Когда Пиппин услышал, что Гэндальф отвергает условия и обрекает Фродо на пытки в Башне, его согнуло от сокрушительного ужаса, но хоббит сумел совладать с собой и теперь стоял рядом с Берегондом в первом ряду гондорцев среди людей Имрахиля. Ибо ему казалось, что лучше быстрее умереть и оборвать горькую историю своей жизни, раз все погибло.
— Жаль, здесь нет Мерри, — услышал он собственный голос, и в голове у глядевшего на приближающихся врагов хоббита стремительным потоком понеслись мысли. «Что ж, во всяком случае, теперь я лучше понимаю бедного Денетора. Мы с Мерри могли умереть вместе, а раз уж приходится умирать, почему бы и нет? Но Мерри здесь нет. Надеюсь, он встретит более легкую смерть. А теперь я должен сделать все, что смогу».
Хоббит выхватил меч и взглянул на переплетение красных и золотых узоров. Цветистые буквы Нуменора пламенем сверкнули на клинке. «Он создан именно для такого часа, — подумал Пиппин. — Если бы я смог ударить им этого гнусного посла, может, тогда я сравнялся бы со стариной Мерри. Ну, уж кого-нибудь из этих скотов я перед смертью заколю! Жаль, я уже не увижу ни ясного солнца, ни зеленой травы!»
И едва он это подумал, как на них обрушился первый удар. Орки, задержавшиеся из-за болот, лежавших перед холмами, остановились и выпустили в обороняющихся тучи стрел. И из их рядов вышли, ревя, как звери, горные тролли Горгорота. Они были выше людей, и шире в плечах, и одеты лишь в плотно прилегающие сети из роговых чешуек (а может, то была их отвратительная шкура), и вооружены огромными черными круглыми щитами, и держали в узловатых лапах тяжелые молоты. С ревом протопали они через болото и бурей налетели на ряды гондорцев, и застучали по шлемам и головам, по рукам и щитам, как кузнецы, кующие горячее податливое железо. Страшный удар обрушился на Берегонда, и тот, оглушенный, упал рядом с Пиппином, а огромный вожак троллей, нанесший этот удар, наклонился над жертвой, протянув цепкую когтистую лапу, ибо эти подлые существа перегрызали горло тем, кого повергнут.
Тогда Пиппин ударил снизу вверх, и расписной клинок с Запада пробил шкуру и глубоко вонзился во внутренности тролля. Струей брызнула черная кровь. Тролль наклонился вперед и, точно скала, рухнул на Пиппина. Чернота, зловоние и острая боль пронзили хоббита, и его рассудок погрузился в глубокую тьму.
«Стало быть, все закончилось, как я и предвидел», — подумал Пиппин, теряя сознание. Ему вдруг стало легко и весело, пришел конец всем страхам и сомнениям. Но прежде чем погрузиться в забытье, хоббит услышал крики. Они доносились как из забытого далекого мира, откуда-то сверху, издалека:
— Орлы летят! Орлы летят!
На мгновение к Пиппину вернулась способность думать: «Бильбо! Но нет. То было в его истории, давным-давно. А это моя история, и теперь она кончается. Прощайте!»
То была его последняя мысль, и больше он ничего не видел.
КНИГА ШЕСТАЯ
Глава IБашня Кирит-Унгол
Сэм с трудом поднялся с земли. Мгновение хоббит сообразить, где он... а потом на него всей тяжестью обрушилось осознание его жалкого и отчаянного положения. Он стоял в глубокой тьме перед подземным входом в крепость орков; бронзовые двери были закрыты. Должно быть, бросившись на них, Сэм потерял сознание, но долго ли он пролежал так, хоббит не знал. Тогда его сжигало пламя ярости и отчаяния, теперь он дрожал от холода. Сэм подкрался к двери и прижался к ней ухом.
Внутри он расслышал далекие слабые крики орков, но вскоре голоса смолкли или ушли за пределы слышимости, и все стихло. Голова у хоббита болела, во тьме перед глазами плыли призрачные пятна света, но он заставил себя успокоиться и задуматься. Как бы ни было, ясно, что нечего надеяться проникнуть в крепость орков через эти ворота: прежде чем их снова откроют, можно прождать много дней, а ждать нельзя, время на вес золота. Сэм уже не сомневался, в чем его долг: вызволить хозяина, пусть ценой собственной жизни.
— Вообще-то погибнуть будет проще и легче, — угрюмо сказал себе Сэм, вкладывая Жало в ножны, и повернул прочь от бронзовых дверей. Хоббит медленно двинулся назад по темному туннелю, нащупывая дорогу, не смея воспользоваться эльфийским светом и мысленно стараясь увязать в единое целое все события, произошедшие с тех пор, как они с Фродо покинули Перекресток. Он задумался, который час. Должно быть, один день уже закончился, а другой еще не начинался, но Сэм потерял счет дням. Он блуждал в земле Тьмы, где время остального мира словно бы погружалось в забвение – вместе со всеми входящими сюда.
— Интересно, думают ли они о нас вообще, — прошептал Сэм, — и что там с ними? — Хоббит неопределенно махнул рукой, но на самом деле он шел на юг, а не на запад, так как снова оказался в туннеле Шелоб. А на западе близился полдень четырнадцатого марта по летосчислению Шира, и Арагорн в этот миг вел черный флот от Пеларгира, а в Минас-Тирите вспыхивали пожары и Пиппин смотрел, как расцветает безумие в глазах Денетора. Однако среди всех забот и тревог мысли друзей постоянно обращались к Фродо и Сэму, отнюдь не забытым. Но друзья были далеко, и пока что никто не мог помочь Сэмвайсу, сыну Хэмфеста, – он был один как перст.
