Тогда Черный Воевода поднялся в стременах и страшным голосом закричал на неведомом забытом языке слова, злобные и властные, потрясшие и сердца, и камень.
Трижды он крикнул. Трижды ударил тяжелый таран. И с последним ударом Врата Гондора разлетелись. Словно их разнесло взрывающее заклинание: блеснула ослепительная молния, и на землю посыпался дождь обломков.
Повелитель назгулов въехал в Город. Большая черная фигура, очерченная на фоне огня, вселяла ужас и отчаяние. Под арку, куда никогда не ступал враг, въехал Повелитель Назгулов, и все бежали перед ним.
Все, кроме одного. На площади за воротами, замерев в молчании, ждал Гэндальф на Обгоняющем Тень, и тот, единственный из вольных скакунов, выдерживал этот ужас, недвижный, неколебимый, будто гравюра из Рат-Динена.
— Здесь ты не пройдешь, — крикнул Гэндальф, и огромная тень остановилась. — Возвращайся в бездну, тебе уготованную! Сгинь! Провались в ничто, удел твой и твоего Хозяина! Прочь!
Черный Всадник откинул капюшон, и смотрите-ка! Блеснул царский венец – на невидимой голове. Между короной и широкими плечами под черным плащом просвечивали рдеющие огни. Из невидимого рта донесся мертвящий хохот.
— Старый дурак! — промолвил Черный Всадник. — Старый дурак! Пришел мой час. Разве ты не узнаешь Смерть? Умри и будь проклят! — С этими словами он высоко поднял меч, и пламя пробежало по лезвию.
Гэндальф не шелохнулся. И в этот миг где-то на городском дворе прокричал петух. Резко и чисто прозвучал его голос. Ничего не зная ни о колдовстве, ни о войне, он приветствовал утро, которое с зарей пришло в небо, в далекую высь над тенями смерти.
И словно в ответ, издалека донеслись иные звуки. Рога, рога, рога... Темные склоны Миндоллуина отразили их неясным эхом. Яростно трубили большие рога с Севера. Наконец пришел Рохан.
Глава VПрибытие рохирримов
Было темно, и Мерри, который лежал на земле, завернувшись в одеяло, ничего не мог разглядеть, однако, хотя ночь была душной и безветренной, он слышал, как вокруг тихонько шумят невидимые деревья. Мерри поднял голову. И снова услышал слабый звук – как будто где-то далеко в лесистых холмах и на горных склонах били барабаны. Звук умолкал и возобновлялся в другом месте, то приближаясь, то отдаляясь. Мерри стало интересно, слышат ли его часовые.
Он не видел, но знал, что вокруг повсюду разместились отряды рохирримов. Он чувствовал во тьме запах коней, слышал их фырканье и негромкий стук копыт, переступавших по устланной хвоей земле. Войско остановилось на ночлег в сосновом лесу, раскинувшемся вокруг Эйленахского маяка – высокого холма, выступающего из длинной полосы Друаданского леса близ большой дороги в восточной части Анориена.
Хотя Мерри очень устал, сон к нему не шел. Они ехали уже четыре дня, и неуклонно сгущающаяся тьма мало-помалу привела хоббита в уныние. Он начал задумываться о том, зачем так стремился поехать, имея все причины и даже прямое приказание господина остаться. Ему также хотелось знать, разгневается ли старый король, узнав о его непослушании. Может быть, и нет. Казалось, между Дернхельмом и Эльфхельмом, воеводой, командовавшим эоредом, с которым они ехали, существует некое понимание. Ни воевода, ни его люди не обращали на Мерри никакого внимания и делали вид, что не слышат, когда он подавал голос. Хоббит был попросту чем-то вроде вьюка, который вез Дернхельм. Дернхельм не был хорошим попутчиком: он ни с кем не вступал в разговор. Мерри чувствовал себя маленьким, нежеланным и одиноким. Времени уже почти не осталось, и войску грозила опасность. От внешней стены Минас-Тирита, окружавшей пригородные поля, их отделяло меньше дневного перехода. Вперед выслали разведчиков. Одни не вернулись. Другие вернулись в спешке и сообщили, что дорога впереди охраняется. Вражеское войско стоит на ней лагерем в трех милях к западу от Амон-Дина, и часть отрядов движется по дороге от силы в трех лигах от рохирримов. Холмы и леса вдоль дороги кишат орками. Ночью король с Эомером созвали совет.
Мерри очень хотелось перемолвиться с кем-нибудь словечком, и ему вспомнился Пиппин. Но это лишь усугубило его тревогу. Бедный Пиппин, одинокий и испуганный, заперт в огромном каменном городе. И Мерри пожалел, что он не высокий всадник вроде Эомера, чтобы протрубить в рог и помчаться на выручку. Он сел, прислушиваясь к барабанам, которые вновь загудели, теперь гораздо ближе. Вскоре он расслышал приглушенные голоса и увидел, как за деревьями пронесли тусклые затененные фонари.
Высокий человек, споткнувшись в темноте о хоббита, выругал древесные корни. Мерри узнал голос воеводы Эльфхельма.
— Я не древесный корень, сударь, — заметил он, — и не мешок, а хоббит, у которого все отбито. Самое малое, что вы можете сделать, дабы искупить свою вину, – это рассказать, что происходит.
— Чего только не происходит в этой дьявольской тьме! — ответил Эльфхельм. — Но господин прислал сказать, что нужно приготовиться: в любую минуту может прийти приказ о выступлении.
— Значит, враг приближается? — тревожно спросил Мерри. — Так это их барабаны? Я думал, мне это только кажется, поскольку никто не обращает на них внимания.
