Вспомним слова Достоевского о русском как всечеловеке. Ведь если русский человек способен произвести из себя самого образ всего человечества во всех вариантах – из этого следует прямой вывод, что в принципе без остальных можно обойтись. Русский человек произведет человечество из себя самого. Переживание себя как основного человечества на основной земле проходило через века существования России в самых разных формах и версиях.
Сегодня по разным причинам Россия оказывается включена в чужой мир. Ну что ж, так было. Писал же Шпенглер о том, как ближневосточная арабская цивилизация была интегрирована в мир римской империи. Подобные вещи были, и цивилизации прорастали изнутри чужого мира, тем более, мира, находящегося на стадии имперского, позднего развития, на стадии готовящегося надлома. Поэтому сам по себе факт пребывания в поле чуждой мировой империи не является ни катастрофой, ни приговором. Но он диктует особые, более жесткие требования к внутренней жизни цивилизации, сужая диапазон ее выживания. В истории «высоких культур» воспроизводство ценностно-гетерогенных обществ – вполне обычное дело. Но посреди чужого имперского мира воспроизводство моделей внутрицивилизационного раскола, пусть и заимствованных из собственного исторического опыта, совершенно самоубийственно. Поэтому я и подчеркиваю, что в сегодняшних условиях любая попытка конструировать Россию по петербургскому дворянскому варианту, на основе различения «дворян-давосцев» и «быдла», – это попытка, в конечном счете, зачеркивающая путь цивилизации.
Поскольку власть отождествила себя с этой стратегией, сегодня судьбу цивилизации приходится связывать с политической перспективой оппозиции. И если говорить о стратегии оппозиции, сознающей свой цивилизационный импульс – то она должна была бы пойти по тому пути, который в свое время наметил в ряде работ А.И.Неклесса. Ей предстоит заняться производством авторитета, покрыть страну точками альтернативной духовной власти, точками противостояния и концентрации духовной энергии, способными в определенный час взять на себя миссию духовной сборки страны. Этот час наступит, когда наметится исчерпание основных сырьевых ресурсов России.
Подобно тому, как ельцинщина, олицетворявшая наш финансовый капитализм, была фактически изжита с дефолтом 98-го, путинщина, связанная с сырьевым капитализмом, будет надломлена в тот момент, когда ясно обнаружится тенденция исчерпания наших сырьевых ресурсов. Задача оппозиции, следующей цивилизационной традиции России, состояла бы в том, чтобы готовиться к этому моменту истины. Готовиться к переориентации страны на внутренний рынок, на полноценный промышленный капитализм, сочетающийся с развитыми социальными программами.
Конечно, строя планы на будущее, нам приходится помнить одну важную и прискорбную вещь. Русского народа сейчас просто нет. Есть скопище того, что политологи называют «атомизированные потребители». Но мы знаем и другую вещь. Претерпевания нашей цивилизации в 20 веке, окончательное крушение аграрно-сословной культуры, затрудненное, драматическое развитие культуры городской и потом наползание на нее международной космополитической культуры – все это привело к тому, что народ чрезвычайно пластичен и аморфен. Он в принципе никакой. Россия – страна, в которой, как, может быть, нигде может реализоваться формула Брехта: когда власти неугоден народ, власть всегда может распустить этот народ и набрать себе новый. Акцентируя определенные группы людей, определенные типы людей, определенные социальные и психологические слои. Я глубоко убежден в том, что в конечном счете власть, сформированная вокруг этих оппозиционных центров, имела бы самые серьезные шансы сформировать новый народ, провозгласив контроль этого народа над элитами и фактически осуществляя контроль над элитами от имени не существующего в данный момент, пока еще не существующего народа.
Россия: линии разломаИнтервью Вадима Цымбурского интернет-изданию «Агентство политических новостей»
– Что происходит с СНГ? Его пространство разламывается. Такое впечатление, что мы имеем дело с тотальной реструктуризацией известной нам реальности.
– В 1993 г. я написал статью «Остров Россия». В этой статье вырисовывается картина бывшего СССР как зоны ничейных пространств, на которых происходят конфликтные процессы, вроде словацкой военной демонстрации у границ Украины. Я тогда назвал территории между Россией и старой Европой «территориями-проливами». Тогда мне не приходило в голову, что «территории-проливы» образуют нечто общее с Центральной Азией. Центральная Азия, казалось, была как будто в стороне. В 1995 г. последовали первые заявки на расширение НАТО и заявление, что НАТО не будет вводить свои войска и ядерное оружие на территории, смежные с Россией. Картина выглядела так, как если бы Запад пытался тогда выкроить на «территориях-проливах» свои зоны влияния, оставляя некоторую их часть под контролем России и учреждая на подконтрольных себе «территориях-проливах» специфический политический режим.
