— Да будет так! — провозгласил Теоден.
— Сколько времени потребуется, чтобы пройти мимо врагов и вернуться на дорогу? — спросил Эомер. — Если вы поведете нас, нам придется идти пешком, вдобавок я не сомневаюсь, что дорога узкая.
— Ноги быстро носят диких, — сказал Ган. — В долине Каменных телег, вон там, дорога шириной в четыре лошади, — он махнул рукой на юг, — но узкая в начале и в конце. Дикие могут от восхода солнца до полудня пройти отсюда до Дина.
— Тогда кладем около семи часов для передовых отрядов, — сказал Эомер. — А всего следует положить часов десять. Нас могут задержать непредвиденные обстоятельства, а поскольку все наше войско вытянется вереницей, то, когда мы выйдем из холмов, пройдет немало времени, прежде чем оно вновь построится. Который час?
— Кто знает? — сказал Теоден. — Теперь все ночь.
— Все темно, но не все ночь, — возразил Ган. — Когда восходит солнце, мы чуем его, даже если оно прячется. Оно уже поднялось над восточными горами. В небесных полях начинается день.
— Тогда нужно выступить как можно быстрее, — сказал Эомер. — Но и тогда нечего надеяться прийти на помощь Гондору еще сегодня.
Мерри не стал дожидаться, что еще будет сказано, и незаметно ускользнул, чтобы подготовиться к началу марша. Предстоял последний переход перед битвой. Хоббиту не верилось, чтобы в ней уцелели многие. Но он подумал о Пиппине и горящем Минас-Тирите и решительно отогнал страх.
Все в тот день шло хорошо, и они не слышали и не видели врагов, которые бы ждали их в засаде. Дикие выставили заслон из опытных охотников, так что ни один орк или иной шпион не узнал о перемещениях в холмах. По мере того, как они продвигались к осажденному городу – длинными вереницами, словно темные тени людей и коней, – свет все больше тускнел. Каждый отряд вел дикарь-лесовик, старый Ган шел рядом с королем. Начало перехода затянулось: всадникам, которые вели коней под уздцы, потребовалось немало времени, чтобы найти в густых зарослях за лагерем проход и спуститься в незаметную чужому глазу Долину каменных телег. Лишь ближе к вечеру передовые отряды вышли к широкой полосе серых зарослей, тянувшейся с восточной стороны Амон-Дина и скрывавшей большую брешь в цепи холмов, убегавших на восток и на запад, от Нардола к Дину. В эту брешь к главному пути из Минас-Тирита в Анориен когда-то давно спускалась проезжая дорога, ныне забытая. Уже много поколений на ней росли деревья, и она исчезла, погребенная под листвой бесчисленных лет. Но эти заросли давали всадникам последнюю надежду укрыться перед тем, как открыто вступить в бой, поскольку за ними лежали дорога и прибрежные равнины, в то время как на востоке и на юге поднимались голые скалистые склоны – там холмы теснились гуртом и бастион за бастионом поднимались к громаде Миндоллуина.
Передовой отряд остановился, а тем временем остальные, вереницей выходя из узкого ущелья Долины каменных телег, рассредоточились под серыми деревьями, чтобы устроить бивак. Король созвал воевод на совещание. Эомер разослал разведчиков следить за дорогой, но старый Ган покачал головой.
— Посылать Лошадников ни к чему. Дикие увидят все, что можно увидеть в дурном воздухе. Они скоро придут и все мне расскажут.
Собрались воеводы. Потом из-за деревьев осторожно вышли новые «пукели», до того похожие на старого Гана, что Мерри удавалось их различать с большим трудом. Они заговорили с Ганом на странном гортанном языке.
Вскоре Ган повернулся к королю. — Дикие многое рассказали, — сказал он. — Во-первых, будьте осторожны! В лагере за Дином, вон там, в часе ходьбы отсюда, еще много людей. — Он махнул рукой на запад, в сторону Черного маяка. — Но от них до новых стен племени Камня никого не видно. Там трудится много людей. Стен больше нет: горгуны разбили их землетрясами и дубинами из черного железа. Они очень заняты и ни на что не обращают внимания. Они считают, что их друзья следят за всеми дорогами! — Тут старый Ган издал забавный булькающий звук. Похоже, он смеялся.
— Отрадно слышать! — воскликнул Эомер. — Даже в этой мгле вновь засияла надежда. Выдумки Врага нередко играют нам на руку! Даже эта проклятая тьма стала нам укрытием. А теперь, страстно желая уничтожить Гондор и разобрать его по камешку, орки устранили самую страшную для нас опасность. Внешнюю стену можно было долго оборонять. Теперь же мы проскользнем – если доберемся туда.
— Еще раз благодарю вас, Ган-Бури-Ган из лесов, — сказал Теоден. — Вы были нашим проводником и принесли добрые вести, так пусть же вас повсюду сопровождает удача.
— Перебейте горгунов! Перебейте орков! Для Диких не может быть ничего приятнее, — ответил Ган. — Прогоните блестящим железом дурной воздух и Тьму.
— Для того мы и заехали так далеко, — сказал король, — и попробуем сделать это. Но чего мы достигнем, покажет только утро.
Ган-Бури-Ган присел на корточки и в знак прощания коснулся земли дубленым лбом. Затем дикарь встал, словно собираясь уходить. Но вдруг остановился и принюхался, вскинув голову, как испуганный лесной зверь. Глаза его загорелись.
