от какого-то неподвижно висевшего украшения, и оно было круглым, – приглядывался он к тому месту, где когда-то была подвеска. – Возможно, Роза лежала на солнце, поэтому на её теле остался след от загара. Если хорошо присмотреться, там видны даже следы от тесемки, на которой висело это украшение. Но куда же оно подевалось? Почему его нет на её шее? Может, в этом кроется какая-то загадка?»
Все истории, связанные с этой незнакомкой, были загадочны и совершенно необъяснимы. Хасэгава никогда не отрицал, что это именно она заставила его по-другому взглянуть на потусторонний мир, на существование каких-то неземных сил, необъяснимых явлений. В последнее годы он стал их связывать с высшими силами, имевшими, по его убеждению, силу над всеми живущими на этой земле. Осмысление того, как возникает жизнь и приходит разум, привели его к этим потрясающим открытиям. А в итоге всё это вылилось в целенаправленный сбор экспонатов для будущего музея. И вот самые счастливые минуты в его жизни наступили.
Первым на открытие музея с интригующим названием «История человека. Следы древней жизни на Земле» приехал корреспондент «Асахи» Моримаса Китагиси. После статьи об ожившем мамонте он стал самым популярным журналистом в Токио и теперь всячески старался поддерживать свой высокий рейтинг. Китагиси хотел на пару дней съездить на Фудзияму, но из-за открытия музея отдых пришлось отложить до лучших времён. По его мнению, в музее могло произойти продолжение недавней истории, начавшейся в лаборатории Микимото. К такому заключению он пришёл после того, как проанализировал ход событий по оживлению мамонта. По его убеждению, главным действующим лицом там был Степан Горохов. Ему одному удалось побывать за пределами возможного, и теперь его сопровождала какая-то сила, оберегавшая от всяких неприятностей. Возможно, это и был шаман Орочон, о котором говорил Степан в своём интервью.
«Неспроста тогда Ван установил чьё-то аномальное биополе, – анализируя произошедшее при оживлении мамонта, думал пытливый журналист. – Наверняка оно принадлежало шаману».
В этом Китагиси теперь не сомневался. Как хороший аналитик, он всё просчитал и сделал соответствующие выводы. С тех пор журналист не выпускал Степана из поля зрения, следовал за ним повсюду. Внешне тот ничем не выделялся среди других: обыкновенный мужчина средних лет, который, судя по всему, звёзд с неба никогда не хватал. Весь облик и образ жизни Степана выдавали в нём рабочего человека, всю свою жизнь привыкшего добывать хлеб насущный собственными руками. И в основном – тяжёлым физическим трудом. Обратил внимание корреспондент и на его довольно простой гардероб, одет Степан был не по моде. Не обошёл вниманием Китагиси и его необычную подвеску из кости какого-то животного. Время от времени Степан вытаскивал её из-под рубашки и, подержав в руках, опускал обратно. О чём он в то время думал, что шептал, этого никто не знал, однако было ясно, что это его талисман, которым он дорожит. Возможно, с подвеской была связана какая-то тайна.
Однажды, воспользовавшись удобным случаем, Китагиси всё-таки набрался смелости и спросил Степана о подвеске. Нисколько не смутившись, тот ответил, что ничего о ней не знает, но она почему-то постоянно напоминает о себе. Это обстоятельство заставило корреспондента взглянуть на неё, как на некий загадочный предмет, разгадав историю которого, можно, как золотым ключиком, открыть потайную дверь в неведомый мир.
К Моримасе подошли коллеги с телевидения. Иногда они встречались на различных мероприятиях, но тесных отношений не поддерживали. Редактора телеканала новостей из телерадиокорпорации «Энэчкэй» Хисако Кураноти Китагиси знал довольно хорошо. Когда-то они вместе учились в университете Осаки, а сейчас Хисако кроме редакторской работы вела программу новостей. Совсем недавно она стала одной из лучших репортёров телевидения. Интерес редактора телеканала к открытию музея Хасэгавы был не совсем понятен для журналиста.
Государственная программа новостей – это отнюдь не просветительская программа, которая должна рассказывать о рядовых событиях в культурной жизни города, – думал Китагиси, разговаривая с телевизионщиками. Такую программу интересует хроника о жизни страны. А тут всего-навсего небольшой частный музей и, с точки зрения общегосударственных новостей, интереса он не представляет. В городе ежедневно открывается немало подобных заведений. У журналиста даже промелькнула мысль, что редактор ждёт свершения какого-то необычного события.
«Неужели Хисако что-то знает? Странно. Возле Степана я никогда её не видел, не была она и в лаборатории Микимото. А все чудеса пока связаны только с ними. Может, появилось что-то ещё, о чём я не слышал, или кто-то ей подсказал, что на открытии этого музея должно что-то произойти. За Хисако надо понаблюдать».
