– Уже ни раз внушали тебе, пытливый ты наш гений, что твоя личная безопасность гарантируется. Через тридцать минут после того, как здесь рванет, ваш самолет поднимется в воздух, синьор Паоло Эразмио, гражданин Мексики. Если не рванет – самолет поднимется без тебя, покойник. А мистеру Горчакову все равно ничего не светит. Ему из этого дела с прибылью не выпутаться. Твой же личный, шкурный интерес состоит в том, что бы он пока ничего не заподозрил. Ручаешься, что мозгляк не догадается? Не успеет смекнуть, что аппарат напрямую соединен с взрывателем? А, храбрый ты наш? блондин занес кулак. Сидящий в кресле втянул голову в плечи и прикрыл ладонями темя.
– Ручаюсь! Если уж он согласился провести завтра сеанс, то не с целью уничтожить Храм. Макс уверен, что здесь все будет чисто. Иначе он подключаться не станет, – рыжий просительно взглянул на арийца: – А то ведь я могу поработать тут и сам. Вам ведь на самом деле не нужен никакой сеанс. Вам нужен взрыв. Я готов все устроить на высшем профессиональном уровне.
– А вот нам ты вовсе не нужен. Нужен мотивированный злоумышленник. Досье на Горчакова получилось клевое. Не отмажется, все сходится: шизанутый фанат, свихнувшийся на собственных неудачах. Делу нужен полновесный козел отпущения.
– Я, я – полновесный козел! – глаза Ласкера округлились и еще сильнее подались из орбит. Такое обычно происходило с ним в моменты спонтанного озарения. Лион поспешно надел шлем, включился глазок таймера.
– Эй, что за шутки, сука! – сжал его плечо Оса.
– Отцепись, вша. Последний раз проверить надо. Ведь сам говоришь, если система не сработает, мне крышка.
– Можешь не сомневаться. Заметил, как аккуратно тебя вторые сутки пасем? Помочиться и то в компании ходишь. А вмазал я тебе пару раз так, от большого чувства.
– Ша! – Лион положил руку на клавишу. – Смотри и запоминай действия: Горчаков одевает шлем, подключается, начинает думать. На десятой минуте под воздействием радиосигнала срабатывает таймер. Храм взлетает на воздух… И тишина, – спохватившись, технарь указал на овальную дверцу в камере. – Вон там аварийный люк, его запирать нельзя. Если задраиться наглухо, радиосигнал может не пройти к взрывателям. Усек? Ошибетесь – пеняйте на себя. – Ученый с вызовом посмотрел на стража и снял шлем: – Я сделал, все, что мог.
… Роланд поморщившись, отключил зеркало и взял дымящуюся чашку, которую поставила на сандаловый столик Зелла. Она стояла в позе ждущей распоряжений горничной из хорошего дома. И нарядная наколка в пышных волосах, и белый передник были на горничной. Но кроме этих кружевных лоскутов, да ботинок с высокой шнуровкой, ничего больше не скрывало прелестей смуглого тела.
– Видела? Все поняла? – не взглянув в сторону чертовки, осведомился Роланд.
– Разумеется, экселенц. Рыжего изобретателя загнали в угол, заставили подключить к аппарату взрывное устройство и лишили всякой возможности связаться с другом. Я говорила вам, экселенц, что это плохая компания.
– Думаешь, лишили возможности? – нахмурился Роланд. – Ступай, чай отличный. – Он откинулся на подушках и мечтательно закрыл глаза. Там, в башне человек с глазами ехидного садиста не мог, конечно, разгадать хитрость рыжего коротышки. А Роланд не мог не услышать, как одев шлем, несчастный ученый послал другу SOS. Он вложил в короткое сообщение крик своей израненной совести.
Неплохой, собственно, аппарат придумали московские друзья!
Глава 20
Сумерки окутали комнаты, бледно светились прямоугольники окон, по карнизам стучал дождь.
Маргарита стояла у окна, скованная ожиданием. Час уходил за часом, все ярче светился купол Храма в лучах прожекторов и золотился большой витой крест. Стены погрузившейся во мрак комнаты, словно раздвинулись, спрятались в темноте знакомые вещи. Стало пусто и непоправимо одиноко.
От сомнений замирала душа, а вместе с ними подступал панический страх. Кто заманил ее сюда? Почему так легко дали скрыться пленнице стражи Пальцева? А если, Максиму удалось сбежать и Оса позволил ей ускользнуть, для того, что бы устроить ему ловушку? Значит, кто–то затаился совсем рядом, подстерегая пробирающегося сюда Максима. Тогда надо готовиться к бою.
Вспомнив о нагане командарма Жостова, Маргарита нашла кобуру и достала тяжелый кусок металла. Но как стрелять, да и есть ли там пуля? Дура, несчастная дура – больше жизни ценить свое счастье и совершенно не научиться защитить его…Зарыдав горько и отчаянно, Маргарита упала на диван в гостиной, пахнущий пылью и плесенью, заколотила кулачками по жесткому, растрескавшемуся дермантину.
– Вернись! Вернись! Я не могу без тебя, – заклинала она, сжимая обручальное кольцо с хрустальной бусиной. – Ты же обещал, ты клялся не оставлять меня… Мне страшно и больно. Еще немного и сердце разорвется от тоски. Ты должен услышать. Ты должен найти меня, мастер…
– Вы кого–то звали, милейшая? – раздался из темноты низкий голос. Кресло с высокой спинкой, стоявшее в углу, повернулось. В нем сидел незнакомец, вырисовываясь на блеклом прямоугольнике окна черной тенью. Маргарита онемела, не смея шелохнуться.
