– Отлично сработано, Брэндон! – воскликнул Уэйтерс. – Ну а теперь, я введу вас au courant[96] событий здесь, в Лондоне.
Подойдя к окну, сэр Джеффри опустил жалюзи, хотя вечернее солнце не мешало присутствующим. Затем он прошел к стоящему на столе диапроектору и включил его; на экране в противоположном конце зала появился белый прямоугольник. Нажав кнопку, Уэйтерс показал первый слайд. Это был снимок мужчины, бегущего по лондонской улице. Его голова была повернута, словно он оглядывался. Это был довольно высокий, поджарый мужчина с неестественно длинными ногами, одетый в темный костюм консервативного покроя. На худощавом, скуластом лице застыло выражение удивления и страха. На следующих снимках мужчина ускорял бег, оборачиваясь еще два раза. Теперь у него на лице было что-то близкое к панике. Последний слайд показал, как мужчина поворачивает за угол; экран стал белым, затем черным, и Уэйтерс зажег верхний свет. Вернувшись к своему креслу, он встал за ним, положив руки на спинку, и заговорил:
– Этот человек убегал от квартиры Аманды Бентли-Смит, которая, как теперь установлено, работала на Матарезе. Произошло это незадолго до того, как сообщения о гибели Аманды появились в средствах массовой информации. Мы установили личность этого человека. Речь идет о некоем Леонарде Фредериксе, высокопоставленном сотруднике Министерства иностранных дел. Теперь телефон его прослушивается, МИ-6, действуя в тесном сотрудничестве с нами, установила за ним тотальную слежку. С того дня на Бейсуотер-роуд Фредерикс ни с кем не связывался, он остается лишь предметом обстановки в министерстве. Однако мы убеждены, что он является главным связным звеном с Матарезе.
– А почему бы не взять его, не привезти сюда, чтобы поговорить с ним по душам? – сердито спросил Прайс.
– Потому что это станет сигналом, который мы не хотим подавать, черт побери! – воскликнул Скофилд.
– Почему, ваше святейшество?
– Да потому, что мы еще слишком далеко от цели! – стоял на своем Брэндон. – Если главная змея скрывается в Амстердаме, мы сначала должны выйти на нее. А уничтожив этого связного, ты перережешь единственную ниточку.
– Может быть, я сошла с ума, – подхватила подполковник Монтроз, – но, кажется, я понимаю, что он хочет сказать.
– К сожалению, я тоже все прекрасно понимаю, – согласился Камерон Прайс. – Это все равно что летчику, заблудившемуся в горах, начать перенастраивать электронный компас.
– Конечно, юноша, ты мог бы подыскать и более чистое сравнение, но в сути ты прав. Пусть невидимый режиссер, который, возможно, в действительности вовсе не такой всемогущий, каким себя считает, продолжает пребывать в уверенности, что все находится под его полным контролем. Как только разорвется его связь с реальностью, он обречен. Вот как разрывается круг Матарезе. Весьма вероятно, ключ находится в том самом канале «К-грахт», обнаруженном на квартире у Сеймунд.
– Кажется, я слышу голос Беовульфа Агаты, – тихо произнес Джеффри Уэйтерс.
– Успокойся, Джефф, тут нет никакой мифологии. Работать приходится, начиная с огромных скал, переходя от них к большим валунам, а если понадобится, и дальше, к отдельным камушкам и гальке. Поведение любого человека подчиняется одним и тем же основным законам, тут мы с Талейниковым пришли к одному выводу.
– Беовульфу Агате открылось видение, – не отрывая взгляда от Скофилда, едва слышно промолвил Камерон, словно разговаривая с самим собой. – Давай поговорим о камнях и гальке. Что будем делать, Брэй?
– О, тут как раз все просто, – ответил Скофилд. – Я стану верноподданным членом Матарезе.
– Что? – Остальные четверо переглянулись, совершенно сбитые с толку.
– Успокойтесь, все в порядке. Наш Леонард Фредерикс, связной Матарезе, встретится с эмиссаром из Амстердама – видит бог, я знаю достаточно много, чтобы создать правдоподобный образ.
– Но этот тип лишь передаточное звено, – заметил Камерон. – Очень эффективное, но не больше. Что он сможет тебе рассказать?
– Понятия не имею. Все будет зависеть от тех карт, какие окажутся у меня на руках. Я делаю какие-то утверждения, он на них откликается; я задаю вопросы, он отвечает. Как правило, одно ведет к другому, другое к чему-то еще. Все это напоминает стремительный интеллектуальный теннис.
– Неужели ты полагаешь, что у тебя получится? – ошеломленно спросил сэр Джеффри.
– Этот Леонард Фредерикс меня не знает, последние фотографии моего красивого лица были сделаны для личного дела в Управлении двадцать девять лет назад. Здесь я не появлялся, дай-ка сообразить, по крайней мере четверть века, так что наш связной знать не знает, кто я такой.
– Мне бы очень не хотелось подпитывать твою самовлюбленность, – возразил Камерон, – но твоя репутация определенно тебя опережает. Даже Паравачини, проклиная тебя самыми последними словами, признавал твои таланты. Уж если он, итальянец, отзывался о тебе так щедро, можешь не сомневаться, что всем европейским Матарезе известно о тебе и твоих способностях.
– И, разумеется, для Матарезе не составило бы никакого труда разыскать тех, кто был с нами в Чесапикском лагере и в Соколином Гнезде, – добавила Лесли. – И получить от них точное описание твоей внешности.