Наконец Сэм вновь оказался у каменной двери в проходе орков и, не найдя замка или затвора, поступил как и раньше: взобрался на нее и мягко спрыгнул на землю. Он украдкой прокрался по туннелю, где обрывки паутины Шелоб еще раскачивались на холодном сквозняке – ибо после отвратительной тьмы он показался Сэму холодным, однако привел его в чувство. Хоббит осторожно выбрался наружу.
Там царили зловещее спокойствие и полумрак, словно сумерки на исходе пасмурного дня. Испарения, обильно поднимавшиеся над Мордором и двигавшиеся на запад, плыли низко над головой – огромная хаотическая масса облаков и дыма, освещенная снизу тусклыми красными отблесками.
Сэм взглянул на башню орков, и вдруг в ее узких окнах, точно в красных глазках, сверкнул свет. Сэм подумал, уж не сигнал ли это. Страх перед орками, на время вытесненный гневом и отчаянием, вернулся. Насколько мог судить хоббит, оставался единственный возможный путь: попробовать отыскать главный вход в страшную башню. Но ноги у Сэма подкашивались, и он обнаружил, что весь дрожит. Оторвав взгляд от башни и рогов Ущелья, Сэм заставил непослушные ноги повиноваться и медленно, напряженно прислушиваясь и вглядываясь в густую тень по сторонам дороги, пошел обратно – мимо того места, где упал Фродо и где еще держался запах Шелоб, и дальше, вверх, пока вновь не оказался у выхода из ущелья, где надевал Кольцо и где мимо него прошел отряд Шаграта.
Там хоббит остановился и сел. Он почувствовал, что не в силах идти дальше. Стоит миновать высшую точку перехода и сделать один-единственный шаг вниз, в Мордор, и возврата не будет. Он никогда не вернется. Толком не зная зачем, Сэм достал Кольцо и вновь надел его. Он немедленно ощутил его страшное бремя и почуял, на сей раз неизмеримо яснее и сильнее, злобу Мордорского Ока, искавшего, старавшегося проникнуть в тень, сотворенную для собственной защиты, но теперь мешавшую разрешить сомнения и беспокойство.
Как и в прошлый раз Сэм обнаружил, что его слух обострился, но все предметы кажутся ему полупрозрачными и неясными. Скалистые стены вдоль тропы казались бледными, как будто виднелись сквозь туман. Зато в отдалении хоббит вновь расслышал жалобное ворчание Шелоб и, резко и ясно, как будто бы совсем близко, – крики и звон металла. Хоббит вскочил и прижался к стене у дороги. Он порадовался, что у него есть Кольцо: приближался новый отряд орков. Или так Сэму показалось вначале. Потом он неожиданно понял, что ошибся, обострившийся слух обманул его: крики орков доносились из башни, чей верхний рог теперь находился как раз над ним, на левой стороне Ущелья.
Сэм содрогнулся и попытался согнать себя с места. Определенно, что-то происходило. Возможно, несмотря на все приказы, жестокость орков победила, и они пытали Фродо или даже остервенело рубили его на куски. Сэм прислушался, и перед ним вновь блеснула надежда. Сомнений не было – в башне шел бой, орки дрались друг с другом; очевидно, Шаграт и Горбаг что-то не поделили. И хотя такая догадка породила слабую надежду, ее хватило, чтобы подбодрить Сэма. Возможно, еще не все потеряно! Любовь к Фродо победила все прочее, и забыв об опасности, Сэм закричал: — Я иду, мастер Фродо!
Он побежал вперед по извилистой тропе. Дорога сразу же повернула налево и круто ринулась вниз. Сэм вступил в Мордор.
Он снял Кольцо, руководствуясь, быть может, смутным предчувствием опасности, хотя сказал себе, что просто хочет видеть яснее. «Лучше уж увидеть самое плохое, — пробормотал хоббит. — Что толку блуждать в тумане!»
Суровой, безжалостной и недоброй была земля, которую он увидел. Под ногами у Сэма высочайший хребет Эфель-Дуата круто, большими уступами спускался в темную расселину, за которой на красном небе чернел второй хребет, гораздо более низкий, с неровными, похожими на клыки вершинами: то был угрюмый Моргаи – внутреннее кольцо, ограждавшее эту землю. За ним, далеко, но прямо впереди, за широким озером Тьмы, испещренным крохотными огоньками, пылало большое зарево. Оттуда поднимались огромные столбы клубящегося дыма, тускло-красные у основания и черные вверху, где они сливались в колышущийся полог, укрывавший всю эту проклятую землю.
Сэм смотрел на Ородруин – Гору Огня. Время от времени где-то в глубинах ее пепельного конуса разогревались печи и с гулким ревом и шумом выбрасывали из расселин на склонах горы потоки раскаленной лавы. Одни пылая текли по большим каналам к Барад-Дуру, другие торили извилистый путь по каменистой равнине, пока, остынув, не замирали, точно скрюченные драконьи туши, в муках извергнутые землей. Именно в такой час, в час родин, Сэм увидел Гору Судьбы и ее огни, скрытые высоким Эфель-Дуатом от тех, кто взбирался по западной тропе. Теперь эти огни, отражаясь в голых каменных склонах, окрашивали их в цвет крови.