«Нет, Степан ждать не стал бы, – подумал он про себя, – наверняка пошёл бы пешком».
Впереди на упряжке из двенадцати породистых лаек ехал Егор Колотуев. Первой в его упряжке стояла одна собака, а не две, как у всех. Рядом с вожаком веером бежали все остальные, каждая привязанная к своему ремню-потягу. На первый взгляд все собаки как бы бежали сами по себе и тянули нарты в разные стороны. На самом же деле усилия, прилагаемые каждой собакой, складывались и при этом они не мешали друг другу. Сам Егор сидел не посередине саней, чем также отличался от своих земляков, а сзади. Всем этим он как бы показывал свою близость к алеутским чукчам, которых считал своими далёкими предками.
Это для Егора отрезали часть Степанова промыслового участка, и теперь он стал его соседом в тундре. Злые языки поговаривали, что будто бы здесь не обошлось без его властных родственников. Старший брат Егора работал каким-то не последним начальником в городе. Вот он, вроде бы минуя деревенские власти, и помог брательнику. Так ли это было на самом деле или нет, никто сказать не мог, а Слепцов от разговора на эту тему всегда уходил: «Ничего не знаю. Раз дали ему землю, значит, положено. Да и что вы у меня спрашиваете, идите к Егору».
Сам Степан вражды на Егора не держал. Он отнёсся к переделу участка спокойно. На охоте они встречались нечасто, а вот в деревне – хочешь не хочешь – судьба их постоянно сводила. Общих проблем всегда хватало, да к тому же ещё младшая дочка Гороховых, Ксения, училась с его сыном в одном классе. В эту же школу ходили и их сыновья.
Второй упряжкой управлял Слепцов, пропустивший Колотуева вперёд. С ним на нартах ехал внук Колька. Поначалу дедушка брать его не хотел. Говорил, что ему надо учиться, да настояла Настя.
– Папа, да возьми ты его, ради бога, – строго сказала она отцу. – Он говорит, что видел Степана в своём компьютере – вот пусть теперь показывает. Заодно проверишь его способности: он же теперь у нас экстрасенс. Всё видит наперёд, шибко умный стал.
Слушая этот разговор, Колька хотел возразить, да передумал, фыркнув себе под нос – лучше от греха подальше: «Пусть себе выговорятся, а то я ещё скажу что-нибудь лишнее; дед рассердится и тогда уж точно не возьмёт. Моим предкам всё равно ничего не докажешь».
Смирившись с «наездами» матери, как он называл её необоснованные придирки, Николай доверил ей свою судьбу. А та, усмехнувшись про себя, продолжала в его защиту: «Он и собак наших лучше тебя знает, да и с нартами дружит. Он у нас уже взрослый парень. А насчет школы не переживай, Колька догонит».
Собачьей упряжкой Слепцов давно не управлял и поначалу всё никак не мог приноровиться: то нарта слишком длинная и оттого плохо управляемая, то одежда неудобная. В общем, причин для недовольства хватало. Не нравился ему и вожак: при такой силе, какая была у Кучума, в паре с Толбуком он мог бежать порезвее. Однако внук убедил Слепцова в обратном: «Дедушка, смотри – это Аргыс ему мешает, нарочно тормозит, не дает упряжке разогнаться. Он на Кучума давно косится: вожаком стать хочет. Ждёт случая, чтобы ему навредить…»
Аргыса Колька недолюбливал, а Кучум был его любимчиком. С отцом они его выходили: когда тот заболел, ставили ему уколы, давали какие-то пилюли. А потом Колька взял его под свою защиту, оберегал от больших собак. Зато теперь Кучум стал вожаком. Было чем Кольке гордиться.
Понаблюдав за собаками, Слепцов убедился, что внук действительно прав. Аргыс тянул всю упряжку назад, сбивал скорость. Пришлось его переставить назад. После этого нарты пошли резвей.
В низинах, где намело большие сугробы, собаки заметно сбавляли, и Колька выпрыгивал из нарт. Он бежал рядом с упряжкой, а Иван Иванович, важно восседая, погонял собак. Он громко кричал, махал на них остолом. В эти минуты в нём просыпался охотник, и можно было подумать, что нет за его плечами тех тридцати лет, которые он занимался другими делами.
В молодости у Слепцова были свои собаки, приличная нарта, охотничье ружье и всё, что было нужно для удачной охоты. А потом Иван Слепцов пошёл учиться и постепенно стал отходить от прежней жизни. Окончив институт, он начал подниматься по служебной лестнице. Тут уж стало ему не до собак. Зато сейчас проблемы охотников он знал лучше всех в деревне и старался их решать. За это мужики его уважали.
Выпавший снег искрился на солнце, слепил глаза. Он скрывал все неровности, и от этого тундра казалась гладкой, как биллиардный стол. С подветренной стороны снег местами выдуло, открылся темневший среди белой тундры кустарник. В одном месте кусты кто-то обгрыз, и, присмотревшись, Колька заметил свежие заячьи следы, петлявшие между кустов. Их пересёк след песца, уходивший в сторону от их маршрута.
– Ну всё, зайцу пришёл конец, – услышал он голос деда, – от песца он теперь не уйдёт. Для него заяц – хорошее лакомство.
След песца также заметили и с других нарт. Упряжки побежали быстрей, а Тимофей Чернов, не выдержав, поехал прямо по следу. Возле узкой балки, заложенной по трещине в мерзлоте, след перемело снегом, и он повернул назад.