— О нет, нет, — сказал Эльфхельм, — враг на дороге, не в холмах. Вы слышите восов, лесных дикарей. Говорят, они все еще живут в Друаданском лесу. Последние потомки древних племен, они скрываются, их мало, они дики и осторожны, как звери. Они не воюют ни с Гондором, ни с Маркой, но темнота и приход орков их растревожили: они боятся возвращения Темных Лет, которое кажется теперь вполне вероятным. И надо радоваться, что они не охотятся на нас – говорят, у них отравленные стрелы, а в знании леса никто не может с ними сравниться. Они предложили свои услуги Теодену. Как раз сейчас одного из их вождей ведут к королю. Вон там, где фонари. Так я слышал, но больше ничего не знаю. А теперь я должен заняться приказом господина. Пакуйтесь, мастер мешок! — И воевода исчез во тьме.
Мерри не понравился разговор о дикарях и отравленных стрелах, но на хоббита и без того давило бремя великого страха. Ожидание становилось невыносимым. Отчаянно хотелось знать, что происходит. Мерри встал и устало поплелся следом за последним светильником, который еще не успел исчезнуть среди деревьев.
Вскоре Мерри очутился на поляне, где под большим деревом поставили маленький шатер для короля. Большой, закрытый сверху фонарь, свисая с ветки, отбрасывал на землю бледный круг света. Тут были Теоден и Эомер, а перед ними на земле сидел странный коренастый человек, угловатый, точно старый камень. На шишковатом подбородке торчала, как сухой мох, редкая борода. У человека были короткие ноги и толстые короткие руки, а одеждой ему служила лишь юбка из травы. Мерри показалось, что он его уже где-то видел, и вдруг он встрепенулся, припомнив пукелей из Дунхарроу. Одно из этих древних изваяний ожило – перед хоббитом сидел, быть может, прямой потомок тех давно исчезнувших людей, что служили моделями забытому скульптору.
Мерри подобрался поближе. Поначалу царила тишина, но затем дикарь заговорил, по-видимому, отвечая на какой-то вопрос. Голос у него оказался низким и гортанным, но, к удивлению Мерри, дикарь говорил на общем языке, хотя и запинаясь и порой употребляя незнакомые слова.
— Нет, Отец Всех Лошадников, — сказал он, — мы не сражаемся. Только охотимся. Мы убиваем горгунов в лесах, ненавидим орков. Вы тоже ненавидите горгунов. Мы поможем вам, как сумеем. У Диких чуткие уши и острые глаза. Они знают все дороги. Дикие жили здесь до каменных домов, до того, как по воде пришли рослые.
— Но нам нужна помощь в бою, — сказал Эомер. — Как вы и ваш народ станете помогать нам?
— Мы будем приносить новости, — ответил дикарь. — Мы смотрим с холмов. Взбираемся на большие горы и оттуда смотрим вниз. Каменный Город закрыт. Вокруг горит огонь, теперь он горит и внутри. Вы хотите идти туда? Тогда поторопитесь. Но горгуны и люди издалека, — он махнул короткой корявой рукой на восток, — засели на конной дороге. Очень много, больше, чем Лошадников.
— Откуда вы знаете? — спросил Эомер.
Плоское лицо и темные глаза старика ничего не выразили, но голос потускнел от неудовольствия. — Дикие дики и свободны, но они не дети, — ответил он. — Я великий вождь Ган-Бури-Ган. Я многое считаю – звезды на небе, листья на деревьях, людей в темноте. У вас десять и еще пять раз по двадцать раз двадцать воинов. А у них больше. Большая битва, а кто выиграет? И еще много их ходит вокруг стен Каменного города.
— Увы! Он более чем близок к истине, — сказал Теоден. — А наши разведчики сообщили, что видели траншеи и завалы поперек дороги. Мы не сможем смять их неожиданным ударом.
— И все же нужно торопиться, — сказал Эомер. — Мундбург в огне!
— Пусть Ган-Бури-Ган доскажет! — перебил дикарь. — Он знает не одну дорогу. Он поведет вас по дороге, где нету ям, где не ходят горгуны, только Дикие и звери. Много дорог проложили, когда племя Каменных Домов было сильнее. Они кроили холмы, как охотник кроит мясо зверя. Дикие думают, что они ели камни. Они ездили через Друадан в Риммон на больших телегах. Больше не ездят. Дорога забыта, но не Дикими. Через холмы и за холмами пролегает она, заросшая травой и деревьями, проходит за Риммоном, спускается к Дину и снова возвращается к дороге Лошадников. Дикие покажут вам эту дорогу. Тогда вы убьете горгунов и своим блестящим железом прогоните злую тьму, и Дикие опять смогут спокойно спать в диких лесах.
Эомер и Теоден переговорили на своем языке. Наконец Теоден повернулся к дикарю. — Мы принимаем ваше предложение, — сказал он. — Что с того, что мы оставляем позади вражье войско? Если каменный город падет, для нас не будет возврата. Но если он будет спасен, тогда возврата не будет для войска орков. Если вы сдержите слово, Ган-Бури-Ган, мы щедро вознаградим вас, и вы навсегда завоюете дружбу Марки.
— Мертвецы не друзья живым и не приносят им дары, — ответил дикарь, — но если вы переживете тьму, предоставьте Диким свободно жить в лесах и больше не охотьтесь на них, точно на диких зверей. Ган-Бури-Ган не заманит вас в западню. Он сам пойдет с Отцом Всех Лошадников, и если он заведет вас в беду, вы убьете его.