– Кроме того, Брэй, – решительно добавила Антония, – Фрэнк Шилдс в открытую признал существование в руководстве ЦРУ агента Матарезе!
– Вначале позвольте ответить подполковнику Монтроз, – улыбнувшись, кивнул в сторону Лесли Скофилд. – Мне просто придется проявить чуть больше изобретательности, так? Что касается тебя, любовь моя, эта проблема была без труда решена. Как только Косоглазый услышал от Кама, что тот разыскал меня на Двадцать шестом, все ссылки на твоего благоверного, включая фотографии, личное дело и так далее, были тотчас же изъяты из архивов Управления и стерты на компьютерах.
– Это не совсем верно, – вмешалась Лесли. – Я ознакомилась с лимитированным досье на тебя, как и Эверетт Брэкет.
– Ключевое слово здесь «лимитированное», правильно?
– Этого было достаточно. Если бы возникла такая необходимость, я нашла бы тебя в толпе. Как и Антонию.
– И как вы поступили с этим лимитированным материалом, подполковник Монтроз?
– Нам было приказано сделать это в присутствии друг друга. Мы с Эвереттом вместе сожгли свои экземпляры досье.
– И больше их никто не видел?
– Разумеется, нет. Эти сведения были классифицированы как совершенно секретные.
– И я могу предположить, что вы не вступали в контакт с неуловимыми Матарезе?
– Пожалуйста, Брэндон, не разговаривай со мной как с дурой набитой.
– Полностью тебя поддерживаю, – подхватила Антония.
– У меня и в мыслях этого не было, – заверил женщин Скофилд. – Ты у нас не дура, ты толковый офицер-разведчик. Я только хотел сказать, что та информация обо мне, которой располагают Матарезе, также является лимитированной, здорово лимитированной, и, вероятно, существенно преувеличенной. Несмотря на обаяние, приятную внешность и определенные навыки обращения с оружием, я произвожу впечатление обыкновенного шестидесяти-с-лишним-летнего американца. Самого заурядного человека.
– Ну да, когда свиньи полетят к луне и коровы начнут давать бурбон, – пробурчал под нос Прайс, качая головой.
Встреча с сотрудником Министерства иностранных дел Леонардом Фредериксом, вторым секретарем по вопросам экономического сотрудничества с европейскими странами, была организована с теми утонченностью и секретностью, которыми славился в разведывательном сообществе сэр Джеффри Уэйтерс. Началось все с совершенно безобидной просьбы. Министерству предлагалось выделить высокопоставленного сотрудника отдела экономических связей с европейскими странами, чтобы тот встретился с влиятельным американским банкиром, который чересчур бурно жаловался на политику британского МИДа, предпочитавшего процентные ставки ЕС тем, которые предлагал Всемирный банк. По словам банкира, эти действия подрывали зарубежные инвестиции в США и вели к снижению нормы прибыли.
Разумеется, обвинение было надуманным от начала до конца, но, облаченное в псевдонаучные разглагольствования, производило впечатление на чиновников.
– Уважьте мою просьбу, старина.
– И каким же образом, Джеффри?
– Распространите эту информацию по своему министерству. Банкира этого зовут Эндрю Джордан, а нашей целью является некий Леонард Фредерикс. Пусть именно он встретится с Джорданом.
– Можно задать вам пару вопросов?
– Сожалею, но это секретная операция.
– Вы же понимаете, мне надо будет как-то зарегистрировать все это. Сами знаете, все должно быть чисто.
– Регистрируйте это как хотите, старина, но только выполните мою просьбу.
– Понимаю, что по пустякам вы бы ко мне обращаться не стали. Хорошо, Джеффри, считайте, дело сделано.
Секретарша проводила «Эндрю Джордана», он же Беовульф Агата, в кабинет Леонарда Фредерикса. Высокий, поджарый хозяин встал с кресла, обошел вокруг стола и крепко пожал руку «влиятельному американскому банкиру».
– Знаете, мне не очень-то нравится встречаться с вами вот здесь, – начал человек, назвавшийся Джорданом. – Я слишком хорошо знаю, что такое кабинеты, у меня у самого их двадцать шесть в разных городах в Штатах. Тут в двух кварталах отсюда есть бар, или, как вы их называете, паб, какой-то «Лев».
– «Лев Святого Георгия», – подсказал Леонард Фредерикс. – Вы бы предпочли побеседовать там?
– Да, если вы ничего не имеете против, – подтвердил Джордан-Скофилд.
– В таком случае, отправимся туда, – согласился чиновник. – Как вам будет удобнее. Идите первым, а я приведу в порядок кое-какие документы и через полчаса присоединюсь к вам.
«Лев Святого Георгия» оказался типичной лондонской пивной: потемневшее дерево, массивные столы, стулья и табуреты, минимум света и максимум дыма, – короче говоря, самое подходящее место водопоя для таких, как Брэндон Алан Скофилд. Заняв место у входа, он заказал пива и стал ждать Фредерикса. Второй секретарь Министерства иностранных дел пришел с небольшим чемоданчиком. Нетерпеливо оглянувшись по сторонам, он наконец разглядел в полумраке странного американца, не захотевшего разговаривать у него в кабинете. Обойдя несколько столиков, Фредерикс уселся напротив Эндрю Джордана. Он заговорил, открывая чемоданчик: