«Сейчас мы в него врежемся кормой и остановимся. Может, прыгнуть вниз, покинуть машину? Оттолкнуться ногами от сиденья, упасть боком на башню, скатиться на броню и упасть с борта? Костей не соберешь, наверное. Но ведь мы сейчас должны остановиться…»
Дерево рывком напрыгнуло на машину, но вместо того, чтобы остановить их движение, махнуло ветками и стремительно нырнуло под корму. Виктор почувствовал, что они падают вниз, и тут же ощутил страшный удар. Его мотнуло на башне, люк попытался вырваться из рук, он вцепился в него сведенными судорогой пальцами. На мгновение они снова оказались летящими в воздухе, и снова мощный удар потряс машину, раздался металлический лязг, словно уронили ведро с болтами.
Машина с бешеной скоростью мчалась кормой вперед прямо к валунам на берегу реки. Сейчас они покатятся по ним, перевернутся и свалятся в воду, понял Витька. Теперь пора, другого шанса уже не будет! Он сам не понял, как оттолкнулся от башни. Только что он сидел наверху, глядя на приближающиеся камни, и в тот же миг оказался на земле, уже со стороны глядя, как машина стала плавно заворачивать, пошла юзом, выбросив из-под гусениц фонтан черной земли, и, резко замедляясь, покатила параллельно реке, метрах в десяти от камней. Все смолкло, машина остановилась.
Виктор поглядел на откос. У подошвы нижней подпорной стенки валялось огромное дерево. Вырванные из стенок камни, подпрыгивая, еще катились по лужайке. На изумрудной траве видны были два уродливых черных следа от траков бээмпэшки. Сверху, со стены прыгали люди, бежали к ним, размахивая руками. Виктор отвернулся от них, сел на земле и посмотрел на машину. Из водительского люка торчала голова Мишки, лицо, вытянутое от удивления, было настолько глупым, что Витька начал хохотать. Он смотрел на бегущих людей, высоченные каменные стенки, на яркую зелень травы, перечеркнутую черными грязными следами, неподвижную машину и хохотал во все горло.
– Цел? Жив? Что с тобой? – Вопросы подбежавших ребят сыпались градом, но ответить он не мог.
Он заливался счастливым смехом, представляя, как летела с обрыва 14-тонная бээмпэшка, билась кормой об уступ и, в полном соответствии с законом прямолинейного равномерного движения, не переворачивалась, а неслась дальше со второго уступа. А он, как приклеенный, мотался на башне, не разжимая железной хватки, держался за люк. Он будто бы видел себя со стороны, и это было невыносимо смешно. Новый приступ смеха буквально вывернул его наизнанку. Он завалился на бок, схватился за живот, завывая и постанывая, стал кататься по траве, не в силах произнести ни одного слова. В чувство его привел только сильный удар по голове.
Он встряхнулся, поднялся на ноги и очумелыми глазами посмотрел на собравшуюся вокруг небольшую толпу. Кленов потряс его за плечо.
– Цел, Авилкин? Считай, в рубашке родился! Как же это ты не спрыгнул?
– Сначала думал, остановимся, а потом уже поздно было, хы-ы-ы-ы, – Витька все еще давился смехом.
– Боекомплект должен был рвануть, – удивленно произнес зампотех.
– А я его… Я его, товарищ майор… Весь по горе высадил… ха-ха-ха! Конвейер пустой! Ох-хо-хо!!! Только пулеметная лента осталась… И-хи-хи… – Витьку опять скрючило.
– Заткнись, боец! Эй, ведите его наверх, да воды дайте! – Прапорщик махнул рукой стоящим рядом солдатам.
Витька не помнил, как выбрался на дорогу. Теперь он сидел на броне чужой машины и наблюдал сверху, как из люка 112-й вытащили водителя и под руки повели к дороге. В машину залез прапорщик, повозился на месте механика-водителя, после чего двигатель, как ни удивительно, взревел, из эжектора поднялся столб черного дыма, и машина покатилась по лужайке.
Возле моста, на точке Второй роты, они встретили пехоту. Витька уже успокоился. Как и с его машиной, с ним был полный порядок, только болела ушибленная нога, видимо, шарахнулся о край проема. Он высматривал Леху среди бредущих к машинам солдат. Наконец, увидев друга, неловко соскочил с брони, прихрамывая, пошел навстречу. Лешка улыбался. Он был весь в пыли, мятая хэбэшка под мышками и на спине вся мокрая от пота, но крови не было заметно.
– Салом, бача! Хуб асти?[10] – Леха приветственно махнул рукой.
– Бисёр хуб![11] Вы как, все целы? – набросился на него Витька.
– А хрен ли нам будет! Только вот ныкаться в камнях задолбались. Вы че мимо стреляли? Они на гребне сидели, а вы посередке склона лупили! Кам-кам но фамеди[12]? Лень было ствол поднять, придурки?
– Угла не хватало, – ответил Витька. – Стреляли, как могли.
– Потом, правда, кто-то зашарил, закатал по нужным валунам. Тут они поутихли, и мы смогли чухнуть. А так, метров триста-четыреста до них было, ничем ответить не можем, только Ванька из ПК долбал, а от автоматов никакого толку. Поползал я по камушкам, руку вот ободрал. – Лешка задрал рукав, показал свежую ссадину до самого локтя.
– Может, по ранению спишут? – спросил Витька.
Леха хмыкнул.
