Я кивнула.
– Серебряные ожерелья стали своего рода астральной связью: надежной, незаметной и не поддающейся обнаружению. Раб-носильщик сам приводил Мировича прямо к дверям очередной жертвы. Ему даже не нужно было взламывать энергетическую защиту – они открывали ему сами, ведь у них тоже были серебряные ожерелья, реагировавшие на те самые глифы, которые сам же Келлер и начертил. Они-то думали, что защищают себя от Мировича, – и погибали, убитые своей же защитой.
А потом Мирович копался у них в мозгу, извлекая из него ту свою часть, которую у него забрали. Теперь понятно, почему ни одна из жертв не могла говорить: их мозг подвергался страшному насилию, последствия которого длятся очень и очень долго.
Вот что меня спасло: в моем мозгу не было ни одной частицы Мировича; кроме того, я отчаянно сопротивлялась, и он просто не успел разрушить мой мозг. Меня спасли воспоминания.
И конечно, Джафримель.
Я поежилась, вспомнив, как пальцы, длинные и скользкие, словно червяки, копались у меня в голове. Мне сразу стало холодно, но знак на плече начал испускать теплые волны, стараясь меня успокоить. Выпрямившись, я взглянула на лакированные ножны, лежащие у меня на коленях. Оттуда на меня смотрело мое искаженное отражение.
– Зачем же в таком случае он убил своего дядю? – спросила Гейб; откинувшись на спинку стула, она внимательно смотрела на меня.
Подняв глаза, я взглянула ей в лицо – и впервые увидела у ее виска седую прядь. Ничего, это всего лишь несколько волосков, Гейб по-прежнему полна сил.
Я пожала плечами.
– Здесь, в Сент-Сити, дядя стал для него помехой. Если бы полиция начала разыскивать всех бывших учеников «Риггер-холла», то дядя, скорее всего, вывел бы ее на верный след. Либо так, либо дядя сам начал о чем-то догадываться. Этого мы уже никогда не узнаем. Вот почему защитное поле дома, в котором жил Смит, оказалось целым: Келлеру просто не нужно было его взламывать.
И все же, если бы не Кристабель, я бы ни о чем не догадалась. Это она направляла меня, стоя за моим плечом. Впрочем, зачем гадать? Лучше спокойно отправить эту тайну в серую землю под названием «Не надо об этом думать».
Мы замолчали, хотя вопросы так и вертелись у нас на языке. Гейб не стала спрашивать, где я пропадала три дня после того, как уничтожила «Риггер-холл», где вымылась; она даже не спросила, как я себя чувствую. Вместо этого она держалась чуть отстраненно и холодно, с профессиональным спокойствием выслушав весь мой двухчасовой рассказ о последних событиях, который был записан на пленку. После этого мы смогли немного поговорить. Ну что ж, дело завершено. Преступление раскрыто.
Игра окончена.
– Дэнни, – сказала Гейб, пристально глядя мне в глаза, – ты… как-то изменилась. Я… я знаю, что для тебя значил Джейс. Так вот, если тебе захочется поговорить, если тебе что-нибудь понадобится…
– То я тебе позвоню, – кивнув, пообещала я.
Я увидела «гусиные лапки» в уголках ее глаз, увидела морщинки, которые постепенно начали появляться на лице. Странно – Гейб как-то быстро начала стареть; редкое явление для псиона. Ведь она – коп до мозга костей, который легко доработает до пенсии, а потом, возможно, устроится на работу в охрану. Но Гейб очень устала. Устала, несмотря на свое невероятное упрямство.
А я? Я никогда не состарюсь. Я всегда буду такой, как сейчас. Но когда Гейб умрет – кто будет меня помнить?
Значит, когда уже некому будет меня помнить, я тоже умру?
– Гейб, – сказала я и резко встала. Правая нога еще побаливала, несмотря на фантастическую способность моего тела к исцелению. Я начала мучительно подбирать слова. – Послушай, я же… понимаешь, я… будь осторожна, хорошо? Береги себя.
– Ты говоришь так, будто отправляешься на казнь, а не уезжаешь в отпуск, – рассмеявшись, сказала Гейб.
Возможно, в недалеком будущем ее ждет повышение, а пока она получила золотую медаль и серебряный диск – денежную премию за успешно раскрытое преступление. Теперь благодаря этому диску она сможет беспрепятственно обращаться за помощью в контору Николая, расположенную в самом центре города. Золотая медаль была наградой за отличную службу. Добавьте к этому хорошую премию, в которой Гейб не нуждалась, а также благосклонность Верховной Власти Сент-Сити, и вы поймете, что Гейб получила все награды, о которых можно было мечтать. А это значит, и я теперь смогу спокойно отдохнуть, зная, что Гейб ничто не угрожает.
Оставался последний вопрос.
– Как Эдди? – спросила я.
Гейб пожала плечами.
– Нормально. Думаю, внимательно следит за расследованием.
Я кивнула. Хорошая новость.
– Скажи ему… скажи ему, я убила Мировича, убила собственной рукой. Он больше не вернется. – При звуках имени Мировича желудок сразу напрягся; последние отзвуки шелестящего шепота директора слабо отозвались в самых дальних уголках мозга. – Передай ему, что Данте дает слово: Мировича больше нет.
Гейб задумчиво кивнула; изумруд на ее щеке вспыхнул.
