Горец качнул бородой.
– Этот? – равнодушная рука перевернула покойника на спину.
– Точно – он, – сверившись с фотографией, кивнул блондин, хотя чем он руководствовался, делая заключение, понять было сложно – все-таки две пули в голову, вместо лба кровавая каша…
– Отлично! Значит, теперь дело остается за… Ого?
Со стороны осыпи послышался короткий, но явственный стон.
– Ну-ка…
Тот, что постарше, тренированно проскользнул по открытому пространству и оказался на самом краю осыпи.
Снова стон – уже сильнее, отчетливей.
– A-а, вон ты где!
Каменная ложбинка была совсем крохотной, и трудно понималось, как в ней умещается дородное тело ефрейтора.
– Живой?
Сидоров открыл глаза, почти осмысленно выделил: русская речь, короткий и светлый ежик под камуфлированной «афганкой»… Шевельнул губами.
– Что, братан?
– Ребята… свои… А наших всех… Врача бы…
– Очень жаль! – покачал головой появившийся рядом, тот, что помоложе. Вопросительно глянул на командира.
– Конечно!
Молодой поднял руку с пистолетом и дважды выстрелил в голову раненого:
– Прости, Господи…
Белобрысого слегка покоробило, но, возвращаясь к останкам бронетранспортера, он ограничился нейтральным:
– Живучий у нас народ все-таки.
И ожидавшему их бородачу послышались в голосе говорившего нотки законной гордости… Еще несколько часов на перевале было темно, потом стремительный рассвет дал начало новому дню. Часы на руке мертвого прапорщика не остановились и продолжали отсчитывать время. Сейчас на них была четверть пятого. По Москве…
Впереди, на Невском, опять что-то стряслось.
Ошалевшие от жары и бестолочи водители тупо давили на газ, чтобы на первой передаче проскочить пару метров – и тут же затормозить, матерясь и плача. Машины рычали, отплевывались бензиновой дрянью и норовили налезть друг на друга: за светофором уже звенели разбитые стекла и словесная перепалка двух неудачников неотвратимо перерастала в рукопашную.
– Что там?
– Не знаю! Перекрыто… – отмахнулся прохожий и проскользнул между автобусом и «Волгой» в метро.
– Счастливчик! – вздохнул Виноградов. И попутал ведь бес потащиться сегодня «на колесах»… Потом можно ведь было по набережной, в объезд – чуть подольше, но без сюрпризов. Если так уж не хочется общественным транспортом. Пиво, опять же… Пока милицейская ксива грела карман, на тему некоторого употребления алкоголя за рулем можно было смотреть философски, брат-гаишник своих не обидит. А теперь? Да ну! Лишний геморрой и головные боли.
Владимир Александрович выключил приемник – легкая эстрадная музыка несколько притомила, а от грядущих новостей положительных эмоций ожидать не приходилось. Разве что если получать злорадное удовольствие от того, что кому-то где-то еще хуже, чем тебе? Но уж таким извращенным гурманом Виноградов не был: на чужой беде в рай не въедешь…
Встречный поток автомобилей шел беспрепятственно, в нужную же сторону пропускали по одной полосе. Потому и пробка! Это Владимир Александрович понял, как только проскочивший узкое место «икарус» открыл обзор. Разглядеть, из-за чего, собственно, перегородили почти половину проспекта, все равно не удавалось, видны были только разнообразные и разнополые спины толпящихся почти под колесами зевак.
– Что там такое? Кино, что ли, снимают? Или очередные приколы для телевизора? Нашли, блин, время… И место!
Как назло, прямо перед капотом виноградовской «пятерки» опустился полосатый жезл:
– Стоп!
Кого-то опять пропускали, кажется, «скорую помощь».
– Что случилось-то? Сказать можешь?
Потный, задерганный старшина хотел было привычно отлаяться, но узнал:
– О! Владимир Саныч!
– Привет, Виталик…
– Это ты очень удачно… Куда сейчас?
– На «Динамо».
– До Попова подбросишь? В Управление?
– Прямо сейчас?
– Две минуты! Предупрежу только. А то наша дежурная укатила…
Сзади кто-то нетерпеливо просигналил.
– Я те щас бибикну! Так что?
– Нет проблем. Только с дороги откачусь. – Виноградов втянул голову обратно в салон и с удовольствием вытеснил несколько любопытствующих личностей из пространства между патрульным уазиком и красным «фордом» криминалистов.
Припарковался. Вышел, защелкнул замок.
– День добрый! Присмотрите пока. – Тон у Владимира Александровича был свойский, деловой. Даже притворяться особо не пришлось – худо-бедно десять лет оперской работы, поэтому милиционер из новичков только кивнул в ответ, приподнимая желтый сегмент металлического ограждения.
– Да-а…
Это было уже слишком – даже для привыкшего к радикальным бандитским разборкам Питера. Сказать, что шикарный, один из самых дорогих в городе ресторанов разгромили – значило не сказать ничего: ресторана просто больше не было. Со стороны толпы картину несколько прикрывали две осевшие перед тем, что некогда считалось дверью, иномарки – БМВ и «порш» с откидным верхом. Остатки стекол, рассыпанные повсюду мелким блестящим крошевом, клочья обивки, смятый металл. Колеса, судя по всему, рубили топором.