Затем появляется моя статья «Земля за Великим Лимитрофом», это конец 1995 г. Для меня становится очевидным, что нельзя говорить о каких-то специфических восточно-европейских «территориях-проливах», отделяя их от судьбы Кавказа и Центральной Азии. Становилось ясно, что все бывшее постсоветское пространство прочерчивается как единый пояс. Единый пояс, отделяющий Россию от всех примыкающих к незамерзающим океанам центров силы и цивилизационных центров: это Евроатлантика, это арабо-иранский Ближний и Средний Восток, это Индия. Прочерчивается гигантская «подкова», отделяющая Россию от этих территорий. «Подкова» западной Евразии. Стало ясно, что это единая система, которую я обозначил понятием «Великий Лимитроф». Но одновременно шли интересные процессы в Восточной Азии. Проблема тогдашнего режима в Монголии, достаточно четко антироссийского. Проблема возможной дестабилизации в Южной Сибири – в Туве, Бурятии. Возникла мысль о возможности потрясений в этом поясе. Что это будут за потрясения? Возникнет некая специфическая система, отодвигающая Россию от Китая и управляемая США и Японией.
Об этом писал патриотический эксперт Суриков. Или же это будет пояс, направляемый Китаем и в значительной степени оказывающийся под его контролем? Таким образом, модель Великого Лимитрофа пришлось дополнить восточной частью, поясом тюркских, монгольских, как говорят лингвисты, алтайских народов, простирающимся по стыку России и Китая и замыкающимся на еще одном алтайском народе – корейцах. Очерчена была система Великого Лимитрофа – от Корейского полуострова и до Финляндии. Я думаю, эта модель действенна и эффективна. Не будучи никем из западных лидеров заявлена в качестве официальной, она лучше описывает политику республиканской и поздней демократической администрации, чем трактаты таких идеологов, как Бжезинский. Вспомните его книгу «Великая шахматная доска». Книга вызвала большой шум из-за содержащихся в ней демонических замыслов. Книга больше заслуживала улыбки из-за ее неэффективности и утопичности. Вспомните, что писал в ней этот человек: он предлагал применить к России ослабевшей, откатившейся за Великий Лимитроф, практически ту же политику, которую Соединенные Штаты проводили в отношении СССР – гигантской силы, наступающей на «приморье Евразии».
– Почему вы считаете, что Бжезинский ошибался? Его принято считать одним из наиболее ярких если не стратегов, то идеологов внешней экспансии Соединенных Штатов.
– Бжезинский предлагал тогда взращивать по европейской кайме новые огромные центры силы – Китай, Иран, Турцию, усиливать Европу, открывать им путь для экспансии на Великом Лимитрофе, открывать им путь для выкраивания новых зон влияния. Он надеялся, что эти силы будут вечно благодарны США как своему покровителю и будут вечно ориентироваться на него в большей части XXI в. Мне уже приходилось писать о том, как выглядит модель Бжезинского с точки зрения классической западной геополитики. Взглянем на таких классиков западной геополитики, как англичанин Маккиндер и американец Спайкмен. Маккиндер четко писал, что претендентом на мировое господство может быть только сила, которая бы сочетала контроль над центральными районами Хартленда в Евразии с твердыми позициями на океане. Фактически Бжезинский предлагал взращивать по евразийской кайме центры силы, которые сочетали бы прямой выход к океану с прорывом в Хартленд и контролем над ним. Я считаю, что Маккиндера это повергло бы просто в ужас.
Возьмем другого великого человека, Спайкмена, который писал, что, с точки зрения Соединенных Штатов, опасность должна представлять не хартлендовская Россия – по крайней мере постольку, поскольку она не прорывается в океанское прибрежье Евразии, – наибольшую опасность должны представлять центры силы, вырастающие по прибрежной кайме, поскольку их союз способен окружить Соединенные Штаты с разных сторон и заблокировать их на карте земного шара. Бжезинский предлагал выращивать именно такие центры силы, и он думал, что они окажутся навек благодарными Соединенным Штатам. Совершенно очевидно, что модель Бжезинского – абсурд с точки зрения классической геополитики.
Реально американская администрация пошла по иному пути. Она сочетает утверждение своей позиции вдоль полосы Великого Лимитрофа с давлением на приокеанские центры силы со стороны океана.
Они реализуют схему Маккиндера. Маккиндер писал от имени Англии. Англия всегда имела крепкие позиции в приморье, но у нее не было сильных позиций в Хартленде. Попытки продвинуться на Хиву или Бухару заканчивались обычно тем, что английских эмиссаров сажали на колья. Англия никогда не была хозяйкой этой области. Поэтому, когда Маккиндер писал, что владыками мира будут те, кто сможет сочетать контроль над Хартлендом с сильными позициями на океане, для него это не было программой английской политики, это было предупреждением: «Бойтесь России!» Для Соединенных Штатов сейчас это становится фактически программой. Они сочетают сильные позиции на океане с развертыванием своих центров влияния в полосе Великого Лимитрофа, вклинивающихся в мягкое подбрюшье России и тылы Индии, Китая, Ирана, охватывающие классический Хартленд. Они получают возможность, особенно благодаря своим центрально-азиатским базам, давить на эти центры силы сразу с двух сторон. Они имеют возможность давить на Иран и Ближний Восток со стороны океана и со стороны Прикаспийского региона. Они получают возможность давить на Китай со стороны океана и со стороны Синцзяна и Тибета. Они получают возможность давить на Индию со стороны океана и со стороны Кашмира. Пространство Великого Лимитрофа становится важнейшим ключом к новому мировому порядку, его важнейшей конструкцией.