ающую в зелени долину, окруженную высоченными горами. Вдали, сверкая на ярком солнце, высились снежные пики. Вертолет нырнул вниз, накренился на левый борт и широкими кругами пошел на снижение. Несмотря на заложенные быстрым перепадом давления уши и нудную зубную боль, Виктор рыскал взглядом по долине, выхватывая из этой вертящейся карусели блеснувшую полоску реки, серые постройки, окруженные садами, прямые нити арыков, крепостную стену с круглой башней.
– Бахарак! – крикнул ему в ухо сидевший рядом солдат в непривычной форме и с панамой на голове.
А через десять минут в канцелярии Первой роты Витька уже докладывал о своем прибытии:
– Товарищ командир… – Витька браво вытянулся по стойке смирно и козырнул.
За столом четверо играли в карты. Не имея возможности вычислить, кто из них старший, Витька обратился как бы ко всем сразу и смотрел за реакцией – тот, кто обернется первым, скорее всего, и будет командиром роты. Обернулся черноусый молодой мужик с веселой искоркой в глазах. Ротный был в спортивном костюме, как, впрочем, и остальные обитатели канцелярии. А так как погоны на олимпийках не предусмотрены, и звания было не разобрать, сообразительный Витька нашелся, как обратиться к ротному: «товарищ командир».
– Товарищ командир. Младший сержант Авилкин прибыл для дальнейшего прохождения службы.
– Вольно, товарищ младший сержант, – ответил ротный, повернувшись от стола на Витькин голос, и даже изобразил движением корпуса что-то вроде строевой стойки, не вставая со стула. – Откуда сам? Из какой учебки? Военная специальность?
– Оператор установки ПТУРС – противотанковый управляемый реактивный снаряд. Противотанковый учебный полк.
– Так ты в Мулино был? – заинтересованно спросил темноволосый улыбчивый малый в расстегнутой спортивной куртке на голое тело.
Он подошел ближе и принялся рассматривать Витьку, как некое ранее невиданное здесь чудо.
– Так точно, в Мулино! А вы те края знаете? – решился на вопрос Витька.
– Кто ж не знает. Очень известное место – Мудо!
– Что? – не понял Витька, принимать ли слово на свой счет.
– Мулинский Дом Офицеров! – рассмеялся тот.
– Н-да… Чем они там думают, когда противотанкистов к нам шлют? – повернулся ротный к сидевшим за столом картежникам (ротным офицерам, как догадался Витька).
– Ладно, товарищ младший сержант. Был ты оператором ПТУРС, а станешь в Первой роте наводчиком-оператором БМП. Не возражаешь?
– Никак нет, не возражаю! – отчеканил Витька. – Разрешите вопрос?
– Разрешаю, – в тон ему ответил командир.
Сидевшие за столом загоготали.
– Что такое БМП? В учебке мы ее не проходили, машины я не знаю.
– Узнаешь со временем, – улыбнулся командир и гаркнул в приоткрытую дверь: – Дневальный! Отведи пополнение в первый взвод. И замкомвзвода Смирнова ко мне.
Обращаясь к пополнению, добавил:
– Остальные вопросы завтра.
На следующий день Витька и увидел Молдавана.
На дорожке возле ворот Крепости стоял солдат и смотрел на горы. По отсутствующему, безразличному взгляду, линялой, почти белой хэбэшке и какому-то невоенному его виду Витька сразу определил, что перед ними дембель. Высокий, худощавый, с высушенным зноем, смуглым лицом, украшенным черными усами, он выглядел бывалым, прошедшем все круги ада воином со старинной картины. О чем думал он, глядя на высоченную гору, какие картины всплывали в его памяти? Молодняк подтянулся и попытался идти если не строевым шагом, то хотя бы в ногу. Топот, видимо, и отвлек дембеля от созерцания гор. Он повернулся к молодым, провел по ним невидящими глазами, потом вдруг встрепенулся заинтересованно, растянул губы в широкой улыбке и из старого ветерана превратился в простого деревенского парня.
