В те дни Товарищество Кольца жило в прекрасном доме вместе с Гэндальфом и гуляло где вздумается. И Фродо спросил Гэндальфа: — О каком это дне говорил Арагорн? Мы счастливы здесь, и я не хочу уходить, но дни бегут быстро, а Бильбо ждет. И дом мой – в Шире.
— Что касается Бильбо, — ответил Гэндальф, — он тоже ждет этого дня и знает, что удерживает вас здесь. Что же до самого дня, то сейчас май и лето еще не наступило. Хоть и кажется, что весь мир изменился, для деревьев и трав не прошло еще и года с начала нашего путешествия.
— Пиппин, — заметил Фродо, — разве ты не говорил, что Гэндальф стал менее скрытен? Я думаю, причиной была его усталость. Теперь, похоже, он пришел в себя и вернулся к прежним привычкам.
И Гэндальф сказал: — Многие хотели бы заранее знать, что поставят на стол. Но те, кто задает пир, любят держать это в секрете: удивление делает похвалы громче. К тому же Арагорн и сам ждет знака.
Настал день, когда Гэндальфа нигде нельзя было найти, и товарищи гадали, что происходит. А Гэндальф ночью вывел Арагорна из Города и привел к южному подножию горы Миндоллуин. Там они нашли древнюю тропу, на которую мало кто осмеливался вступать. Ибо она вела высоко на гору, к святилищу, где раньше бывали лишь короли. И Арагорн с Гэндальфом поднялись по крутой тропе и пришли на высокогорную поляну у границы вечных снегов, одевающих высокие вершины, над обрывом за Городом. И, стоя там, окинули взглядом землю, ибо наступило утро, и далеко внизу увидели позлащенные солнцем башни Города, белые и стройные, и вся долина Андуина была точно сад, и горы Тени затянулись золотистой дымкой. С одной стороны виднелись серый Эмин-Муиль и далекий звездный блеск Рауроса, с другой – Река, лентой вьющаяся вниз, к Пеларгиру, а за ней, на краю неба, – свет, говорящий о Море.
И Гэндальф молвил: — Вот ваши владения, и они станут сердцем великого государства. Третья эра Мира кончилась, начинается новый век. Вам предстоит предопределить его начало и сохранить то, что можно сохранить. Ибо хотя многое спасено, многое должно теперь уйти навсегда; кончилась и власть Трех Колец. И все земли, что вы видите, и все, что лежит вокруг них, отныне станет обителью Людей. Грядет пора господства Человека, а Старшие Сородичи зачахнут или отбудут.
— Я хорошо это знаю, дорогой друг, — ответил Арагорн, — но мне по-прежнему нужны ваши советы.
— Теперь уже ненадолго, — сказал Гэндальф. — Третья эра принадлежала мне. Я был врагом Саурона, и мой труд завершен. Скоро я уйду. Бремя ляжет на вас и на ваш народ.
— Но я умру, — сказал Арагорн. — Я смертен, и хотя происхожу по прямой линии от людей Запада и проживу дольше прочих, но ненамного. И когда родятся и состарятся те, кто сейчас растет в материнской утробе, я тоже состарюсь. Кто же будет править Гондором и теми, кто считает Город своей родиной, если мое желание не исполнится? Дерево в Фонтанном дворе по-прежнему мертво. Когда же я увижу знак, что будет иначе?
— Отвернитесь от зеленой земли и посмотрите туда, где все кажется голым и холодным! — велел Гэндальф.
Тогда Арагорн обернулся. Позади от кромки вечных снегов спускался каменистый склон, но, приглядевшись, Арагорн заметил в этой пустыне одинокое растение. И, взобравшись к нему, Арагорн у самого края снегов увидел деревце не более трех футов высотой. Однако оно уже выпустило молодые листья, длинные, красивые, темные снаружи и серебристые с изнанки, а в его хрупкой кроне распустилось единственное маленькое соцветие, чьи белые лепестки сверкали, точно снег под солнцем.
И Арагорн воскликнул: — Йе! Утувиениес! Я нашел его! Вот потомок старейшего из деревьев! Но как он попал сюда? Ему не больше семи лет.
И Гэндальф, подойдя, посмотрел и сказал: — И впрямь – это отросток Нимлота прекрасного, что произрос из семян Галатилиона, плода Тельпериона – старейшего из деревьев, которое носит много имен. Кто скажет, как он попал сюда в назначенный час? Но это древнее святилище, и, должно быть, семя посадили здесь до того, как короли исчезли, а Дерево во дворе засохло. Ибо сказано, что хотя плоды Дерева созревают редко, жизнь в них может дремать долгие годы и никому не предсказать, когда она проснется. Помни об этом. Ибо если плод когда-нибудь созреет, семена непременно нужно будет посадить, не то род Дерева прервется. Это семя лежало здесь, скрытое на горе, как род Элендиля скрытно жил в пустынях Севера. Но род Нимлота гораздо древнее вашего рода, король Элессар.
Тогда Арагорн осторожно взял деревце в руки, и о диво! Оно лишь слегка касалось земли, поднять его оказалось легко. И Арагорн отнес саженец в цитадель. Высохшее дерево с почтением выкопали и не сожгли, а положили в тишине Рат-Динена. А Арагорн посадил во дворе у фонтана новое дерево, и оно принялось, и начало расти быстро и радостно. И когда наступил июнь, оно все покрылось цветами.
— Знак дан, — сказал Арагорн, — и день близок.
И он расставил наблюдателей по стенам.
