– Потерпи ещё немного, и ты скоро всё вспомнишь, – услышал Степан его голос. – Самое страшное уже позади.
Шаман исчез, а Степан стоял с Кучумом и смотрел на звёздное небо, где сияла Одинокая звезда. Её мерцающий свет дошёл до Степана.
Слухи о том, что Степан с помощью сына начал вспоминать, что же с ним произошло, мгновенно распространились по селу. Это вызвало интерес у всех односельчан, и к Степану зачастили гости. Их интересовало буквально всё, но полностью своего любопытства они удовлетворить не смогли.
Как оказалось, каких-то моментов своего путешествия во времени Степан совсем не помнил. Не знал он и того, как там оказался. Не смог ничего ответить и о подвеске из мамонтовой кости, с которой ни на минуту не расставался и берёг её пуще собственного ока. Восполнить эти провалы своей памяти Степан пока не мог.
Вскоре он узнал, что в городе создана группа по поиску пропавшего мамонта, а спустя какое-то время в рубрике «Невероятно, но факт» появилась статья о Степане в республиканской газете. Его путешествие во времени журналист представил в виде сна. Он подробно рассказал о том, что со Степаном случилось, и в конце написал: «Было бы неплохо, если бы мы тоже хоть иногда могли совершать путешествия во времени. К сожалению, о возможности такого путешествия пока никто ничего сказать не может. И раз факты путешествия Степана Горохова никем не проверены и не подтверждены, можно считать – это всего-навсего фантастика».
Статья вызвала огромный интерес, Степану посыпались письма. Писали отовсюду, и несколько писем пришло даже из-за границы. Вначале он старательно отвечал на все послания корреспондентов, а потом дела передал Насте. Вскоре интерес к Степану в Алазеевске поднялся до невиданной высоты, посмотреть на него приезжали отовсюду. А спустя месяц в село приехал следователь из города, занимавшийся поисками пропавшего мамонта.
– Мы хотим вернуть Колымского мамонта. Лучше вас, Степан Иванович, никто его не знает, – услышал он от следователя. – Вы непонятным образом связаны со всей этой историей и, по нашему мнению, сможете оказать неоценимую помощь в расследовании. Тем более, что мы должны доказать, что это наш мамонт. Вы говорили, будто бы видели какие-то его особенности, так сказать, идентификационные признаки.
– Видел, и могу его узнать. А что разве Сычёв, Колотуев и Тагирян не могут помочь следствию? – спросил Степан следователя. – Они выкапывали этого мамонта, значит, видели его рядом. А я-то – на расстоянии, когда он был ещё живым, но тем не менее очень хорошо его запомнил.
Следователь сказал, что самого мамонта рабочие как раз не видели, так как его вытащили вмороженным в глыбу мерзлоты. А когда его оттуда извлекли, они уже спали непробудным сном.
– Видите ли, их японцы саке напоили. После этого что там запомнишь?
Первый раз за время их разговора он улыбнулся, растопив образовавшийся между ними ледок.
– Сами японцы пить не хотели, а их, понимаешь ли, заставили. Думаю, не очень-то и заставляли. Их послушать, можно подумать, им этот сакэ насильно в рот вливали, – распекал их следователь.
Во время этого разговора он несколько раз открывал свой кожаный портфель, а потом, покопавшись, вытащил оттуда диктофон и положил его прямо перед Степаном.
– Извините, Степан Иванович, техника барахлит, чёрт бы её побрал. Не хотел вас беспокоить, но, видно, придётся. Иначе я просто не могу, таков протокол.
Он постучал по добротному столу начальника райотдела милиции и, с явным удовлетворением осмотрев кабинет, сказал:
– Исчезновение этого мамонта – вообще какая-то загадка. Через таможню его не провозили, а мамонт оказался за границей. В тот день в Японию ушёл только один контейнер с говядиной. И самое интересное, его почему-то никто не вскрывал. Такого на таможне не бывает, а тут вот случилось. Получается, никто мамонта не оформлял, никто не отправлял, а мамонт пропал. На таможенных декларациях стоят подписи всех ответственных сотрудников. Они ничего не помнят, впечатление такое, будто их околдовали.
Его усмешка не прошла незамеченной, Степану тоже стало смешно. О таком откровенном разгильдяйстве в работе этой очень важной государственной службы он ещё не слышал.
– Степан Иванович, а почему вы не хотите ехать на опознание мамонта? – окинув его строгим взглядом, спросил следователь. – Вы забыли какие-то детали или дело в чём-то другом?
– Да нет, я этого мамонта запомнил с фотографической точностью. Он просто отпечатался у меня в голове. В любое время суток я могу рассказать о нём буквально всё. Мне не нужен даже компьютер, я и так знаю все его параметры и характеристику внутренних органов.
Следователь наугад задал несколько вопросов, касающихся телосложения мамонта и его характерных особенностей. Степан тут же ответил. На следователя это произвело невероятное впечатление.
– Без вас, я вижу, нам даже нечего пытаться вернуть его назад. Теперь я уверен, если мы подадим на них иск в суд, то выиграем это дело. Давайте будем заканчивать. Сейчас мы вместе полетим в Якутск, а завтра с группой наших учёных вы отправляетесь в Японию.
