В покои Белой башни вновь явились вестники, и Пиппин пропустил их, поскольку они пришли со срочным донесением. Денетор медленно отвел взгляд от лица Фарамира и молча взглянул на вошедших.
— Первый круг Города в огне, повелитель! — сказали ему. — Каков будет ваш приказ? Ведь вы по-прежнему наместник и повелитель. Не все идут за Митрандиром. Люди бегут со стен, оставляя их без защиты.
— Почему? Почему эти глупцы бегут? — спросил Денетор. — Лучше сгореть раньше, чем позже, ведь сгореть все равно придется. Возвращайтесь к своим кострам! А я? Я отправлюсь на свой погребальный костер. На погребальный костер! У Денетора и Фарамира не будет гробницы. Не будет! Не будет долгого медленного сна набальзамированной смерти. Мы сгорим, как сгорали языческие короли еще прежде, чем сюда с запада приплыли корабли. Запад обречен. Ступайте, сгорите!
Вестники молча, не поклонившись, убежали.
Тогда Денетор встал и выпустил горячую руку Фарамира. — Он горит, уже горит, — печально молвил наместник. — Обитель его духа рушится. — И, подойдя к Пиппину, Денетор сверху вниз взглянул на него.
— Прощайте! — сказал он. — Прощайте, Перегрин, сын Паладина! Ваша недолгая служба подходит к концу. Я освобождаю вас от тех немногих обязанностей, что еще остались. Ступайте и умрите так, как вам больше по нраву. И с кем хотите, даже с тем вашим другом, чья глупость привела вас к смерти. Пошлите за моими слугами и идите! Прощайте!
— Я не стану прощаться, повелитель, — сказал Пиппин, опускаясь на одно колено. И вдруг вновь по-хоббичьи вскочил и посмотрел в глаза старику. — Я воспользуюсь вашим разрешением, сударь, — сказал он, — потому что очень хочу повидать Гэндальфа. Но он вовсе не глуп, и я не стану думать о смерти, покуда он не отчаялся жить. Однако я не хочу брать назад свое слово и освобождаться от службы, пока вы живы. И если враг все-таки придет в цитадель, я надеюсь быть здесь, с вами рядом, и, может быть, доказать, что вы недаром дали мне оружие.
— Поступайте, как вам угодно, мастер коротыш, — сказал Денетор, — но моя жизнь разбита. Пошлите за моими слугами! — И он вернулся к Фарамиру.
Пиппин вышел и позвал слуг, и те явились, шесть человек, сильных и красивых, но, узнав, что их зовет наместник, они затрепетали. Однако Денетор спокойным голосом приказал им потеплее укрыть Фарамира и вынести его постель. И сделали так, подняли кровать и вынесли ее из кабинета. Шли медленно, стараясь как можно меньше беспокоить раненого, а Денетор, опираясь на посох, брел следом. Шествие замыкал Пиппин.
Словно похоронная процессия, вышли они из Белой башни во тьму, где низко нависшие тучи озаряли тусклые красные вспышки, осторожно пересекли большой двор и по приказу Денетора задержались подле увядшего дерева.
Было тихо, лишь снизу, из города, долетал гул войны, и все услышали, как печально капает с мертвых ветвей вода в темный бассейн. Затем процессия прошла в ворота цитадели, где на нее с удивлением и отчаянием воззрился часовой. Повернув на запад, они подошли наконец к двери в тыльной стене шестого круга. Фен-Холлен звалась эта дверь, ибо отворялась лишь в дни похорон и лишь правителю города дозволялось ходить этим путем да еще тем, кто был отмечен особым знаком и ухаживал за пристанищем мертвых. За дверью извилистая дорога множеством петель спускалась к узкой площадке под сенью Миндоллуинской пропасти, к мавзолеям усопших королей и их наместников.
В маленьком домишке у дороги сидел привратник. Он вышел вперед, держа в руке лампу, и в глазах его светился страх. По приказу повелителя привратник отпер дверь, та бесшумно распахнулась, и, взяв у него лампу, они вошли. Внутри между древними стенами и многочисленными колоннами, которые вырывал из тьмы качающийся луч лампы, тянулся темный спуск. Эхо подхватывало звук медленных шагов процессии, спускавшейся вниз, вниз к Рат-Динен – Улице Безмолвия меж блеклых куполов, пустых залов и изображений давно умерших людей. Процессия вошла в Дом наместников. Ношу опустили.
Беспокойно озираясь, Пиппин увидел просторное сводчатое помещение, задрапированное огромными тенями, отброшенными маленькой лампой на тонущие во тьме стены. Смутно виднелись ряды высеченных из мрамора столов, и на каждом столе, головой на каменной подушке, лежало тело с аккуратно сложенными руками. Один из столов, самый ближний, широкий, пустовал. На него по знаку Денетора возложили Фарамира, а рядом с ним самого наместника. Укрыв отца и сына одним покровом, слуги стали понурив головы, точно скорбящие у смертного одра. Тогда Денетор тихим голосом заговорил:
— Мы подождем здесь. Но не присылайте бальзамировщиков. Принесите сухих дров, и уложите вокруг нас и под нами, и полейте маслом. И когда я прикажу, бросьте факел. Ни слова больше! Делайте как я велю. Прощайте!
— С вашего разрешения, повелитель! — едва вымолвил Пиппин и в ужасе бежал из этой обители смерти. «Бедный Фарамир! Я должен найти Гэндальфа, — думал он. — Бедный Фарамир! Он нуждается в лекарствах, а не в слезах. О, где же мне найти Гэндальфа? Должно быть, в самой гуще событий, так что у него может не оказаться времени для умирающего или безумца».
