Наконец измученный заботами Сэм уснул, отложив решение на утро: больше он ничего не мог сделать. Сон мучительно мешался с явью. Сэму виделись огоньки, похожие на жадные глаза, и ползущие темные фигуры, слышались голоса диких зверей и страшные крики пытаемых, и он вскидывался, чтобы встретить только черную пустоту вокруг. Лишь однажды, когда хоббит вскочил, дико озираясь, ему показалось, что он все еще видит бледные огоньки, похожие на глаза – но скоро они замигали и исчезли.
Ненавистная ночь уходила медленно и неохотно. Сменивший ее день был тусклым – здесь, вблизи Горы, воздух пропитался дымом, а от Башни Тьмы расползалась Тень, которой окутывался Саурон. Фродо лежал навзничь, не шевелясь. Сэм постоял рядом, не в силах заговорить, но зная, что слово за ним: он должен был заставить хозяина напрячь волю для нового усилия. Наконец, наклонившись и погладив Фродо по лбу, Сэм проговорил ему на ухо:
— Проснитесь, хозяин. Пора в дорогу.
Фродо, словно разбуженный внезапным ударом колокола, живо вскочил и посмотрел на юг. Но, увидев Гору и окружающую ее пустыню, вновь скис.
— Мне не сдюжить, Сэм, — сказал он. — Это такая тяжесть, такая тяжесть...
Сэм заранее знал, что слова будут напрасны и лишь ухудшат положение, но от жалости не сумел сдержаться. — Тогда позвольте мне понести его, мастер Фродо, — сказал он. — Вы знаете, что я сделаю это с радостью, пока у меня есть силы.
В глазах Фродо вспыхнуло исступление. — Уходи! Не трогай меня! — закричал он. — Оно мое, вот что! Убирайся! — Его рука потянулась к мечу. И сразу же тон Фродо изменился. — Нет, нет, Сэм, — сказал хоббит печально. — Ты должен понять. Это мое бремя, и никто другой не может нести его. Да к тому же теперь слишком поздно, Сэм, дружище. Ты уже не можешь помочь мне этим. Я почти в его власти. Я не могу отдать его, а если ты попытаешься его отобрать, я сойду с ума.
Сэм кивнул. — Понятно, — сказал он. — Но можно сделать кое-что другое. Почему бы не облегчить нашу ношу? Мы теперь идем прямо туда, — он указал на Гору. — И незачем тащить с собой то, что уже не понадобится.
Фродо снова посмотрел на Гору. — Да, — сказал он, — нам немногое понадобится на этом пути. А в конце его – вообще ничего. — Подняв оркский щит, хоббит отшвырнул его в сторону. Следом полетел и шлем. Сняв серый плащ, Фродо развязал тяжелый пояс и дал ему упасть на землю, а вместе с ним – мечу в ножнах. Обрывки черного плаща он сорвал с себя и разбросал.
— Вот так! Я больше не орк, — воскликнул он, — и не возьму в руки оружия, ни достойного, ни подлого. Пусть поймают меня, если смогут!
Сэм последовал примеру хозяина: он отложил в сторону оркское снаряжение и вытащил из своего мешка все вещи. Каждая из них была ему дорога уже тем, что он принес ее так далеко и с таким трудом. Труднее всего оказалось расстаться с кухонной утварью. При мысли, что ее нужно бросить, у Сэма на глазах показались слезы.
— Помните того кролика, мастер Фродо? — спросил он. — И наш обед на теплом взгорье в стране воеводы Фарамира в тот день, когда я увидел олифонта?
— Боюсь, что нет, Сэм, — ответил Фродо. — Вернее, я знаю, что все это было, но не могу представить. У меня в памяти не осталось ни вкуса пищи, ни шума ветра, ни луны или звезд, ни воспоминания о траве или цветах. Я наг во тьме, Сэм, и между мной и огненным колесом нет никакой преграды. Я вижу его даже наяву, с открытыми глазами, и все остальное блекнет.
Сэм подошел к хозяину и поцеловал ему руку. — Тогда чем быстрее мы избавимся от него, тем быстрее отдохнем, — вымолвил он, запинаясь, не в силах подобрать лучших слов. «Разговорами ему не поможешь, — бормотал хоббит себе под нос, собирая вещи, которые они решили оставить. Сэм не хотел, чтобы они лежали в этой пустыне, бросаясь в глаза всякому прохожему. — Похоже, Вонючка подобрал ту оркскую кольчугу, но уж меча он не получит. И я не позволю ему пакостить мои кастрюли!» — С этими словами он отнес все свои пожитки к одной из множества зияющих трещин, избороздивших землю, и сбросил их туда. Звон его драгоценных кастрюль, летящих во тьму, показался Сэму похоронным звоном.
Сэм вернулся к Фродо, отрезал кусок эльфийской веревки, сделал из нее пояс для хозяина и крепко обвязал вокруг его талии серый плащ. Остаток веревки он аккуратно свернул и убрал в мешок. Кроме нее он сохранил лишь остатки дорожного хлеба и фляжку. На поясе у Сэма висел Жало. А на груди, спрятанный в кармане, покоились фиал Галадриели и шкатулочка, подаренная эльфийской владычицей лично Сэму.
И вот наконец хоббиты пошли прямо к Горе, больше не думая о том, чтобы прятаться, борясь с усталостью и устремляя слабеющую волю лишь на одно: идти. В тот тусклый, хмурый день мало кто мог бы заметить их даже в этом краю бдительности, разве что оказавшись совсем близко. Из всех слуг Повелителя Тьмы лишь назгулы могли бы предупредить его о той опасности, что, маленькая, но неукротимая, подбиралась к самому сердцу его охраняемого королевства. Но назгулы и их черные крылатые скакуны были заняты другим: собравшись далеко оттуда, они следили за продвижением полководцев Запада, и туда же была устремлена мысль Башни Тьмы.