— Ветер меняется! — воскликнул он, и с этими словами он и его товарищи в мгновение ока растворились во тьме. Больше никто из роханских всадников их не видел. Далеко на востоке вскоре вновь послышалась слабая дробь барабанов. Но ни у кого в войске Теодена не возникло опасения, что дикари, какими бы странными и неприятными они не казались, предали их.
— Теперь нам более не нужны проводники, — сказал Эльфхельм. — В войске есть всадники, которые в дни мира бывали в Мундбурге. Я, например. Когда мы достигнем дороги, она резко свернет на юг, и перед нами пролягут еще семь лиг до внешней ограды пригородных полей. Обочины дороги заросли густой травой. Считается, что по таким полосам гондорские гонцы мчатся как ветер. Мы можем проехать там быстро и без особого шума.
— Тогда, поскольку нам следует опасаться нападения и поскольку нам понадобятся все силы, — сказал Эомер, — я советую сейчас отдохнуть, а выступить ночью и так рассчитать время похода, чтобы прийти на поля завтра, когда рассветет или когда наш повелитель даст знак.
Король согласился с этим, и воеводы ушли. Но вскоре Эльфхельм вернулся. — Разведчики ничего не обнаружили, повелитель, — сказал он, — кроме двух человек: двух мертвецов и двух мертвых коней.
— Ну и что? — спросил Эомер.
— А вот что: это гонцы из Гондора. Вероятно, один из них Хиргон. По крайней мере, в руке он сжимает красную стрелу... но ему отрубили голову. И вот еще что: судя по следам, они перед смертью мчались на запад. Я понимаю это так: они обнаружили врага у внешней стены или столкнулись с ним, возвращаясь, и, коль они взяли на заставе свежих лошадей, как у них принято, случилось это две ночи назад. Они не сумели добраться до города и повернули обратно.
— Увы! — огорчился Теоден. — Значит, Денетор не получал известия о нашем выступлении и не знает, что мы придем.
— Нужда не терпит отлагательств, но лучше поздно, чем никогда, — заметил Эомер. — Может быть, на сей раз старая поговорка окажется справедливей, чем когда-либо с тех пор, как человек научился говорить.
Наступила ночь. По обеим сторонам от дороги в молчании двигалось роханское войско. Дорога, обогнув отроги Миндоллуина, повернула на юг. Вдали, почти прямо впереди, под черным небом рдело зарево, и на его фоне склоны огромной горы казались черными. Всадники приближались к Раммасу у Пеленнора, но день еще не пришел.
Король ехал в середине передового отряда, в окружении челядинцев. Следом выступал эоред Эльфхельма, и вот Мерри заметил, что Дернхельм покинул свое место и под покровом тьмы двинулся вперед и так оказался в тылу королевской охраны. Всадники остановились. Мерри услышал негромкие голоса. Прискакали разведчики, которые рискнули уехать вперед, к самой стене. Они подъехали к королю.
— Там великий пожар, о повелитель, — сказал один. — Город в огне, а в поле полно врагов. Но все они увлечены нападением. А на внешней стене, насколько можно судить, врагов остается немного, они заняты разрушением и ничего не замечают.
— Вы помните слова дикаря, повелитель? — спросил другой. — В дни мира я жил на открытом нагорье, меня зовут Видфара, и мне воздух тоже приносит вести. Ветер переменился. Он дует с юга, в нем теперь соленый привкус моря, хотя и слабый. Утро принесет новые известия. Если эта вонь не сбила меня с толку, когда мы минуем стену, придет рассвет.
— Если вы говорите правду, Видфара, желаю вам пережить этот день и долгих лет благополучия! — сказал Теоден. Он повернулся к своей гвардии и заговорил ясным голосом, так что всадники первого эореда тоже услышали его.
— Час пробил, всадники Марки, сыновья Эорла! Впереди враг и огонь, а ваши дома далеко. Но, хотя вы сражаетесь на чужих полях, слава, которую вы здесь завоюете, навеки пребудет с вами. Вы дали клятву, пришла пора сдержать ее – клятву повелителю, родине и друзьям!
Воины ударили копьями о щиты.
— Эомер, сын мой! Вы поведете первый эоред, и впереди, в середине, пойдет королевское знамя. Эльфхельм, когда мы минуем стену, ведите свой отряд направо. А Гримболд пойдет налево. Остальные отряды пусть по возможности следуют за этими тремя. Ударим по врагу, где бы он ни собрался. Мы не можем придумать ничего иного, не ведая, что творится на полях. Вперед – и не бойтесь тьмы!
Передовой отряд устремился вперед. Несмотря на предсказание Видфары, было по-прежнему темно. Мерри сидел позади Дернхельма, держась левой рукой, а правой старался достать меч из ножен. Теперь он с горечью осознавал правоту королевских слов: Мериадок, что вы станете делать в подобной битве? «Только одно, — подумал хоббит, — мешать всаднику и надеяться, что меня не выбросит из седла и не затопчут кони».
До внешней стены оставалось не больше лиги. Скоро – чересчур скоро, по мнению Мерри, – рохирримы достигли ее. Послышались яростные крики и звон оружия, но это продолжалось недолго. Орков на стене было мало, их, застигнутых врасплох, перебили или разогнали. Перед развалинами северных ворот Раммаса король вновь остановился. Первый