В настоящее время Кавказ становится фокусом американской политики. Почему именно Кавказ? Да потому, что в этой системе Кавказ обеспечивает четкую стыковку между Восточной Европой – «Новой Европой» – и Центральной Азией, т. е. классическим Хартлендом. К 1918 г., когда Россия рухнула и осталась только «геополитическая щебенка», Маккиндер бросил слова о том, что тот, кто контролирует Восточную Европу, контролирует Хартленд, а кто контролирует Хартленд – получает ключ к мировому господству. Наши дураки пытаются истолковать это в том смысле, что сама Россия, контролируя Восточную Европу, может определять мировой порядок. Они забывают, что Маккиндер применял это к ситуации, когда не было России. В то время можно было рассматривать Россию как часть Хартленда, можно было говорить: кто контролирует Восточную Европу, тот получает путь на эти равнины.
– То есть контролирует Польшу?
– Польшу, Чехословакию. Может быть, он думал об Украине. Но то, что мы увидели в 90-х гг., было беспрецедентным с точки зрения прежних мировых моделей. Сохранилось достаточно плотное территориальное государство Россия, и вокруг него сложился пояс, приобретающий уникальное значение в судьбах будущего мира. Сегодня формула Маккиндера звучала бы совсем иначе. Кто контролирует Восточную Европу, тот имеет выход на Кавказ, кто контролирует Кавказ, имеет шансы продвинуться в Центральную Азию, а кто контролирует все эти территории, тот имеет шанс контролировать все приокеанские центры силы, в том числе и Россию как державу Северного Ледовитого океана со стороны ее урало-сибирского подбрюшья.
– А почему возникает Великий Лимитроф? Ведь не желание же Соединенных Штатов тому причиной?
– Великий Лимитроф имеет под собой громадную геокультурную подоплеку. Это пояс периферийных народов всех больших евразийских цивилизаций. Великий Лимитроф – это большое сообщество межцивилизационных народов. У них под боком поднимались громадные цивилизации. Эти цивилизации теснили окружающие народы, сталкивались с ними как варварами. И когда в дополнение к приокеанским цивилизациям поднялась и матушка-Россия, тогда под давлением с двух сторон и возник этот замечательный пояс. Впечатление такое, что сейчас это пространство определенные люди пытаются организовать как пространство общей судьбы, завязанной на Евроатлантику и противопоставленной силам, непосредственно на этот пояс выходящим.
Этот пояс – ключ к взаимопониманию, которое в 90-е гг. сложилось у России со странами евразийского приморья – Индией, Ираном, Китаем и которое существует и по сей день. Нас толкает навстречу друг другу реальность Великого Лимитрофа как стратегической полосы, которая, оказавшись замкнутой на Евроатлантику, позволит контролировать наши цивилизации со всех сторон. Наше взаимопонимание с Ираном, с Индией и Китаем представляет собой пример геокультурного холодного сотрудничества, ибо основано не на культурном союзничестве, а на противостоянии Лимитрофу как опасной для нас всех реальности.
Весь вопрос в том, будет ли этот пояс разделять центры силы, ориентируясь вовне (на Евроатлантику), или он станет совокупностью пространств, разделяющих, но и связывающих эти центры силы – Россию с мусульманским миром, Россию с Индией, Россию с Китаем.
– Как уберечь Россию от распространения на ее территорию Великого Лимитрофа?
– Особенность России – это огромная «платформа», коммуникации которой проходят по ее краям. Пространство Сибири организовано как широтное, основные коммуникации проходят с запада на восток, а пространство Дальнего Востока и европейской части организованы долготно: основные коммуникации проходят с севера на юг. Какие области в этих условиях приобретают особое значение? Во-первых, те, где смыкаются широтно-долготные развертывания, – это наш Северо-Запад, это наше Прикавказье вплоть до Астрахани, это наш южный Дальний Восток и наш северный Дальний Восток (Магадан, Чукотка). Коль скоро пространство России состоит из трех «щитов», исключительное значение приобретают «швы» России, соединяющие эти «щиты» между собой. Это долина Лены, с одной стороны, это Якутия, а с другой стороны – Поволжье. Вспомним, что исторически не было Великого Лимитрофа. Здесь существовало внецивилизационное пространство, в которое были открыты приокеанские цивилизации. Россия «выела» это пространство, от него остался Великий Лимитроф, а с другой стороны – анклавы, протянувшиеся по швам России. Если на Великом Лимитрофе зарождаются дестабилизационные импульсы, то велика опасность, что они начнут резонировать на швах России, что может привести к растрескиванию и раскалыванию России.
Сейчас важнейшие коммуникационные компоненты страны – это европейская Россия, а также, в не меньшей степени, участок, где сходятся все пути из европейской России на Дальний Восток, – это юг Урала и прилегающие районы Сибири. Условно говоря, это пространство от Екатеринбурга и Оренбурга до Кемерова. Когда Россия переживала кризис в ХХ в. и возникали сомнения, что ее европейские центры – Москва и Петербург – способны сохранить роль центров национальных, всегда выдвигались проекты сборки России с опорой на эти районы, на нашу «Вторую Великороссию», на урало-сибирское коммуникационное сосредоточие. Обеспечить целостность России могла бы сила, соединяющая сильные позиции на нашем европейском фланге с прочным контролем над «Второй Великороссией». Такая сила могла бы противостоять всем дестабилизационным импульсам, идущим через Поволжье, например.
