И Дуилин — больше вовеки не ступят
На берег озер, что у горных подножий…
И воин простой, и высокий властитель
Покоятся вместе под вечным покровом;
На ранней заре и под сенью заката
Им Андуин пел погребальные песни.
Кипящую ало-кровавую пену
Несли его воды, в лучах пламенея,
И горькие ало-кровавые росы
Ложились на землю великих сражений…
Глава VIIКостер Денетора
Король-Призрак исчез, а Гэндальф все еще стоял неподвижно перед Воротами. Пиппин поднялся на ноги, словно с него спала огромная тяжесть, и стоял, слушая звуки рогов. Ему казалось, что сердце сейчас разорвется от радости.
Никогда больше до конца своих дней он не мог слышать дальнего пения рога без слез.
Но вдруг он вспомнил о своем деле и кинулся к магу, уже тронувшему коня.
— Гэндальф! Гэндальф! — закричал он, и белый конь остановился.
— Что ты здесь делаешь? — сурово спросил Гэндальф. — Разве ты не знаешь, что воинам Цитадели нельзя покидать крепость без разрешения Правителя?
— Он разрешил, — ответил Пиппин. — Он отослал меня. Но я боюсь. Там может случиться что-то страшное. Кажется, мой Правитель лишился рассудка. Я боюсь, что он убьет и себя и Фарамира. Гэндальф! Сделай что-нибудь.
Маг взглянул в зияющий проем Ворот, прислушался к шуму битвы на равнине.
— Мое место там, — сказал он. — Черный Всадник на свободе, мне некогда.
— Но Фарамир! — вскричал Пиппин, чуть не плача. — Он же еще жив, а они сожгут его. Надо остановить их!
— Сожгут? — переспросил Гэндальф. — В чем дело? Говори скорее!
— Денетор ушел к усыпальницам, — зачастил Пиппин, — и забрал Фарамира. Он сказал: мы все сгорим, и он не намерен ждать. Они готовят погребальный костер для Правителя и Фарамира. Денетор послал слуг за дровами и маслом. Я сказал Берегонду, но боюсь, он не осмелится бросить пост. Да и что может сделать простой воин стражи? — закончил он, дотрагиваясь дрожащей рукой до колена Гэндальфа. — Спаси Фарамира!
— Может быть, я и мог бы спасти его, — ответил маг, — но боюсь, тогда погибнут другие. Хорошо, — вдруг решился он, — я пойду. Другого спасения для него нет. Я вижу — даже в сердце этой крепости Враг сумел посеять смуту. Я чувствую здесь его волю. — Он подхватил Пиппина, посадил впереди себя, и они помчались по крутым улицам Минас Тирита к Цитадели. Повсюду они видели воинов, стряхнувших с себя страх и отчаяние, разбиравших оружие, строившихся в ряды. Военачальники вели к Воротам все новые отряды.
Им встретился Имрахиль, окликнувший их:
— Куда вы, Митрандир? Рохирримы вступили в бой, нам нужно собрать все силы.
— Собирайте всех, кого найдете! — крикнул на скаку Гэндальф. — И поскорее. Я приду, как только смогу, но сейчас спешу по делу Денетора. Принимайте командование, пока его нет!
Ветер дул им в лицо. Высоко в небе занимался слабый отблеск утра. Но теперь и это не внушало надежды. Подступило новое горе, и было страшно опоздать.
— Тьма уходит, — сказал Гэндальф. — Но над Городом она еще держится.
У ворот Цитадели никого не было.
— Значит, Берегонд все-таки ушел, — с надеждой проговорил Пиппин.
Они повернули обратно и поспешили ко входу в усыпальницу. Обычно он был закрыт, но сейчас дверь оказалась распахнутой настежь, и на пороге лежал мертвый привратник. Ключей у него на поясе не было.
— Дело рук Врага, — сокрушенно произнес Гэндальф. — Он любит, когда друг восстает на друга, когда верность сменяется предательством.
Маг спешился, помог сойти Пиппину и попросил Сполоха вернуться на конюшню.
— Наше с тобой место на поле битвы, — сказал он коню, — но мне предстоят здесь другие дела. Жди меня и поспеши, когда я позову.
Они вышли и стали спускаться по длинному извилистому коридору. Мрак рассеивался, по сторонам, как серые призраки, проступали высокие колонны и каменные изваяния. И вдруг впереди послышались возгласы и лязг мечей: таких звуков не слышали здесь от века. Они ускорили шаги, почти бегом достигли усыпальницы, купол которой черной тенью возвышался в сумерках.
— Стойте! — вскричал Гэндальф, взбегая по ступенькам. — Остановитесь, безумцы!
На пороге перед дверью Берегонд бился со слугами Денетора. Двое уже пали, обагрив ступени кровью, но остальные, с мечами и факелами в руках, теснили его и проклинали, называя предателем и отступником. А изнутри, из-за двери усыпальницы, раздавался голос Денетора:
— Скорее! Делайте, как я велю! Убейте этого изменника! Неужели и это я должен делать сам!
Дверь, которую Берегонд держал левой рукой, распахнулась, и за спиной у него возник Правитель Города с мечом в руке. Глаза его горели диким огнем.
Но Гэндальф был уже на ступенях. Слуги попятились от него, закрывая глаза руками, потому что в гневе маг был похож на белую молнию. Он поднял руку, и занесенный меч вырвался у Денетора и упал куда-то назад, во тьму, а сам Правитель невольно отступил перед магом.
