С тех пор Жало в камере больше не появлялся, а к Турренсоку заключенные стали относиться с огромным уважением, граничащим с подобострастием. Он принимал подобное обращение, как и подобает человеку его высокого происхождения. Не сказать, чтобы оно ему очень нравилось, но деваться было некуда – приходилось соответствовать созданному им же самим образу. Пару ночей, правда, пришлось недоспать из-за опасения, что какой-то скрытый сторонник Жала надумает проверить, насколько верна легенда о неуязвимости баронов Кейзо. Но все обошлось, видимо, наглядный урок и демонстрация бойцовских качеств была настолько впечатляющими, что охотников проводить подобные проверки, даже тогда, когда новичок спит, не нашлось, и Максим успокоился на этот счет.
Зато беспокоило другое. Перспектива провести на тюремных нарах целых два года бездейственно, отнюдь не радовала. Второе посещение Саракша получилось каким-то менее удачным: вначале – один лагерь, теперь другой, хотя и с общим режимом содержания. Ну, первый лагерь – это суровая необходимость, «легенда» требовала именно такого расклада. Но тогда, когда казалось, что появилась надежда, став героем, вернувшимся домой из вражеского плена, закрепиться на Островах, начать постепенно вершить карьеру, осуществляя свою миссию разведчика, вдруг выяснилось неприятное обстоятельство. На два года всяческую активную и полезную деятельность приходится отложить, и побыть это время в качестве заключенного.
Конечно, в уныние Максим не ударялся, потому как знал, что из любой ситуации, даже из самой, на первый взгляд, безнадежной, есть выход, порой, даже не один.
«Ладно, – сказал он себе. – Раз уж все равно сна нет, нужно постараться суммировать и подытожить то, что я сейчас имею, привлекая на помощь моего друга Турренсока. Итак: из этого лагеря сбежать возможно, особенно если учесть, что прежнюю сноровку я еще не растерял. Сбежать, пробраться, скажем, в горы, прихватив с собой или отыскав на месте какой ни на есть массивный металлический предмет – крышку от канализационного люка, к примеру. Потом провести на себе небольшое «харакири», как выразился Сикорски, достать из тела биомеханическую горошину, активировать ее и, вырастив устройство нуль – Т, приладить к искомой крышке. На все про все, уйдет, максимум, два дня. А затем вернуться на базу и честно признаться Сикорски: «Экселенц, я все прекрасно понимаю, вам в Империи нужен надежный агент, но поймите же и вы меня: я не могу работать в таких условиях!».
«Поймет он его, или нет?» Максим задал себе этот вопрос, и тут же устыдился того, что сама мысль о побеге с Островов пришла ему в голову. Придется отложить этот вариант на самый худший момент. Нужно помозговать и над другими.
Конечно, два года сидеть здесь, греть нары, не имея связи со своими, это очень долго. На Земле за это время его, еще чего доброго, сочтут погибшим. Не все, разумеется. Рада будет его ждать хоть сто лет, и ни за что не поверит, если ей даже принесут извещение о смерти, заверенное патологоанатомом. Не такой она человек.
Рада. Максим поймал себя на том, что уже давненько не думал о жене. Как она там? Что делает? Не вообще, а именно сейчас, в конкретную минуту… Ночь сейчас на Земле или день?
Нет, сейчас нельзя расслабляться, нужно гнать прочь все подобные мысли! Не время сейчас для них. Надо мозговать, как быть дальше.
Предположим, что два года ожидания у моря погоды – это не его путь и побег все же придется совершить. Уйти в горы, организовать там партизанский отряд из людей недовольных режимом. Недовольные всегда найдутся. О, это уже кое-что! Вот где их только искать, недовольных-то? Ну, это вопрос уже второстепенный. Как советовал один древний полководец: главное ввязаться в драку, а там – посмотрим.
Мысль о таком развитии событий показалась Максиму более перспективной, и он начал продумывать детали предстоящей операции. Но внезапно в коридоре раздались шаги, затем загремели ключи в замке, дверь открылась, и в камеру осторожно вошел еще один ее обитатель по кличке Хорек, занимавший соседние с Максимом нары.
– Ты откуда? – спросил его Максим, приподнимая голову.
Хорек от неожиданности вздрогнул, обернулся на голос, затем приблизился к Максиму и зашептал:
– Да я, это… с кухни, полы там, понимаешь, драил… послали меня… вот я, значит, и того… Слышь, Барон, ты, пожалуйста, ничего такого не думай… это просто совпадение, что меня уже третий раз подряд на кухню… а я ничего такого… Барон, я там хлебцем разжился. На, пожуй…
– Давай, – Максим протянул руку. – Да не дрожи ты так. Берут тебя на кухню, ну и радуйся… пока. Хоть сытым будешь, да и нам кое-что перепадет. Чего слышно?
Хорек протянул горбушку хлеба, горестно вздохнув при этом. Максим, как и полагалось по неписанному тюремному закону, отломил небольшой кусочек и ленивым жестом вернул остаток Хорьку. Мог бы, конечно и не давать – закон гласил, что вся добыча принадлежит главарю, а уж он потом распоряжается ей так, как считает нужным. Хорек взял подачку, впился в нее зубами, сразу ожил и свистящим шепотом затараторил:
– Новость сейчас слыхал от вертухаев. Они там сидели, курили и трепались. Новость – закачаешься! Ну, значит, они вдвоем сидят, смалят, а тут входит третий, этот, толстый такой… как же его…? А, ну не важно. Ага, заходит, значит, подсаживается к этим двум и говорит, что, буквально, сейчас слушал радио, и там, якобы, передали, что наш старик – император скончался от этого… ну, как его… Словечко такое заковыристое… А, вспомнил! От аплексического удара, вот!