– А ты чего не на 112-й? – спросил он, оглядываясь на стоящую рядом 110-ю. – И ваще, что-то ее не видно? Что не пошла?
– Да у нас тут залет, – ответил Виктор, – или полет… Синицкий всю дорогу вонял, то я не так сижу, то рацию не слушаю, потом стреляю неправильно. Видать, так я ему надоел, что он решил больше на машине не ездить, а стать летчиком. Запустил машину с обрыва.
– Да ты чё? С обрыва слетел? А ты? Спрыгнул?
– В отсутствии командира старшим машины является наводчик-оператор, ты же знаешь, – ответил Виктор. – Поэтому я не мог спрыгнуть и бросить машину. Я сидел на башне…
– Ты чё, совсем идиот? – Лешка недоверчиво смотрел на Виктора. – А если б перевернулись?
– Тогда мы с тобой сейчас бы не разговаривали. Так и тебя могли в камнях замочить.
– Короче, повезло нам сегодня. Если Синицкий еще раз вякнет, я его сам пристрелю, – со злобой проговорил Леха. – И ты, Вить, больше на 112-ю не садись, попроси ротного, что бы тебя на Колину 111-ю перевели.
– Так она же не ходит, – вздохнул Виктор.
– Коля сказал, что вот-вот ее наладит, – ответил Леха.
Через территорию «точки», разворотив аккуратный бережок арыка, выбралась на дорогу 112-я.
– Глянь, прапор за штурвалом! – удивился Лешка. – А где ж Синицкий?
112-я пристроилась к колонне. Раздалась команда «По машинам!», и пехота полезла на броню. Витька нерешительно потоптался возле 110-й. Леха был уже наверху и тянул ему руку.
– Нет, Лех, меня никто с машины не снимал. Поеду на своей, – вздохнув, отмахнулся Виктор.
Он подошел к 112-й, Кленов кивнул ему, показывая, что можно забираться на броню.
– Не страшно на машине ехать? – улыбнулся он Виктору. – Не дрейфь, боец, Синицкого за штурвал не пущу, сам поведу.
В парке техник лихо, в один прием, задвинул машину на место, вырубил двигатель, ловко спрыгнул на землю и, не сказав Витьке ни слова, пошел к проему в стене, ведущему в Крепость. Пехота, гремя своим железом, прыгала с брони, строилась возле машин, разряжала оружие. Виктор спустился в операторскую, выдернул из-под конвейера застрявший автомат, подобрал с пола подсумок с магазинами. Перед тем как вылезти наверх, он присел на стул и оглядел кабину.
«Помни – Тебя – Ждут – Дома», прочел он надписи на коробах триплексов. Было грустно расставаться с машиной, но он точно знал, что больше не поедет с Синицким. Вздохнув, он выбрался наверх, зачехлил пушку и спустился с брони. Чистить ствол, пополнять боекомплект будет уже кто-то другой, может быть, тот же Брагин. Витьке теперь было все равно.
Парк опустел, пехота уже ушла в Крепость. Повесив голову и не оглядываясь на машину, он побрел следом за всеми. Солнце стояло почти в зените, маленькая тень ползла в шаге перед ним, четко вырисовывались автомат и танковый шлем. Приближался самый желанный час после боевых, когда можно умыться, позавтракать, а потом спокойно посидеть в тенечке, покурить, оттягивая сладкий миг, когда провалишься в сон. И хотя бессонная ночь была только у пехоты, операторам и механикам также полагался отдых до самого построения наряда. На входе в Крепость к нему подбежал Коля.
– Витька, давай в канцелярию. Ротный вызывает. Видать, разбор полетов будет. Синицкого сейчас такими матюгами обложил, в кубриках было слышно! С машины его снял, шаришь! И, прикинь, меня на 112-ю поставил! Теперь этот придурок, дед недоделанный, будет 111-ю чинить. А мы с тобой на 12-й ходить будем. Пойдешь ведь со мной оператором?
– Конечно, Колян! С тобой пойду. Сейчас шмотки брошу, пожрем, и нужно снаряды загружать, орудие чистить. А ты ходовую посмотри, все же с такой высоты ахнули, вдруг отлетело чего. Пошли скорее!
– Дуй к ротному на разбор полета, с машиной потом.
Они вошли в Крепость и направились к расположению своей роты мимо кубрика хозвзвода, бани и продсклада, возле которого зеленело алычовое дерево. Витьке было весело, разбор полета его не страшил.
– Ну, товарищ младший сержант, докладывай, – сухо приказал ротный, когда Виктор доложил о прибытии.
– Товарищ капитан, 112-я свалилась с обрыва. Экипаж не пострадал, машина тоже на ходу. Требуется осмотреть и проверить ходовую, приборы и вооружение… Также нужно пополнить боекомплект.
– Как же это вы? Почему машина сошла? Почему ты не спрыгнул, когда она назад покатилась? – Витька убедился, что ротный знает все до мелких подробностей.
– Не знаю, товарищ капитан, вел машину Синицкий, я на башне сидел. – Витька сделал некий жест, как бы развел руками.
– Так какого… Почему не спрыгнул? – в сердцах выругался ротный.
– Замешкался, товарищ капитан. Сперва думал, остановимся, а потом было поздно, с обрыва бы свалился, костей не собрать.
– Ладно. Спасибо, хоть удержался на башне, под машину не попал. Как дети, ей-богу! Как вас только мамки сюда отпустили?
У Витьки отвисла челюсть. Такого он не ожидал услышать от ротного.