В канун Средолетия в город прибыли гонцы из Амон-Дина и сообщили, что с Севера едет прекрасный народ и что приезжие приближаются к стенам Пеленнора. И король сказал: — Наконец они пришли. Пусть весь Город приготовится!
И вот в самый канун Средолетия, когда небо сияет, точно сапфир, и на востоке восходят белые звезды, но запад остается золотым, когда воздух прохладен и душист, к воротам Минас-Тирита по северной дороге прибыли всадники. Первыми ехали Эльрохир и Эльладан с серебряным стягом, а за ними Глорфиндель, и Эрестор, и все прочие жители Ривенделла, а следом на белых конях госпожа Галадриель и властитель Лотлориена Келеборн и при них множество эльфов из их земель, в серых плащах и с белыми самоцветами в волосах. Последним ехал мастер Эльронд, могущественнейший среди эльфов и людей, и нес скипетр Аннуминаса, а рядом с ним на серой кобыле ехала его дочь, Вечерняя Звезда, Арвен.
И Фродо, увидев ее, сверкающую в вечерних лучах, со звездами на лбу, распространяющую благоухание, сильно удивился и сказал Гэндальфу: — Теперь я понимаю, чего мы ждали! Вот и развязка! Отныне не только день будет любим, но и ночь прекрасна и благословенна, и все страхи рассеются!
Король приветствовал гостей, и те спешились. И Эльронд передал скипетр и вложил руку своей дочери в руку короля, и они вместе вошли в Вышний Град, и в небе сияли звезды. И в день середины лета Арагорн, король Элессар, женился в Городе Королей на Арвен Ундомиель, и сказание об их долгом и трудном ожидании подошло к концу.
Глава VIРасставания
Когда дни веселья наконец истекли, Товарищество задумалось о возвращении на родину. И Фродо отправился к королю. Тот сидел с королевой Арвен у фонтана, и королева пела песню Валинора, а дерево росло и цвело. Они поднялись, приветствуя Фродо, и Арагорн сказал:
— Я знаю, зачем вы пришли, Фродо: вы хотите вернуться домой. Что ж, дорогой друг, дерево лучше всего растет в земле своих отцов, хотя отныне вас с радостью примут в любой земле Запада. И пусть древние легенды мало славят ваш народ, теперь он известнее многих сгинувших обширных королевств.
— Да, верно, я хочу вернутся в Шир, — сказал Фродо, — но сначала я должен побывать в Ривенделле. Ибо если мне кого и не хватает в эту благословенную пору, так это Бильбо. Я очень опечалился, увидев, что он не прибыл с Эльрондом.
— Вас это удивляет, Кольценосец? — спросила Арвен. — Вы ведь познали власть вещи, которая уничтожена. И все, что создано этой властью, теперь уходит. Ваш родич владел этой вещью дольше вас. Сейчас, по меркам вашего племени, он очень стар и ждет вас, ибо ему не совершать более долгих путешествий – за одним исключением.
— Тогда я прошу разрешения уехать поскорее, — улыбнулся Фродо.
— Через семь дней мы отправимся, — сказал Арагорн. — Ибо мы с вами долго будем попутчиками – до самого Рохана. Через три дня вернется Эомер, увезти Теодена в Марку, и мы поедем с ним, чтобы почтить павшего. А теперь, прежде чем вы уйдете, я хочу подтвердить обещание Фарамира и объявить, что отныне и навсегда вы, а равно и все ваши товарищи, ничем не обязаны королевству Гондор. И если бы существовала награда под стать вашим подвигам, я щедро одарил бы вас... но вы вольны забрать с собой все, что пожелаете, и поедете с почестями, одетые и снаряженные по-княжески.
Но королева Арвен сказала: — Я одарю вас. Ибо я дочь Эльронда. Я не пойду с ним, когда он отправится в Серую Гавань: я избрала долю Лютиен, и сладостную и горькую сразу. Но вместо меня пойдете вы, Кольценосец, – когда придет пора и если пожелаете. Коль скоро вас еще будут мучить раны и тяжкие воспоминания о вашем бремени, вы сможете удалиться на Запад, где затянутся раны и уйдет усталость. А вот это носите в память об Эльфийском Камне и Вечерней Звезде, с чьей жизнью переплелась ваша жизнь.
И Арвен сняла с шеи серебряную цепочку с белым самоцветом, подобным звезде, и повесила на грудь Фродо. — Когда вас станут одолевать воспоминания о страхе и тьме, — сказала она, — это принесет вам облегчение.
Через три дня, как и сказал король, в город прибыл Эомер Роханский, а с ним эоред лучших рыцарей Марки, и их встретили с почестями. И, когда все уселись за стол в Меретронде, большом пиршественном зале, Эомер увидел красоту благородных дам и исполнился великого восхищения. Но прежде чем отправиться отдыхать, он послал за гномом Гимли и сказал ему: — Гимли, сын Глойна, при вас ли ваш топор?
— Нет, господин, — ответил Гимли, — но я могу в два счета принести его, если нужно.
— Судите сами, — сказал Эомер. — Ибо между нами все еще стоят мои необдуманные слова о госпоже Золотого Леса. А теперь я увидел ее воочию.
— И что же вы теперь скажете, господин?
— Увы! — воскликнул Эомер. — Я не скажу, что она прекраснейшая из женщин.
— Тогда я иду за топором! — воскликнул Гимли.
— Но вначале я должен попросить извинения, — перебил Эомер. — Если бы я увидел ее в ином обществе, я сказал бы то, что вам хочется услышать. Но теперь я отдаю первенство королеве Арвен, Вечерней Звезде, и готов биться со всяким, кто не согласен со мной. Идти ли мне за мечом?