В тот день Сэму показалось, что хозяин обрел новые силы, большие, чем объясняло бы избавление от лишнего груза. Поначалу хоббиты прошли дальше и быстрее, чем Сэм рассчитывал накануне. Земля была неровной и враждебной, и все же они заметно продвинулись, и Гора виднелась все ближе. Но на исходе дня, когда тусклый свет вдруг стал быстро меркнуть, Фродо снова ссутулился и начал спотыкаться, как будто дневной переход истощил его последние силы.
На последнем привале он опустился на землю, сказал: «Я хочу пить, Сэм», — и умолк. Сэм дал ему глоток воды; остался один, последний. Сам он пить не стал, и когда над ними сомкнулась новая мордорская ночь, мысли Сэма невольно обратились к воде, и каждый ручеек, каждый ключ, каждая речка, которые хоббит повидал за свою жизнь в зеленой тени ивняка или сверкающими на солнце, зажурчали и заструились перед его невидящими глазами, причиняя невыносимые муки. Он почувствовал пальцами ног холодный ил – он шлепал по Приреченскому пруду вместе с Джолли Коттоном, Томом Нибсом и их сестрой Рози. «Нет, это было много лет назад, — вздохнул хоббит, — и далеко отсюда. Путь домой, если он вообще есть, проходит через Гору».
Он не мог уснуть и продолжал спорить с самим собой. «Что ж, мы сделали больше, чем ты надеялся, — твердо заявил он. — Начало, как ни крути, доброе. Небось успели до привала пройти половину дороги. Еще денек, и порядок». — Тут хоббит умолк.
— Не валяй дурака, Сэм Гэмджи, — услышал он собственный голос. — Хозяин, если вообще сможет шелохнуться, не сможет еще целый день идти так, как сегодня. Да и ты долго не протянешь, если будешь отдавать ему всю воду и почти всю еду.
— Я могу пройти еще ого-го сколько – и пройду.
— Куда это?
— К Горе, конечно.
— Но что потом, Сэм Гэмджи, что потом? Что ты будешь делать, оказавшись там? Сам он ничего не сможет.
К своему испугу, Сэм понял, что на это ему нечего ответить. Он очень смутно представлял себе, что же дальше. Фродо не часто говорил с ним о своем поручении, и Сэм лишь в общих чертах представлял, что Кольцо каким-то образом нужно бросить в огонь. «Расселины Судьбы, — пробормотал он, вспомнив старика. — Да, хозяин-то знает, как найти их, а я нет».
— Вот то-то! — пришел ответ. — Все совершенно напрасно. Он сам так сказал. Дурак ты, что в надежде плетешься вперед. Не будь ты таким упрямым, ты давным-давно мог бы лечь и заснуть. Но ты все равно умрешь, быть может, страшной смертью. Да ложись хоть сейчас – от этого ничего не изменится. Все равно ты никогда не поднимешься на вершину.
— Поднимусь, если брошу все, кроме своих костей, — сказал Сэм. — И понесу мастера Фродо, пусть это сломает мне спину и разобьет сердце. Поэтому хватит спорить!
В этот миг Сэм почувствовал, что земля под ним задрожала, и услышал отдаленные раскаты грома, словно бы запертого под землей. В облаках мелькнула и погасла вспышка красного пламени.
Горе тоже не спалось.
Начинался последний этап пути к Ородруину, и он оказался невыносимой пыткой – Сэм никогда бы не подумал, что способен вынести такое. Все тело у хоббита болело, а во рту так пересохло, что он не мог проглотить ни кусочка. Было по-прежнему темно и не только из-за дымов Горы: казалось, надвигается гроза, в черном небе на юго-востоке сверкали молнии. Но хуже всего оказался воздух, насыщенный ядовитыми испарениями: дышать стало трудно и больно, на хоббитов накатывала дурнота, и они спотыкались и часто падали. И все же, не сломленные, они брели вперед.
Гора неуклонно приближалась, и наконец, подняв отяжелевшие головы, хоббиты увидели: нависая над ними, она заполняла все поле зрения – огромная груда пепла, шлака и обгоревшего камня, из которой к облакам поднимался большой узкий конус. Прежде чем дневной сумрак сменила настоящая ночь, Сэм и Фродо где ползком, где спотыкаясь добрели до самого подножия горы.
Фродо со стоном бросился на землю. Сэм сел рядом. К своему удивлению, он обнаружил, что, несмотря на усталость, ему полегчало. Голова оставалась ясной. Внутренние споры больше не беспокоили его. Он уже знал все доводы отчаяния и не прислушивался к ним. Он решился, и только смерть могла сломить эту решимость. Сэм больше не испытывал ни желания, ни потребности выспаться – скорее, напротив. Он знал, что весь риск, все пережитые опасности вот-вот достигнут апогея: следующий день станет судьбоносным, днем последнего усилия или гибели.
Но когда же он придет? Ночь казалась бесконечной и вневременной, минута за минутой проходили, не принося перемен. Сэм даже подумал, что вновь пришла тьма и день уже не наступит. Наконец он взял Фродо за руку. Рука была холодная и дрожала.
— Зря я бросил одеяло, — пробормотал Сэм. Он лег и постарался согреть Фродо своим телом. Потом его сморило, и тусклый рассвет последнего дня Странствия хоббиты встретили бок о бок на земле. Накануне ветер переменился и утих, теперь он дул не с запада, а с севера, и набирал силу, и туда, где спали хоббиты, сквозь тень начал медленно просачиваться свет невидимого солнца.