На самом деле интерес редактора телевидения был вызван не открытием музея Хасэгавы, а присутствием на этом мероприятии коллеги и бывшего однокурсника, вмиг ставшего известным из-за нашумевшего в стране материала о приведении. Человека из потустороннего мира никто ещё не видел. В лабораторию Микимото он проник, вопреки всем преданиям, среди белого дня. И пришёл вслед за мамонтом или за Степаном – человеком, побывавшем в доисторическом прошлом. Степан присутствовал при оживлении мамонта и теперь, вместе с Микимото, у которого он работал, должен был прийти на открытие этого музея. Так что здесь могло произойти всё что угодно. Этим и руководствовалась Хисако Кураноти, когда, ориентируясь на Китагиси, настояла перед руководителем программы о репортаже с открытия музея Хасэгавы.
Интерес к открытию этого музея подогревали также просочившиеся в прессу сообщения о причастности господина Хасэгавы к доставке Колымского мамонта в Японию, где ему отводилась не последняя роль. Всё это подстёгивало интерес посетителей к предстоящему событию.
Вопреки прогнозам Хасэгавы, на открытие его музея собралось много народа. Люди стояли у входа, толпились на лестнице и в холле. Ровно в полдень распахнулись двери, началось торжественное открытие музея. Приветственное слово произнёс директор департамента культуры, отметивший значительный вклад Гёкусэя Хасэгавы в изучение мировой истории и культуры. Говорил он недолго, и затем слово взял Хасэгава. Он рассказал, что к этому событию шёл всю свою сознательную жизнь.
– Я собирал сам и покупал предметы старины, представляющие, на мой взгляд, интерес для будущих поколений. А теперь таких вещей накопилось много, и я просто обязан их показать. Всё, что я мог собрать и представить в этой небольшой экспозиции, вы сможете увидеть и оценить сами. Открытие музея – это мой святой долг перед всеми, долг гражданина своей страны, – заканчивая своё выступление, сказал он, низко поклонившись.
Перерезали алую ленточку, и посетители быстро заполнили все залы. Как предвидел корреспондент, Степан приехал вместе с Микимото. Они немного опоздали и пришли уже тогда, когда все разошлись по музею, поэтому для многих их приход оказался незамеченным.
Степана всё восхищало в музее. Оформление залов и самих витрин казалось просто сказочным, но многое он уже видел раньше. Вот эти кости ископаемых животных, которые были выставлены в витринах одного зала, он вообще не считал экспонатами. Похожие кости он не раз находил в тундре, держал в руках и, что греха таить, бросался ими как камнями, считая хламом, который не покупали скупщики бивней. Он никогда бы не разместил в музейной экспозиции и предметы быта охотников и оленеводов, не очень сильно изменившиеся за последнее тысячелетие. Зато коллекция наконечников стрел его очень заинтересовала. Он ходил вокруг витрины и с интересом рассматривая их, представлял, как благодаря им первобытные люди добывали себе пищу, защищались от хищников и враждебных воинствующих племён. Лук был их главным оружием, а без стрел он никуда не годился.
Микимото, наоборот, к наконечникам стрел был безразличен. Его интерес был связан с экспозицией культовых предметов, выставленных в других витринах. Двигаясь из зала в зал, он искал не выходившую в последнее время из его головы картину «Прекрасная Роза», по которой он очень соскучился.
«Куда же он её поместил? – смотрел по сторонам доктор. – Теперь мне её не хватает».
Продавать картину Микимото никогда не собирался, но, как говорят, чёрт попутал. Хасэгаве тоже нравилась эта картина, и он несколько раз с ней подступался к хозяину. Микимото отказывал, а при их последней встрече, когда снова зашёл разговор о «Прекрасной Розе», он назвал совсем немалую сумму, которая, по его мнению, должна была отбить охоту у Хасэгавы её покупать. Но каково же было его удивление, когда тот, даже не торгуясь, подписал ему чек. И Микимото ничего не оставалось, как отдать Розу.
«Прекрасная Роза» висела в большом зале среди других полотен, на которых были изображены древние люди. Ей выделили целую стену, и не заметить её было просто невозможно. Она притягивала к себе своей необыкновенной энергетикой и волшебной красотой. Своими раскосыми чёрными глазами Роза смело смотрела с картины на посетителей.
Когда Микимото вошёл в зал, десятка два восторженных зрителей любовались первобытной девушкой. А какой-то мужчина европейской наружности так был восхищён увиденным, что, растолкав всех, подошёл к ней вплотную. Как заворожённый он смотрел на Розу и, не стесняясь в выражениях, высказывал своё восхищение. Невольно Микимото даже стал его ревновать к Розе. Он стоял вместе со всеми, а в голове роем проносились разные мысли:
«Она принадлежала только мне одному, а теперь стала достоянием толпы зевак. Это не публичная картина, она не должна здесь висеть. Любым путём Розу нужно забрать. А вообще она просто неповторима! Роза стала ещё краше. Недаром же возле неё собралась целая толпа. В чём же причина её привлекательности? Возможно, всё дело в освещении. Здесь очень светло. Просто невероятно, какая красивая женщина! Чего только стоит эта улыбка пухлых губ, а глаза и длинные волосы! Какой взгляд! Вот, оказывается, мой идеал женской красоты. Именно такую женщину я ищу всю жизнь. Почему же я понял это только здесь?..»