– Дэнни, – мягко сказала она, словно забыв, что мы находимся в ее офисе. – Послушай, я… мне очень жаль. Если ты… в смысле, если…
Я нахмурилась. Затем шагнула вперед и положила меч на стул, с которого только что встала. И распростерла руки. Секундное замешательство – и Гейб бросилась ко мне, крепко меня обняв. Она была такой маленькой, что, не достав до плеча, уткнулась мне в грудь, но я все равно крепко прижала ее к себе. Она ответила мне столь же крепким объятием.
– Ты моя подруга, Гейб, – срывающимся голосом прошептала я. – Майнутш.
– Майнутш, – как эхо, отозвалась она. Потом шмыгнула носом, словно у нее был насморк. – Ты уж мне поверь. А теперь – уходи, отправляйся в свой отпуск. Если я тебе понадоблюсь – звони.
– Ты тоже. Передай привет Эдди.
Мы разжали руки. Я подхватила свой меч. Повернулась. Сделала четыре шага. Пятый оказался самым трудным. Но я его сделала. Я уже заворачивала за угол, когда Гейб меня окликнула:
– Дэнни! Последний вопрос.
Я обернулась, рукоятью меча отбросив с лица прядь волос. Мой изумруд коротко вспыхнул.
Гейб снова уселась за свой стол. На ее щеках блестели слезы, глаза были красными. Мне было плохо ее видно – из-за слез изображение Гейб плыло и качалось.
– Зачем ты сожгла свой дом, Данте?
Что я могла ответить? Немного подумав, я нашла простой ответ:
– Это была дань. Дань мертвым, понимаешь? – Из моего глаза выкатилась слеза и скользнула вниз, на мой изумруд, на мои губы, растянувшиеся в слабой улыбке. – Боги сказали мне, что мертвые будут меня ждать. Прощай, Габриель. Да сохранит тебя Гадес.
Я вышла на улицу. По небу плыли тучи, начинало смеркаться – зимой смеркается рано. Репортеров возле здания не было – все они умчались в Северный район, где разгорелся грандиозный скандал с участием одного высокопоставленного чиновника юстиции, трех проституток, двух миллионов кредиток и одного плазменника. Я же – к моему великому облегчению и счастью – была уже в прошлом, забытая всеми.
Сверху послышался гул – ко мне, глухо ворча, спускался черный сверкающий «лимузин». Мягко скрипнули рессоры, и машина остановилась; откинулась боковая дверца. Едва дождавшись этого момента, я запрыгнула в салон и глубоко вдохнула прохладный воздух, за которым следил специальный климат-контроль.
Внутри салон сиял идеальной чистотой; матово поблескивала обивка из искусственной кожи. На специальном крючке висел искореженный, поцарапанный дотануки; его почерневший клинок все еще немного вибрировал от того последнего удара, которым он надеялся поразить врага. Если бы тогда со мной был Джафримель, Мирович не смог бы на меня наброситься и Джейс, возможно, остался бы жив.
Подумав об этом, я почувствовала легкий укол совести – меня по-прежнему мучило чувство вины. Но постепенно боль прошла. Свой последний долг я отдам Джейсу по-своему и в свое время. Думать об этом сейчас не было сил.
Тихонько вздохнув, я вытерла щеку тыльной стороной ладони.
Джафримель, напрягшись, молча сидел рядом со мной. Когда дверца закрылась, я придвинулась к нему поближе. От гула двигателя у меня, как обычно, застучали зубы; «лимузин» плавно взмыл вверх.
Плюхнувшись на мягкое сиденье, я издала глубокий, самый глубокий вздох.
– У тебя все? – холодно и насмешливо спросил демон, совсем как в тот раз, когда мы впервые встретились.
Он смотрел прямо перед собой, и мне был виден его четкий профиль.
Мне пришлось долго его упрашивать, прежде чем он согласился подождать меня в машине, пока я буду улаживать свои дела с Гейб. Раз за разом он упрямо повторял, что теперь, когда он вновь обрел физическую оболочку и начал жить, он просто не может отпустить меня в одиночку разгуливать по Сент-Сити. С него и так хватит – когда он понял, что я решила сама расправиться с Мировичем, он впервые узнал, что такое страх, которого не испытывал никогда за всю свою долгую жизнь демона.
Он сдался лишь после того, как я применила запрещенный прием – принялась безудержно рыдать. Только тогда он согласился отпустить меня на встречу с Гейб.
– Все, – ответила я. – Дело закрыто. Теперь Гейб займется другими делами. А о тебе людям знать необязательно. К чему нам лишние вопросы?
– Хм, – произнес он и обнял меня за плечи.
Крепко прижавшись к нему, я глубоко вздохнула, когда меня окутали его тепло и его аура. Я положила голову ему на плечо, а он нежно прижался щекой к моей макушке.
– А у тебя будут ко мне вопросы?
Я закрыла глаза. Кажется, сейчас опять польются слезы. А я-то надеялась, что больше не стану распускать нюни.
– Я думала, ты умер, – в сотый раз повторила я. – Я до сих пор боюсь, что ты исчезнешь. Вот сейчас я проснусь – а тебя нет.
– Я же говорил: пока живешь ты, живу и я, – спокойно ответил демон, удобнее устраиваясь на сиденье. Я прижалась к нему. – Я никогда не оставлю тебя, Данте.
– Скажи, а если бы я погрузила твои… останки в бочонок с кровью, ты бы… ожил? – спросила я, чувствуя, как внезапно загорелись щеки.