— Что это значит, повелитель? — грозно вопросил Гэндальф. — Обитель мертвых — не место для живых. И почему твои люди бьются здесь, когда враги подступают к Воротам Города? Или Враг уже в ограде успокоения?
— С каких пор Правитель Города должен отчитываться перед тобой? — злобно возразил Денетор. — Разве я не могу приказывать собственным слугам?
— Можешь, но другие могут не признавать твоей воли, если она обратилась к безумию и злу. Где твой сын?
— Он там, внутри, — сказал Денетор. — Он горит, уже горит! Огонь в его теле. Скоро сгорит все. Запад пал. Он весь сгорит, и останется только пепел, а пепел развеет ветер!
Видя, что он безумен, Гэндальф отстранил его и бросился внутрь, за ним — Пиппин и Берегонд. Они увидели Фарамира, лежащего в забытьи на каменном пьедестале, вокруг были навалены дрова, пропитанные маслом, так же, как одежда и покрывало Фарамира, но огня еще не было. И тут Гэндальф показал, что под белым плащом его скрыта не только сила знания. Он легко взбежал на груду дров, как ребенка поднял раненого на руки и понес к дверям. Фарамир застонал и сквозь забытье позвал отца.
Денетор вздрогнул, словно пробуждаясь. Пламя в его глазах погасло, он со слезами взмолился:
— Не забирай моего сына! Он зовет меня!
— Да, зовет, — ответил Гэндальф, — но ты не подойдешь к нему. Пока не поздно, его нужно лечить. А твой долг, Правитель, вести войска и защищать Город, хотя бы и ценой собственной жизни! Не мне напоминать тебе об этом!
— Он не проснется больше! — застонал Денетор. — Все напрасно. Зачем нам жить! Зачем ты разлучаешь нас перед смертью?
— Ни тебе, ни кому другому не дано приблизить час своей смерти, — сурово ответил Гэндальф. — Только побежденные силой Мрака в гордости и отчаянии убивали себя. — С этими словами он вынес Фарамира из усыпальницы и опустил на те самые носилки, на которых раненого принесли сюда. Денетор, не сводя глаз с лица своего сына, шел за ним, но перед порогом остановился. — Идем! — обернулся к нему Гэндальф. — Тебя ждут великие дела!
Но Денетор вдруг засмеялся, отступил к столу и выхватил что-то из-под подушки, на которой недавно покоилась его голова. Вернувшись к порогу, он поднял этот предмет — шар темного хрусталя с красным огнем внутри. Палантир в руке Правителя запылал, озаряя его лицо красным светом. Оно казалось высеченным из гранита — жесткое, гордое и страшное.
— Гордость и отчаяние! — вскричал Денетор. — Не думаешь ли ты, что Белая Башня ослепла? Нет, Серый Безумец, я видел больше, чем тебе кажется! Твоя надежда — от неведения! Ступай исцелять кого хочешь, бейся с кем хочешь — все будет напрасно. Вы можете даже победить на Пеленнорских полях, но Силу, которая поднялась ныне, победить нельзя. К этому Городу протянулась только одна ее рука, а надежда уже оставляет нас. Даже ветер твоей надежды обманул тебя. Он гонит по Андуину армаду под черными парусами! Запад пал, и нам пора уйти, если мы не хотим стать рабами!
— Такие речи на пользу Врагу! — воскликнул Гэндальф.
Денетор в ответ гневно рассмеялся:
— Разве я не видел, чего ты добивался, Митрандир? Ты хотел править вместо меня, править на севере, на юге и на западе. Разве не ты приказал этому полурослику молчать или говорить, когда нужно? Разве не ты подослал его ко мне? Но я знаю, о чем ты думаешь. Одной рукой ты держишь меня, как щит против Мордора, а другой ведешь на мое место Бродягу с Севера. Но знай, хитроумный Митрандир, я не буду твоим орудием! Я — Наместник Дома Анариона! Не жди, ты не увидишь меня выжившим из ума камердинером у этого выскочки. Можешь не трудиться, доказывая его права, я знаю, что он из рода Исилдура. Но я не склонюсь перед ним, последышем нищего Дома, давно утратившего и власть, и величие.
— А как бы ты поступил? — сдержанно спросил Гэндальф, словно не замечая упреков.
— Я бы оставил все, как было всегда. Я правил бы Гондором и передал бы власть сыну. Он стал бы Правителем, а не учеником чародея. Но судьба решила иначе, и теперь я не хочу ничего: ни жизни, ни любви, ни чести.
— Ни честь, ни любовь не страдают, если Наместник возвращает данные ему права, — возразил Гэндальф. — А что до твоего сына — дай ему возможность выбирать самому.
При этих словах глаза Денетора снова вспыхнули. Он сжал Камень одной рукой, а другой выхватил из-за пояса кинжал и бросился к носилкам, но Берегонд успел заслонить их собою.
— Вот как! — воскликнул Денетор. — Ты похитил у меня любовь сына, а теперь похищаешь верность моих воинов? Но одного ты не похитишь у меня: права распоряжаться своей судьбой. — И, обратясь к своим слугам, он крикнул: — Сюда, если вы еще верны мне!
Двое из них подбежали к нему. Он схватил факел из рук ближайшего и кинулся к костру. Не успел Гэндальф помешать ему, как он ткнул факел в сухие дрова, и они мгновенно вспыхнули.
Тогда Денетор вскочил на стол, схватил лежащий там жезл Правителя и, сломав о колено, бросил в огонь. Потом он прижал Палантир к груди обеими руками и лег.