– Апоплексического, – поправил его Максим.
– Как? – переспросил Хорек. – Апоплексического? А я как сказал?
– Аплексического.
– Ну, возможно, не знаю, я сам таким еще не разу не болел.
– А чего там дальше, – перебил его Максим. – Чего там этот вертухай еще рассказывал?
– А, ну дальше – просьба к подданным, мол, соблюдать спокойствие, дисциплину, значит, и все такое, вот… А в конце, якобы, сказали, что власть переходит к младшему сыну усопшего императора – Агану пятому. Вот такая вот приятная новость.
Максим несколько секунд лежал молча, и даже затаив дыхание. Вот оно, случилось! Теперь о плане побега на время лучше забыть, потому как открывался шансик. Небольшой, правда, но все же. И шансик этот надлежит попытаться использовать.
– Барон! – забеспокоился Хорек. Ты чего, заснул, что ли? Новость – то, как тебе, я спрашиваю? За такой ведь новостью скоро могут и последствия быть, а? Скажем, амнистия…
– Нормальная новость, – намеренно лениво протянул Максим. – Амнистия, говоришь…? Может быть, очень даже может быть, что и амнистия… Ты, это, Хорек, слышь…?
– Чего?
– Я говорю, ты пока не трепись про это никому, понял? Меньше треплешь – дольше живешь. А сейчас, давай спать.
– Давай, – неохотно и несколько разочарованно согласился Хорек, которому подобная реакция на его сенсацию была несколько непонятной. Сейчас бы он с большим удовольствием еще немного почесал язык с Бароном, смакуя перспективы предстоящего будущего, в котором амнистия, конечно же, занимала ведущее место. Но особенно обидной показалась ему необходимость в ближайшее время держать язык за зубами. А ведь расскажи он завтра эту новость в камере всем, так его авторитет поднялся бы выше заоблачных горных вершин. Однако раз Барон сказал молчать, то придется подчиниться. Хорек вздохнул, повернулся на бок и спустя несколько минут уже сладко посапывал, причмокивая губами.
Максим же, улегшись поудобнее, прикрыл глаза, и постарался повертеть принесенную Хорьком новость, рассмотреть ее со всех сторон, призвав для этого на помощь своего главного советника Турренсока.
«Так, – размышлял он. – Что мы имеем? У старого императора двое сыновей. Близнецы и разница в возрасте между ними – несколько минут. Но отношения между ними никогда нельзя было назвать братскими. Младший – Аган, которого и провозгласили новым императором. Кстати, а почему именно его, ведь, по всем правилам, сейчас не его очередь. Да, тут кроется какая-то тайна, которую надлежит выяснить. Если Аган играет нечестно, то в ближайшее время возможны различные интересные комбинации, которые, в конечном счете, сведутся к борьбе за власть. А та, в свою очередь, способна перерасти в гражданскую войну с самыми непредсказуемыми последствиями. А что же у нас со старшим? А со старшим, Дженсом, я, то есть Турренсок, конечно, в свое время учился в военно-морском училище. На разных курсах, правда, но это неважно, потому что, мы с ним там не только виделись, но и даже разговаривали. Так… Теперь можно предположить, что этот самый Дженс, паренек в высшей степени капризный, с очень повышенным самолюбием. В этом случае он вряд ли согласится со своим братцем, в отношении его претензий на отцовский трон. Они-то и в лучшие времена жили, как сведеныши, а теперь и вовсе перегрызутся. как собаки. Так что, будет драка за место под солнцем, во время которой население всей страны, как гражданское, так и военное, в эту драку неизбежно втянут. Кто-то последует за старшим, а кого-то соблазнят разнообразные посулы младшего. И вот тут-то для меня начнется самое интересное. В свое время, покойный ныне император, назначил Дженса главным смотрителем всех «мест перевоспитания». Должность эта тогда была чисто декоративной. Но это тогда. Сейчас же, в силу сложившихся обстоятельств, «главный надзиратель страны» получал в свои руки огромную силу. Вне всякого сомнения, Дженс постарается использовать данную ему судьбой возможность на всю катушку, и поставит под свои знамена заключенных, предварительно наобещав им с три короба. Боюсь, что в такой ситуации Агану придется несладко в борьбе против братца. Как-никак, а в тюрьмах и лагерях народу сидит гораздо больше, чем может выставить сегодня новоиспеченный император. Ставлю сто паек своего сахара против рваной робы Хорька, что если только Дженс не круглый дурак, и не растерял собственного самолюбия, то все будет именно так, как я и подумал. Так что, рановато думать о побеге и организации партизанского движения. С этим пока погодим. А для начала нужно привести свой мундир в надлежащий порядок, дабы Дженс, во время своего неизбежного визита к нам, мог не только заметить, но и узнать бывшего собрата по учебе. Ну, а дальше все зависит только от меня. И нужно постараться не ударить мордой в грязь, и показать, на что я способен. Да так показать, чтобы у Дженса просто не осталось другого выхода, кроме как обласкать меня и приблизить к своей венценосной особе. Да, если все ляжет так, как мне представилось, то Сикорски получит агента такого калибра, о котором он и мечтать-то не см