– Гляжу, новенькие? Что, молодняк из учебки подтянулся? Ништяк! Значит, домой еду. Теперь вы, салаги, тащите службу, – глядя в упор на Витьку, произнес он страшным хриплым голосом, но беззлобно. Повернулся и, прихрамывая, странно наклоняя голову, побрел в Крепость.
– Это Молдаван! Иван Бузану, дембель из нашей роты. «Красная Звезда» и медаль «За Отвагу»! Дважды ранен. Сейчас домой уедет, – тихо объяснил кто-то из бойцов.
Витька остановился и глядел вслед Молдавану. Что ж делает с людьми Афган, с ужасом подумал он. Уж больно страшно смотрелся тот на фоне красивых гор, среди цветущих роз, зелени и арыков. Вряд ли парню было больше двадцати, но выглядел он гораздо старше, просто каким-то стариком, и дело было не только в нескладных движениях искалеченного человека. Все в нем выдавало какую-то запредельную усталость от жизни или знание чего-то такого, от чего все остальное становилось, мягко говоря, малосущественным.
«Неужели и я буду таким через полтора года?» – пригорюнился молодой сержант.
И вот теперь, семь месяцев спустя, Афган уже наполовину скрутил его, Витьку, зацепил своей противной нормальному человеку логикой, перековал на свой лад и теперь закалял по всем правилам кузнечной премудрости. Он был в армии уже больше года и оттянул почти половину положенного срока в Афгане. И хотя еще ни разу не стрелял со своей бээмпэшки, был совсем уже не тем колпаком, смотревшим вслед Молдавану.
Леха протянул Витьке закуренную сигарету.
– Слышь, бача, а может, тебе с Брагиным побазарить? Может, ему в лом идти, может, он подежурит?
– Ага, – ответил тот, – ищи дураков дежурным заступать.
– А чё их искать? Вот я, например, только свистни – побегу дежурным заступать. Сам ты – дурак. Чё тебе надо? Сержант, спец, заменяться будешь в мае, а не в августе с пехотой. В наряды не ходишь, на постах не стоишь. Заступишь раз в неделю дежурным, и то тебе не так. Все вы городские такие – всё вам не так! Ты вот уедешь, а мне еще четыре месяца придется здесь торчать, хоть и пришел я на три месяца раньше тебя. И от гор этих меня уже блевать тянет, а каждый раз приходится переть на боевые. Да еще старшим тройки ставят, суки! Отвечай потом за этих чмырей, тягай их на себе. А слинять я не могу… И знаешь почему? Хочу сержантом стать! И не для лычек, не для соплей этих на плечах! Я домой хочу уехать с тобой в одной партии, весной! А не торчать здесь до конца лета с чмошниками последними.
– Во, Лех, ты и завелся! А еще говоришь, что мне курить меньше надо! Да ты за год столько серьезных слов не говорил, сколько сейчас за один раз нагородил, – грустно улыбнулся Витька.
– А, ну тебя… – сплюнул себе под ноги Леха, поворачиваясь, чтобы идти в кубрик. – Глянь-ка, а вот и Брагин.
Подошел Брагин, наводчик-оператор их призыва, невысокий улыбчивый парень. Смущенно глядя под ноги, он начал бормотать что-то про «утром на броне…» и «он сам не понимает…». Витька только рукой махнул, отвернулся и, решившись, направился в канцелярию роты.
Ротный сидел за столом и курил. Его спортивные штаны и майка создавали в канцелярии непривычно гражданскую обстановку. Больше в помещении никого не было, видимо, взводные и старшина ушли отдыхать.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться, – официально начал Виктор, произведя некое движение каблуками и опустив руки вдоль корпуса, что могло быть принято за стойку «смирно».
– Обращайтесь, товарищ младший сержант, – Капитан и не подумал подниматься со стула, а лишь повернул лицо в сторону бойца.