Глава 8. В Стране восходящего солнца
После успешного возвращения Кэйдзо Моримуры из России с мамонтом больше не возникало никаких проблем. Согласно ранее заключенному контракту его полностью выкупил доктор Микимота. Как и было указано в документе, он сразу уплатил им всю сумму. И теперь, когда деньги уже лежали на банковских счетах Хасэгавы и Моримуры, казалось бы, о мамонте можно было забыть. Однако в разделе «Особые условия» в соглашении значился один очень «скользкий» для продавца пункт. Он гласил: «В случае если выяснится, что мамонт повреждён или по каким-либо причинам невозможно из него получить живую клетку, пригодную для клонирования, то в течение трёх месяцев после совершения сделки покупатель вправе расторгнуть контракт и возвратить мамонта назад».
В этом случае Хасэгава и Моримура должны были вернуть восемьдесят процентов от полученной суммы. При заключении этого контракта Хасэгава всячески старался убрать этот пункт, но Микимото настоял на своём. И Хасэгава смог добиться только значительного увеличения суммы неустойки и снижения срока возврата. Таким образом, покупатель оставил себе путь к отступлению, а продавец наряду с деньгами получил головную боль.
Внутренний голос подсказывал Хасэгаве, что дело с мамонтом ещё не закончено и могут проявиться очень неприятные для него нюансы. А вот в какой форме, этого он пока не знал. Хасэгава не исключал, что у Микимото могут возникнуть неожиданности с оживлением мамонта, и тогда возвращать он сразу не будет, а начнёт их шантажировать. Зная незаконный механизм его доставки в страну, Микимото мог потребовать возвращения части суммы, оставив у себя мамонта, и в случае их отказа подать на них в суд. Самое же неприятное, по мнению Хасэгавы, заключалось в другом: в суде могли открыться многие детали приобретения мамонта в России. Тогда ни для кого не стало бы секретом его участие в этом не совсем чистом деле. А портить свою репутацию эксперта и известного учёного с мировым именем Хасэгава очень не хотел.
Вот такая проблема, как дамоклов меч, висела над головой Хасэгавы. Поэтому уже почти три месяца он находился в состоянии стресса, и каждый прожитый день стоил ему немалых усилий. И вот, наконец, на этой неделе пытка могла закончиться: истекали последние дни действия контракта.
Утром Хасэгава встал в полном здравии и в хорошем расположении духа пешком отправился на службу. В районе Синдзюку на световом табло он увидел знакомого ему мамонта. Мамонт, как и прежде, довольно бодро шёл по степи. Он уже был почти рядом с горами, откуда начинал свой путь обратно, как неожиданно остановился и, присев на передние ноги, поклонился. Гёкусэй Хасэгава мог поклясться кому угодно, что он поклонился именно ему. Это подсказывал его внутренний голос. При его взгляде мамонт опустил голову ещё ниже и, кивнув, пошёл дальше. До этого Хасэгава не раз смотрел на это световое табло и не видел, чтобы мамонт вытворял подобные трюки.
Эта сцена настолько его потрясла, что от увиденного он даже остановился. Хасэгава стоял один среди толпы проходивших людей и, как завороженный, смотрел на световое табло с прогуливающимся мамонтом. Люди с недоумением оглядывались на него.
«Может, мне показалось? А может, он действительно меня узнал? – закралась в подсознание тревожная мысль, и от этого ему стало тоскливо. – Нет, исключено, когда мы передавали мамонта Микимото, он был замороженным. Да и видел-то я его не более часа. А на световом табло такой же неживой мамонт, как и та огромная глыба мерзлоты – это всего-навсего электронная игрушка, созданная руками человека».
Немного успокоившись, Хасэгава тихо пошёл дальше. Метров через двести он снова остановился. Сев на освободившуюся скамейку возле супермаркета, задумался.
«А вдруг механизм мышления Сибирского мамонта связан с этим световым табло? Тогда картина полностью меняется. Ничего сложного тут нет: сигнал, подающийся в головной мозг мамонта, передаётся на расстояние, и световое табло, в котором установлены приёмники, его ловит. Так же осуществляется обратная связь. Теоретически всё очень просто, эта разработка уже давно применяется и повсюду. Главное – в другом: для этого должен быть живой объект. Ни о чём подобном я пока не слышал. А Роза? – задал он себе вопрос. – На этом свете давно уже нет её материальной оболочки и тем не менее она живёт. Вернее, живёт её душа. И вопреки утверждениям людей, разбирающихся в тонкостях загробного мира, она осталась на земле».
Хасэгава усиленно пытался вспомнить основных теоретиков, развивающих идею потустороннего мира. С какими-то работами он был знаком, а вот сейчас они, словно нарочно, вылетели у него из головы.
«В моём воображении и восприятии реального и потустороннего всё настолько перемешалось, что я не могу точно отличить одно от другого. По-видимому, тут действительно замешаны какие-то нематериальные силы. А мамонт всё-таки подал мне сигнал, – окончательно решил для себя Хасэгава. – Возможно, он что-то мне напомнил, скорее всего, то, о чём мне не следует забывать. А вот о чём, интересно?»