуда и из ниоткуда.
Только один остался – черный, носатый, он молча опустился на корточки между задранных к небу рифленых колес тлеющего БТРа. Замер, спокойный и равнодушный, как горы. Прикрыл глаза… Слился с камнями.
– Эй, ты где?
– Здесь.
Все-таки он первым заметил подошедших.
– Ну? – Их было двое, явно не местные. Первый – постарше и покрупнее, блондин. Второй – худощавый, с усиками на умном лице городского парня. Вооружены. Одеты почти по-армейски, как, впрочем, одеваются теперь в горах все.
– Смотри! – носатый протянул серую книжечку, упакованную в целлофан.
– Удостоверение личности… – прочитал блондин. Говор у него был среднерусский, невыразительный. – Бурный Леонид Федорович. Лейтенант… Добро!
– Где он? – поинтересовался молодой.