— С вашим громадиной, таким образом, все ясно, — сказал Мерри. — Придет время, рассчитаемся и с шефом. Сейчас нам нужно где-то поспать, а раз вы, как я вижу, развалили трактир и вместо него выстроили эти гнусные дома, придется вам нас пустить на ночь.
— Простите великодушно, господин Мерриадок, — ответил, дрожа, Хоб. — Это запрещено.
— Что запрещено?
— Принимать приезжающих на постой, принимать пищу помимо отпущенной и вообще всякое такое, — сказал Хоб.
— Что тут происходит? — спросил Мерри. — Разве в этом году был неурожай? Мне казалось, что лето было прекрасное, и сбор с полей должен быть богатым.
— Год вообще-то был хороший, — ответил Хоб. — Урожай мы собрали обильный, но точно неизвестно, что с ним стало. Похоже, что он почти весь достался этим сборщикам и испольщикам, которые сейчас ходят по стране: все считают, меряют и растаскивают по складам. Оттуда назад ничего не возвращается. Они больше забирают, чем дают.
— Это все так гнусно, что у меня больше сил нет слушать, — сказал Пипин, зевая. — У нас в дорожных мешках есть кое-какая еда. Дайте нам комнату, чтобы было где голову приклонить. От комфорта мы давно уже отвыкли.
Хоббиты, охранявшие мост, не на шутку перепугались. Требование Пипина шло вразрез со всеми правилами, но никто не смел противоречить вооруженным путешественникам, из которых двое были вдобавок очень рослыми и сильными.
Фродо приказал закрыть за ними ворота. Покуда вокруг бродили разбойники, такая осторожность была нелишней. После этого четверо друзей вошли в хоббичью казарму. Караульня там была неуютная, грязная, с голыми стенами и маленьким каминчиком, в котором даже нельзя было разжечь порядочный огонь. В верхних комнатах стояли твердые койки, на стенах висели разные инструкции и длинный список запрещающих Правил. Пипин их тут же содрал и кинул в камин.
Пива у караульных не было совсем, еды — какие-то крохи, но из провианта, который друзья вытащили из дорожных мешков, получился неплохой ужин для всех присутствующих. Нарушая Запрет номер четыре, Пипин сунул в камин вязанку дров, предназначенных на завтра.
— Сейчас бы еще трубочку закурить, чтобы легче было слушать ваш рассказ о том, что творится в Хоббитшире, — вздохнул он.
— Трубочного зелья нет, — ответил Хоб. — Вернее, есть, но только для громадин. Похоже, что запасы кончились. Мы слышали, что из Южного Удела еще в прошлом году, после вашего отъезда, вышел целый караван телег, груженных Долгодонскими Листьями, но куда его отправили, никто не знает. Он двигался на юг по Старой дороге, к Каменному Броду. Кроме этого, зелье вывозили понемногу, потихоньку. Этот Лотто…
— Лучше бы ты держал язык за зубами, Хоб Сеногрыз! — закричало сразу несколько голосов. — Знаешь ведь, что такие разговоры запрещаются. Дойдет до Шефа, о чем ты тут болтал, и всем нам не поздоровится.
— Не доходило бы, если бы среди вас не попадались доносчики! — запальчиво ответил Хоб.
— Тише, тише, — сказал Сэм. — Хватит, мы уже достаточно узнали, больше ни слова. Пива нет, гостеприимства нет, трубочного зелья нет, зато запретов и доносов хватает, словно вы орки, а не хоббиты. Я-то думал, что мы наконец отдохнем, а теперь вижу, что нас ждут новые дела. Пошли лучше спать, а все остальное отложим до утра.
У нового «Шефа», по-видимому, были свои способы узнавания новостей. От Брендидуимского Моста до Торбы-на-Круче было сорок с лишним миль, но кто-то, видно, успел быстро их преодолеть, в чем Фродо и его друзья очень скоро убедились.
У них не было определенных планов; сначала они собирались вместе податься в Кричью Балку, устроив что-то вроде небольших каникул, но, поняв, что происходит что-то неладное, решили ехать прямо в Хоббиттаун. И утром уже погоняли лошадок по Тракту. Ветер утих, но небо было хмурым. Земля тоже казалась хмурой и опустошенной. Правда, был уже первый день ноября, конец осени. Но необычно часто для этого времени года вокруг дороги что-то горело, темный дым клубами плыл в сторону Лесного предела.
Под вечер путники доехали до Жабса, довольно большой деревеньки у Тракта в двадцати двух милях от Моста. Здесь они предполагали заночевать, памятуя добрую славу местного трактира «На плоту».
Но и здесь их встретила неприятная неожиданность — Тракт оказался перегороженным толстым бревном, и большая вывеска гласила «Проезд воспрещен», а за бревном стоял большой отряд ширрифов в шляпах с перьями, с палками в руках. Лица у них были надутые и, похоже, слегка перепуганные.
— Что это все значит? — спросил Фродо, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
— А то, господин Торбинс, — ответил старший ширриф, у которого на шляпе торчало сразу два пера, — что вы арестованы за взлом Ворот, срывание Правил, нападение на привратников, переход границы без разрешения, ночевку в государственной казарме и подкуп дежурных, находившихся при исполнении.
— Больше ничего? — спросил Фродо.
— Этого вполне достаточно, — сказал старший ширриф.
— Я могу еще добавить, если хотите, — вмешался Сэм. — Обзывание Шефа именами, которых он заслуживает, чесание руки, которой я собираюсь заехать по его прыщавой роже, а также думание о ширрифах, что они стали сборищем дураков!