В полдень Егор остановился в низине, закрытой от ветра, дувшего с севера. Тут же подъехали остальные. На бензиновом примусе на скорую руку вскипятили чай, сварили замороженные пельмени и прямо на Егоровых нартах перекусили. Никаких признаков, указывавших на присутствие Степана, пока никто не видел. В нескольких местах попались только следы его собак, бежавших домой налегке. Даже если предположить, что после того сильного снегопада прошёл снег, всё равно где-нибудь должен был он «наследить».
«Ну, значит, он домой не пошёл, – поговорив с мужиками, остался при своём мнении Слепцов, – хотя на него это совсем не похоже. Мой зять – мужик рисковый: зазря сидеть бы не стал. Ему бы, по-хорошему, снегоход ещё нужен. Когда на собаках, а когда на “буране”, глядишь, всё бы было полегче. Дай бог, обойдётся, помогу Степану с “бураном”, подарю ко дню рождения».
Перегруженная нарта Слепцова скоро дала о себе знать. К вечеру все собаки устали и едва тащились, заметно отстав от всех. Для того чтобы упряжке поднять «боевой дух», как сказал Иван Иванович, он поменял собак местами. Передовиками поставили Аргыса и Моойто, а Кучум и Толбук встали на их места. Развязывая постромки, пришлось изрядно попотеть: на морозе подмокшие узлы сыромятных ремней прихватило, и пока их не отогрели, дело не продвинулось. После перестановки нарты в очередной раз пошли быстрей.
Только поздно вечером подъехали к Степанову зимовью. Стояло оно в долине реки, петлявшей по тундре. В одном месте река образовала закрученную петлю – меандру. В самой узкой части её берега подошли почти вплотную, и река чуть не отрезала эту петлю. Здесь росли здоровенные тополя и лиственницы, вымахавшие до небес. В этом редком для тундры оазисе Степан когда-то срубил крепкую избу, ставшую его охотничьим «штабом».
Ещё издалека стало видно, что дым из трубы не идёт, а когда подъехали ближе, убедились – снег возле зимовья не тронут, а дверь подперта палкой. На языке охотников и бывалых таёжников это значило: хозяина нет дома. Внутри всё было, как оставил Степан. На печке стоял замёрзший чайник, на столе лежали гильзы от ружья, а рядом – недоеденная лепёшка да пустая кружка. Стало ясно, что со Степаном случилось что-то серьёзное.
– Если бы он мог двигаться, то мимо своего зимовья никак бы не прошёл, – нарушил молчание Слепцов. – Какая-то беда всё-таки приключилась. С утра поедем на его участок.
«Пропал Степан, – в очередной раз мелькнула у него мысль о гибели зятя, но вслух об этом говорить не стал. – А ведь он был ещё совсем молодой, жить бы да жить. Вот беда! Теперь всем миром придётся поднимать его детей, Насте одной такое хозяйство не осилить. Ох, горе-то какое, горе!»
Думая о Степане, Слепцов подошел к печке, возле которой уже суетились охотники.
«Да, чтобы в тундре зимой остаться живым, надо найти тёплое убежище, – поёживаясь от холода, подумал он. – А его-то как раз у Степана и не было. Значит, выжить ему было практически невозможно. Ведь прошло уже больше недели».
В зимовье запахло дымом, повеяло теплом. Разомлевшие охотники стали раздеваться.
– Ты больше отца в своём компьютере не видел? – ни с того ни с сего спросил Слепцов внука. – Или, может, какие-то дополнительные детали вспомнил? Ну, может, по дороге ещё что-нибудь знакомое увидел?
Колька ничего не видел, а картинка в компьютере исчезла и больше не появлялась.
На второй день поисков нашли Степановы нарты. Как и говорил Колька, у них были сломаны полозья. Рядом они увидели белый холм. Это было разрытое собаками снежное убежище, в котором укрывался Степан. Там было пусто.
Зима перевалила на вторую половину, была она холодной и почти безветренной и совсем бесснежной. Изредка в тундру приходили циклоны, приносившие с собой тепло. Тогда школьники на переменках высыпали раздетыми на улицу и, пока не звенел звонок, носились как угорелые.
К поискам тела зятя Слепцов подключил МЧС. Из города прилетел вертолёт и, забрав его на борт, полетел на Степанов промысловый участок. Насколько хватало взгляда, под ними лежала бескрайняя равнина, покрытая снегом. Впереди угадывались пологие сопки, которые, возможно, когда-то были высокими горами.
Рядом со Слепцовым сидел кинолог со служебной собакой и седовласый мужчина в чёрной дубленке – разработчик нового прибора геофизик Валерий Емелин. На коленях у него Слепцов увидел плоский оранжевый чемоданчик, который можно было принять за аварийный комплект экипажа вертолёта. Не успел Слепцов ещё толком оглядеться и привыкнуть к шуму вертолёта, как внизу показалось зимовье, а вскоре он увидел и сломанные нарты. К нартам вели следы их собачьих упряжек, ориентируясь на которые и прилетел вертолёт.
Возле нарты все следы кончались, впереди расстилалась белая целина безмолвной тундры. Сделав круг, вертолёт пошёл на посадку. Слепцов прильнул к иллюминатору.
«Ну не инопланетяне же Степана забрали, – глядя вниз, думал он. – А как ещё можно объяснить его исчезновение? Был человек – и будто испарился, никаких следов на земле не оставил. Метель, говорят, всё замела, ждите весну. Да, снег – это только отговорка для тех, кто не знает тундру, а тому, кто здесь родился и вырос, он только помогает. Наши охотники такие загадки разгадывают, что ни одному Шерлоку Холмсу не под силу. Если бы Степан замёрз, мы бы его нашли, если бы ушёл пешком, всё равно бы где-нибудь встретили его следы. И на волков не похоже, не было их возле нарт. Нет, что ни говори, а в тундре люди бесследно не пропадают, так исчезают только в больших городах».