– Не пугайтесь, дверь была плохо закрыта. Впрочем, она здесь совершенно не при чем. Юным дамам вредно сидеть дождливыми вечерами в одиночестве, не зажигая лампы, – гость слегка повел бровью и люстра над овальным столом налилась молочным светом – в круглых плафонах сами по себе загорелись свечи. Из приоткрытых губ Маргариты вырвался тихий протяжный вздох. Не узнать визитера было невозможно. Сумрачный плащ, звездчатые шпоры, это узкое смуглое лицо с невероятными, опасными, притягивающими глазами! Маргарита зажмурилась и замотала головой.
– Вас что–то смущает? Полагаете, не то освещение? В самом деле, совсем не то, – истолковал ее реакцию черный господин.
– То! – с жаром произнесла Маргарита. Ее щеки вспыхнули и в глазах, еще заплаканных, сверкающих слезами, заиграли искры, как на глади морского залива под выглянувшим из туч солнцем. – Вы не любите электричества… Она в нерешительности поднялась с дивана и встала у подоконника, как ученица, вызванная к доске: – Я узнала вас, мессир!
– Вот как… Рассчитывал поразить. Явился лично без всякого предупреждения.
– Я всегда ждала Азазелло!
– Везет кому–то, – гость отбросил назад длинные, смоляные, как у индейца, волосы. – Но, простите, почему всегда и непременно названного господина?
– Я очень долго мечтала о мести и призывала на помощь силы ада… Азазелло явился Маргарите в Александровском сквере, когда мастер пропал и ей было очень тяжело, – торопливо объяснила она, понимая, что говорит не о том.
– Вы, кажется, излагаете эпизоды известного сочинения, – на смуглом, резко вылепленном лице появилась скучающее выражение. – Не стоит придавать слишком большое значение литературным аналогиям, когда дело касается вашей собственной жизни.
– Но вас нельзя не узнать.
– Нельзя дважды войти в одну реку. Во избежание путаницы называйте меня экселенц.
– Конечно. Но книги живут и велика их власть. Каждая униженная женщина мечтает стать ведьмой. А та, которая потеряла возлюбленного, не может не надеяться на чудо. И призывает вас… – Маргарита напряглась, как струна и голос ее звенел чисто. Она ощущала себя прозрачной и хрупкой чуть дотронешься, раздастся звон и брызнут во все стороны осколки. Откуда–то явилась отчаянная смелость – кураж решительного сражения.
– Вы ждете чудес? – гость усмехнулся. – Помилуйте, в этой области специализируюсь не я. Вы обращаетесь не по тому адресу.
– Вы, – твердо сказала Маргарита. – Вы можете помочь. Я точно знаю.
– Кажется, мне ясно, в чем здесь дело. Я познакомился с сочинением господина Булгакова, которое ваши уважаемые религиозные мыслители, кстати, называют "Евангелием от сатаны". Несправедливо. Я объясню почему, но прежде окажите маленькую услугу – принесите зажаренного поросенка. Он в духовке и как раз в необходимой кондиции. Весь минувший день я страдал полным отсутствием аппетита, а теперь, пожалуй, не откажусь перекусить.
– Но там не было поросенка… – Маргарита с удивлением принюхалась к доносящемуся из кухни аромату и проглотила слюну. – Простите мои сомнения, разумеется поросенок уже ждет, покрывшись хрустящей поджаристой корочкой.
Когда она вернулась, расположив на тяжелом с серпами и молотами по краю блюде запеченного в сметане поросенка, стол блистал. Темная церковная парча покрыла его, падая на пол тяжелыми складками, а на ней чеканным золотом сверкала сервировка. Вместо люстры высокий кованный семисвечник трепетал язычками пламени в центре стола, населив сумрак комнаты скользящими тенями. Скрылись в полумраке стены и мебель, казалось, сверкающий островок с его золотом, хрусталем и темной парчой парит в невесомости, как летучий корабль, ведомый в неизвестность черным капитаном.
– Теперь, кажется, лучше? Извольте видеть – сноб, сибарит, привык к элементарному комфорту в приеме пищи. Спасибо за помощь. Присаживайтесь, Марго. Я не ошибся с именем? – Роланд указал на кресло рядом – прямое, с высокой резной спинкой, отсутствовавшее здесь прежде.
Маргарита вдохновенно замотала головой, выражая тем самым свою уверенность в том, что ее собеседник не способен ошибаться и робко заметила:
– Здесь пять приборов.
– Мои друзья сейчас явятся. Но меня смущает ваша одежда, – прищурив левый глаз, Роланд пригляделся к даме. – Ведь это, кажется, униформа американских ковбоев под названием джинсы? Вам не придется сейчас объезжать диких мустангов и в дальнейшей перспективе тоже. Выбросьте немедля. Возьмите платье в шифоньере – мне кажется, оно должно вам подойти.
Маргарита послушно поднялась и направилась в спальню, трепеща от волнения. Сон ли, бред ли, безумие ли помутило ее разум, но это было счастливое безумие, волшебный бред! Она ни чему не удивлялась и готова была подчиняться беспрекословно. Только в висках стучало: "случилось, случилось, это все же случилось!!!" И замирало под ложечкой, точно она падала в пустоту.