— Хватит! По приказу Шефа вы должны без сопротивления следовать за нами. Мы вас отведем в Приречье и отдадим в руки шефовых громадин. Все, что захотите сказать, скажете на суде. А если не хотите долго сидеть в Длинных Подвалах, советую вообще не разговаривать.
Когда Фродо и его друзья разразились в ответ громким смехом, ширрифы опешили.
— Не болтай глупостей, — сказал Фродо. — Я поеду туда, куда хочу, и тогда, когда захочу. По стечению обстоятельств, сейчас я направляюсь в Торбу-на-Круче, где у меня есть дела, и если тебе так уж хочется идти с нами, присоединяйся, дело твое.
— Пусть так, господин Торбинс, — согласился старший ширриф, — но не забудьте, пожалуйста, что я вас арестовал.
— Этого я никогда не забуду, — сказал Фродо. — Может быть, впрочем, когда-нибудь прощу. А поскольку сегодня я никуда ехать дальше не собираюсь, отведи нас в трактир «На плоту», очень обяжешь.
— Этого, извините, не могу, господин Торбинс. Трактир закрыт. Тут на другом конце поселка есть только Дом ширрифов, туда можно, если со мной.
— Ладно, веди, — сказал Фродо.
Тем временем Сэм, присматриваясь к ширрифам, обнаружил среди них давнего приятеля.
— Эй, Роб! Робин Мелкорой! Иди-ка сюда, поболтаем, — окликнул он.
Робин с опаской покосился на старшего ширрифа, который нахмурился, но возразить не посмел, и осторожно подошел к Сэму. Сэм соскочил с пони.
— Слушай, Робичек, — заговорил он. — Ты же вырос в Хоббиттауне и должен иметь мозги. Как вам не стыдно нападать на господина Фродо? И почему трактир закрыт?
— Все трактиры закрыты, — ответил Робин. — Шеф терпеть не может пива. С этого все и началось. Только я думаю, что его громадины все выпивают. Кроме того, Шеф не любит, чтобы народ ездил по стране, и сейчас если кому куда надо, приходится идти в Дом ширрифов, докладывать и объяснять, куда собрался и по какому делу.
— Постыдился бы участвовать в таких безобразиях, — сказал Сэм. — Я же помню, как ты всегда любил изучать трактиры изнутри, а не снаружи. Хоть на службе, хоть с друзьями ты ни разу не отказался от кружки доброго пива.
— Я бы и сейчас так делал, если бы можно было. Но не суди меня так строго, Сэмми. Что делать? Я поступил в ширрифы семь лет назад, ты же знаешь, тогда ничего такого не было. Я тогда как ширриф мог бывать в разных местах, первым слышал новости, знал, где пиво лучше. Это теперь стало по-другому.
— Ну, так брось это все, на кой тебе оставаться в ширрифах, займись чем-нибудь порядочным, — сказал Сэм.
— Это запрещено, — ответил Робин.
— Если я еще раз услышу от тебя это слово, рассержусь окончательно! — воскликнул Сэм.
— Честно говоря, я бы не обиделся, если бы ты рассердился, — ответил Робин, понижая голос. — А если бы мы все крепко рассердились, может, вместе что-нибудь бы сделали. Но пойми, Сэм, у Шефа есть свои громадины, он их всюду рассылает, а если кто-нибудь из нас, невысокликов, вспоминает про свои права, нас тащат в Длинные Подвалы. Самым первым посадили толстого Бургомистра Вилли Белонога, потом много других. Чем дальше, тем хуже. Узников теперь бьют.
— Зачем же ты им служишь? — зло спросил Сэм. — Кто тебя сейчас послал в Жабс?
— Никто. Мы здесь стоим, в Большом Доме Ширрифов. Я числюсь в Первом Отряде Восточного Удела. У нас теперь сотни ширрифов, а с этими новыми правилами нужно еще больше. Очень многие служат против воли, но находятся и такие, которым это нравится, любители совать нос в чужие дела и делать важный вид. Есть и похуже — доносчики, они все сообщают Шефу и его громадинам. Их, правда, мало.
— Ага! Значит, вот как вы о нас узнали?
— Конечно. Обычно нам не разрешают пользоваться Срочной Почтой, а им можно, они держат гонцов в разных местах. Один такой гонец прибежал ночью от Моста с «тайным донесением», другой понес это донесение дальше. А сегодня в полдень мы получили приказ вас арестовать и доставить в Длинные Подвалы, а сначала в Приречье. Очевидно, Шеф хочет с вами встретиться.
— Перехочет, когда господин Фродо с ним разберется, — сказал Сэм.
Дом Ширрифов в Жабсе оказался не лучше казармы у Брендидуимского Моста. Он был одноэтажным, но с такими же узкими окнами и построен из такого же некрасивого серого кирпича, уложенного кое-как. Внутри было сыро и хмуро, ужин подали на длинном столе, доски которого давно никто не скоблил. Впрочем, полусъедобная пища такому столу вполне соответствовала.
Путешественники уходили отсюда без сожаления и в десять часов утра были снова на тракте. В другое время они бы выехали раньше, ведь до Приречья оставалось еще около восемнадцати миль, но сейчас нарочно задержались, чтобы позлить старшего ширрифа.
Ветер сменил направление, дул теперь с севера, было холодно, но дождь унялся. Кавалькада выглядела в высшей степени забавно, но несколько местных жителей, которые вышли посмотреть, не были уверены, что смеяться разрешено, и потому молчали.