От края тротуара начиналось самое страшное – два белых, наспех очерченных силуэта на асфальте, неблизко один от другого. Быстро потемневшие и начавшие уже покрываться назойливым летним пухом пятна крови – много, много больше, чем должно было бы их быть при таком количестве трупов.
– Раненых всех отправили? – вскользь, как бы по ходу дела, поинтересовался Виноградов у сыщика с толковыми, хоть и красными от пьянства глазами.
– Да, уже, – подтвердил его догадку сотрудник доблестного, но доверчивого уголовного розыска.
– Трупов сколько? Два?
– А там? – брови виноградовского собеседника поползли вверх. – Ты чего!
– Я про уличных, те мне – до этого самого… – нахально вывернулся Владимир Александрович.
– А-а… – мотнул головой привычный к милицейскому бардаку оперативник. – Уличных – двое.
Помещение, где еще пару часов назад имел место быть шикарный кабак, напоминало теперь развороченный оскал сифилитика: ни одной целой вещи, от бокала с фирменным значком до никелированной барной стойки – все раскрошено, опрокинуто, свалено в кучу и наоборот – разметалось в бесформенно-страшном пространстве. На месте дымчатого витража, новой городской достопримечательности работы славного нашего, но, естественно, бывшего соотечественника – рваный кусок штукатурки.
И – пятна, пятна, пятна…
– Ты где, Саныч? Едем? – вынырнул справа Виталик.
– Да, конечно.
Запруду транспортную они миновали быстро – еще бы, с инспектором Государственной автомобильной инспекции-то на переднем сиденье!
– Что скажешь? Видал?
– Впечатляет. Сколько там народу легло?
– Девять убитых только! – вроде как даже почти похвастался Виталий. – И ранено десятка два.
– Бомба?
– Нет, Саныч… – Они только что миновали Дворцовый мост и ушли теперь вправо по Стрелке. – Круче! Налетела команда, человек двадцать… Может, больше – разное говорят. Сначала постреляли, потом – кто что: одни внутри крушили, другие снаружи. Швырнули лимонку напоследок – и тю-тю…
– Уехали?
– Рассеялись, Саныч! В разные стороны.
Это было разумно – уходить мелкими группами, по два-три бойца, а то и в одиночку. С заранее продуманными маршрутом, легендой, алиби…
Перескочили на Петроградскую.
– «Старышевские»? Или «поволжцы»?
Эти преступные сообщества были организованы лучше других, с военной почти дисциплиной и головастыми ребятами в «штабе». Они такое вполне могли провернуть…
– Ребята из РУОПа приезжали. Говорят, что… – Виталию очень хотелось блеснуть информированностью. – Говорят, кабак черные держали.
– Горцы? – Владимир Александрович предпочитал избегать унизительных прозвищ, пользуясь терминологией, принятой для обозначения разнообразных группировок и банд в оперативных документах. – Тогда вопросов нет!
Все, кому надо, знали, что недавно у лидера третьей в городе по влиянию преступной организации, так называемой «поволжской», Славы Бурного на Кавказе убили брата. Младшего, любимого в семье, закончившего только-только училище и вопреки советам разумных людей укатившего добровольно на очередную нашу внутреннюю войну. И не просто убили, а так, что… Виноградов видел фотографии в газете – не для слабонервных! Непонятно даже, как напечатали…
И погиб лейтенант Леонид Бурный, по стечению обстоятельств, усмиряя как раз тех самых горцев, соплеменники которых крепко оседлали изрядный кусок питерского криминального бизнеса – казино, наркотики, фрукты…
Началось все стихийно, с разгрома нескольких вокзальных киосков, когда гроб привезли в город. С похорон уже, не совсем стихийно, рванули разгоряченные «поволжские» бойцы на соседний рынок – устроили бойню, покалечив всех, отличавшихся цветом волос и формой носа. Двое торговцев скончались в больнице – и горцы ответили… Счет убитым почти мгновенно, за несколько дней и ночей перевалил за десятки: горели машины, кафе, общежития… Слава Бурный перестал сдерживать своих – даже для вида. «Поволжских» поддерживали почти все остальные славянски ориентированные группировки, и вскоре инцидент перерос в очередную этно-бандитскую войну.
Чуть ли не две недели милиция стояла на ушах – вызвали подкрепления, добрую дюжину ОМОНов со всей страны, спецназ, оперативников… Казалось – все, затушили! Нет, оказывается.
– Не могут, значит, уняться?
– Да, судя по всему.
– Бурного взяли, говорят?
– Нет, пока слухи…
Это, собственно, было неважно. «Поволжские» как значимая сила в криминальном раскладе города существовать перестали – слишком много их успокоилось навсегда, а еще больше – надолго, в медицинских учреждениях и за решеткой. Еще больше досталось горцам – кто не убит, бежал в Москву или еще южнее. Позавчера Виноградов с женой заехал на Правобережный рынок, так там со времен потопа не было так пусто и дешево: десяток фермеров из Ленинградской области да столько же бойких хохлушек, тетка из-под Тирасполя и еще персон десять…