– Товарищ капитан! Валентин Аркадьевич! Почему снова Брагин? В прошлый раз вы говорили, что теперь моя очередь будет, что Даштук – мой!
– Вы, товарищ боец, на построении присутствовали? Боевой расчет слышали? Какие еще вопросы? Командование решило, что в этот выход наводчиком 112-й пойдет… Кто там был назван? Брагин? Идет младший сержант Брагин! Все! Вопросы? Кругом, и марш отсюда к чертовой матери, вояка фигов!
– Товарищ капитан, так не честно! Сами ведь обещали… – Виктор снизил тон, почти просил.
– Что-о-о???!!! Вы в армии или в детском саду, товарищ младший сержант?! Выполняйте команду, а то выйдете отсюда рядовым! – Капитан повысил голос и сделал суровое лицо.
– Да хоть и рядовым! На посту ночью постою, а дежурным Брагин заступит, – буркнул Витька, разворачиваясь и нарочито небрежной походкой направляясь к двери.
– Что сказал? Стоять! Как разговариваешь, сопляк! Обнаглели! – Капитан едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
– Ну ты посмотри, какие наглецы! – беззлобно проворчал он напоследок. – Иди отсюда на этот раз. Следующий выход – твой. Мое слово!
Последние слова Витька услышал, уже выйдя за дверь. Во дворе было пусто, лишь маялся от жары дневальный под грибком. Виктор побрел к курилке, доставая на ходу сигареты. Никакой злости уже не осталось. Было просто наплевать – идти, не идти на «войну». Да из-за чего, в самом деле, расстраиваться, думал он, закуривая. Какая разница? В этот раз, в тот раз! Успею. Просто неохота дежурить ночью. Ох, да пропади оно все! Надо двигать спать.
Докурив, он побрел в кубрик. Все уже угомонились, помещение наполнилось храпами и сопением. Первый взвод отдыхал перед выходом на операцию, свалив оружие под койки.
Виктору уже несколько раз доводилось ходить на боевые. Правда, выходы были какие-то ненастоящие, словно репетиция непонятного спектакля. Может, разведданные были неточными, а может, вообще их не было, и рота лезла в гору наобум. Возможно духи, заранее узнав, что их будет ждать засада, сидели по кишлакам. Как бы то ни было, но каждый выход кончался ничем. Перед самым рассветом выходили на место засады, занимали позиции и ждали духов. Никого не дождавшись, поутру, еще по холодку, снимались и быстро уходили «домой», благо каждый раз оказывалось, что за ночь они ушли не так уж далеко. Пару раз за ними приходила броня, две – три БМП подползали к подножью их горы, и нужно было всего лишь быстро спуститься по склону, запрыгнуть на машины и отвалить подальше от горы. Каждый раз, сидя на броне, Виктор глядел на водителя и наводчика и думал о том, как хорошо им живется. Они не таскались всю ночь по горам, а спокойно спали в кубрике. Им не нужно было даже подниматься среди ночи в караул; бронегруппа не может стоять на постах, она должна быть готова к выходу по тревоге. Но вот наступало утро, и часов в шесть их будили, причем не по тревоге, а загодя, чтоб люди смогли спокойно умыться, покурить, может быть, даже перекусить чего-то, если осталось с вечера. Потом они шли в парк, таща в одной руке танковый шлем, а в другой – автомат и подсумок с четырьмя всего магазинами, забирались в свои машины, запускали двигатели и, покуривая, ждали команды на выезд. Дождавшись скатившуюся с горы пехоту, снисходительно и свысока улыбались. Когда ты, усталый, одуревший от бессонной ночи и физической нагрузки, видишь рядом с собой довольные, свежие лица наводчика и водителя, зло берет, что судьба, сделав и тебя наводчиком-оператором, не позаботилась снабдить машиной. Или, наоборот, позаботилась, чтобы ты без машины остался.