У дверей Пиппин повернулся к одному из слуг, оставшемуся на страже: — Ваш хозяин не в себе. Не спешите! Не приносите сюда огня, пока Фарамир жив! Ничего не делайте до прихода Гэндальфа!
— Кто хозяин Минас-Тирита? — ответил тот хоббиту. — Повелитель Денетор или Серый Путник?
— Если не Серый Путник, то, кажется, вообще никто! — И Пиппин со всех ног бросился бежать по извилистой дороге мимо изумленного привратника, за дверь и дальше. Наконец он примчался к воротам цитадели. Часовой окликнул его, и Пиппин узнал голос Берегонда.
— Куда вы бежите, мастер Перегрин? — крикнул Берегонд.
— Искать Митрандира! — ответил Пиппин.
— Приказы повелителя – дело срочное, и я не могу вас задерживать, — сказал Берегонд, — но ответьте мне коротко: куда отправился мой повелитель? Я только что заступил на дежурство, но слышал, будто он прошел в Закрытую Дверь, а перед ним несли Фарамира.
— Да, — сказал Пиппин. — На Улицу Безмолвия.
Берегонд наклонил голову, чтобы скрыть слезы. — Болтали, будто Фарамир при смерти, — вздохнул он, — и вот он умер...
— Нет! — возразил Пиппин. — Еще нет. Я думаю, даже сейчас его смерть можно предотвратить. Но наместник Города сдался раньше, чем сам его город, Берегонд. Он безумен и опасен. — И Пиппин быстро рассказал о странных словах и поступках Денетора. — Я должен немедленно найти Гэндальфа!
— Тогда вам нужно спуститься туда, где идет бой.
— Знаю. Повелитель отпустил меня. Но, Берегонд, если сможете, сделайте что-нибудь, чтобы предотвратить самое страшное.
— Тем, кто одет в черное и серебряное, ни в каком случае не дозволено оставлять посты без особого приказа повелителя.
— Что ж, вам придется выбирать между приказом и жизнью Фарамира, — сказал Пиппин. — Что же касается приказов вообще, то теперь, похоже, их отдает сумасшедший, а не правитель. Я должен бежать. Вернусь, если смогу.
И хоббит помчался вниз, к внешнему кругу. Мимо пробегали люди, спасавшиеся от пожаров. Некоторые при виде его мундира оборачивались и что-то кричали, но Пиппин не слушал. Наконец он проскочил во вторые ворота. Там между стенами бушевали большие пожары. И все же было до странности тихо – ни криков, ни звона оружия. Потом раздался ужасающий вопль и глухой гулкий удар. Преодолевая приступ ужаса, от которого едва не подломились колени, Пиппин завернул за угол и увидел площадь перед городскими Воротами. И застыл. Он нашел Гэндальфа, но отшатнулся, прячась в тени.
С середины ночи продолжалось решающее наступление. Гремели барабаны. С севера и юга отряд за отрядом враги устремлялись к стенам. Появились огромные, ростом с дом, мумакиль – животные из Харада, тащившие через линии огня большие башни и машины. Но вражеского предводителя не слишком заботило то, что делают наступающие и сколько их убито: основная цель заключалась в том, чтобы испытать оборону на прочность и обеспечить гондорцам хлопоты на самых разных участках. Главный удар должен был обрушиться на Ворота. Они, хоть и очень прочные, из стали и железа, защищенные башнями и укреплениями из неприступного камня, были ключевой позицией, самым слабым местом во всей высокой несокрушимой стене.
Барабаны загремели громче прежнего. Вспыхнул огонь. По полю ползли огромные машины, и в середине – гигантский, величиной с целое дерево таран в сотню футов длиной, подвешенный на могучих цепях. Давным-давно выковали его в мрачных кузницах Мордора, придав отвратительному носку из черной стали сходство с оскаленной волчьей мордой. Этот таран назывался Гронд в память о молоте подземного мира древности. Огромные животные, окруженные орками, тащили его, а сзади шли горные тролли, чтобы управлять его работой.
Но у Ворот сопротивление оставалось упорным и сильным, здесь стояли рыцари Дол-Амрота и храбрейшие из гарнизона. Стрелы и дротики сыпались дождем, осадные башни рушились или внезапно вспыхивали, как факелы. Землю под стенами по обе стороны от Ворот усеивали обломки и тела убитых. Но, словно движимые безумием, подступали все новые и новые враги.
Гронд полз вперед. Его не мог затронуть огонь. И хоть порой огромные звери, тащившие его, взбесившись, принимались топтать орков, давя их без счета, тела попросту отбрасывали с дороги и на место мертвых вставали другие.
Гронд полз вперед. Отчаянно гремели барабаны. Над горами трупов появилась страшная фигура – высокий Всадник в капюшоне и черном плаще. Медленно ехал он вперед, топча павших, не замечая стрел. Остановившись, он выхватил длинный светлый меч. И тогда всех – и защитников, и осаждавших – объял великий страх. Руки у людей опустились, ни одна стрела не сорвалась с тетивы. На мгновение все затихло.
Барабаны гремели. Огромные руки что было силы раскачали Гронд и пустили вперед. Таран достиг Ворот. Ударил. Гул раскатился по городу, как гром среди туч. Но железные створки и стальные столбы выстояли.