Однако, если мы теряем Казахстан и он уходит под контроль или евроатлантических сборщиков Лимитрофа, или Китая, или мусульманского Среднего Востока, тогда сила, которая получит контроль над Казахстаном, получит возможность давить на Россию через урало-сибирское коммуникационное сосредоточие. Ударив по нему, Россию можно разломить.
– Есть ли для России место в новом мире, где господствует Америка? Где оно – в Европе или Азии?
– Столкновение и конкуренция между Европой и Соединенными Штатами будут касаться прежде всего балтийско-черноморского пояса Великого Лимитрофа. Соединенные Штаты заинтересованы в формировании новой Европы как силы, призванной давить на старую Европу как приокеанский центр силы и контролировать ее нажимом с тыла. Поход на Ирак показал, что новая Европа полностью и радикально поддерживает Соединенные Штаты.
На Западе и у нас появляются экспертные оценки, утверждающие, что Соединенные Штаты озабоченны чрезмерной слабостью России, проявившейся в украинском вопросе. Возникает опасность, что вместо новой Европы как проамериканской части Великого Лимитрофа, обеспечивающей давление на старую Европу, формируется новая европейская клиентела, клиентела старых европейских центров, – а это проблема для Америки.
Примечательны слова, сказанные Бушем в Братиславе, о трансатлантическом европейском сообществе, где якобы найдется место для России, если она будет соблюдать определенные правила. У части европейских заправил эти слова вызвали озабоченность. Почему? Формулу «трансатлантическая Европа» Буш взял у Бжезинского. Но у того она была предупреждением русским: не замахивайтесь на сговор с европейцами против Америки, все вы под колпаком. А Буш говорит другое: в нашей, трансатлантической, а не староевропейской, Европе и для русских может найтись место, как бы на то староевропейцы ни смотрели, в пику им.
– Как вы оцениваете «оранжевые» революции? Что это, новое слово в геополитической игре или фантом?
– Я не придаю «оранжевым» революциям большого значения. Со времен «поющих» революций в Прибалтике и на протяжении 90-х мы видим, как на территориях Великого Лимитрофа утверждается евроатлантическая клиентела, связанная с западными центрами образованием, семейными узами, свойством. Она оттесняет старых постсоветских вассалов Запада на этих территориях. Это происходит сплошь и рядом, и ничего оригинального здесь нет. «Оранжевые» революции представляют интерес в плане политтехнологий, но не в плане геополитики. Чем нынешняя Грузия отличается от Грузии Шеварднадзе?
– А разве Грузия Шеварднадзе не была настроена более пророссийски, чем нынешнее правительство?
– Грузия Шеварднадзе сознательно взрастила в Панкисси чеченское гнездо, они принимали у себя чеченских эмиссаров. В первой половине 90-х мы стремились утвердить в Грузии дружественный нам режим. Цель наших войск, когда они входили в Грузию, была совсем простая – остановить наступление абхазов, в котором их со всех сторон поддерживали мингрелы, казаки, наши северокавказские народы. Мы подморозили это наступление и сохранили Грузию. Мы посадили там Шеварднадзе. Мы думали, что тем самым мы обеспечим Грузию как часть пророссийского пространства. Мы получили решительный разворот Чечни против России, потому что до этого Чечня как лидер северокавказских этносов возглавляла их наступление на Грузию как местную малую империю. После этого Чечня утрачивает свою цель на Кавказе и разворачивается против России. А Грузия Шеварднадзе оказывается покровителем чеченского наступления на Россию, претендуя на роль общекавказского лидера. Для 90-х гг. было логичнее сделать из Грузии «бодаловку» для северокавказских пассионариев, чем превращать ее в часть дружественного пространства. Нам говорили, что конфликт в Грузии подобен пожару в доме соседа: если его не потушить, он непременно перекинется на твой дом. Оказалось, что попытки включения Грузии в пророссийское пространство – это именно интеграция пожара в свой дом.
Другое дело, что, когда к власти приходят новые люди, они позволяют себе более нагло говорить то, что говорили и их предшественники. Напомним, что разрешение войскам НАТО использовать территорию Украины было дано еще при Кучме, а не при Ющенко. «Оранжевые» революции лишь закрепляют те тенденции, которые существуют уже десять лет.
Геополитика с позиции слабости
Александр Дугин сделал себе имя, насаждая воззрения европейских новых правых на почве русского национал-большевизма. За это Сергей Кургинян некоторое время назад отнес деятельность Дугина к «фашистскому этапу антирусской игры». По-моему, эта оценка продиктована прежде всего духом здоровой конкуренции. Ибо и Кургинян, и Дугин – корифеи публицистического постмодерна России с его парадоксальной игрой сценариями, которая порой напоминает причудливую «автономную реальность» компьютерных игр. В этом смысле десятки провалившихся кургиняновских сценариев не уступают дугинской серии статей начала 1990-х годов «Великая война континентов», где сталинские энкаведешники играли за атлантистов, а Анатолию Лукьянову была отведена роль Великого Магистра Евразийского Ордена.