– Вы напеваете песню «S.O.S.»?
Я с приятным удивлением повернулась к Томасу.
– Вы знаете группу «АББА»?
Он фыркнул.
– А кто ее не знает? Они ведь продали больше альбомов, чем «Битлз».
– Я в курсе. Но мне никто не верит.
Он помолчал.
– Я дважды смотрел фильм «Мамма мия» и даже купил для мамы DVD, чтобы нам с ней не спорить по поводу прав собственности.
Я громко рассмеялась, но мой смех быстро утонул в нарастающем шепоте, который звучал все отчетливее и громче. «Я не могу найти свою дочь. Мы вместе плыли на лодке, но теперь я ее не вижу. Ты не поможешь мне найти ее? Ей всего четыре года, и ей нельзя оставаться одной». Голос раздавался позади меня, рядом с моим ухом, высокий и несущий в себе годы горя. Я шагнула вперед, чем вынудила Томаса пойти следом со мной, чтобы удержать над нами зонтик. Я остановилась, когда мы подошли к одному из поросших мхом гигантских дубов, охранявших кладбище, как часовые. Отсюда открывался вид на медленное течение реки Купер, чьи берега служили одной из границ кладбища.
Кучка репортеров и съемочные группы с расстояния наблюдали за происходящим. Подойти ближе к склепу им не давали двое полицейских, прибывших вместе с детективом Райли. Рядом со склепом был припаркован грузовик из офиса коронера округа Чарльстон; его задние двери были распахнуты, словно приветственные объятия.
– Мне кажется, они вас заметили, – сказал Томас, обращая мое внимание на представителей СМИ.
– Отлично, – пробормотала я, исподтишка наблюдая за троими из них: фотографом, ассистентом, в чьи обязанности, похоже, входило держать над камерой открытый зонт, и миниатюрной женщиной, по всей видимости, репортером. На ней были дешевые лоферы с кисточками, чья коричневая кожа почернела от дождя, бежевый плащ от «Берберри» с фирменным клетчатым шарфом на шее. К тому моменту, как она оказалась от нас в десятке ярдов, эта особа уже улыбалась улыбкой, напоминавшей улыбку Чеширского Кота.
Я подумала, куда бы мне спрятаться, но, кроме толстого ствола дерева, за который можно было нырнуть, деваться мне было некуда. Прикрывшись наклеенной на лицо улыбкой, Томас тихо сказал:
– Улыбайтесь и будьте вежливы. Помните, она может напечатать каждое ваше слово. А точнее, непременно напечатает все ваши слова. И постоянно напоминайте себе, что это дело рассматривается в суде общественного мнения и что общественное мнение играет в Чарльстоне огромную роль. Думайте об этом, как будто вы едите свой любимый пончик, который упал на пол. После первых кусочков грязи вкус будет совсем как у обычного пончика.
Я посмотрела на него с новым восхищением.
– Детектив Райли, похоже, мы говорим с вами на одном языке.
Он взглянул на меня с высоты своего роста.
– Именно это я и пытался вам сказать.
– Мисс Миддлтон? – Репортерша теперь была на расстоянии крика, и я увидела, что мы с ней примерно одного возраста, только она дюймов на шесть ниже и фунтов на пятьдесят легче. Ее короткие темно-каштановые волосы – этакий закос под стрижку Дороти Хэмилл семидесятых – начала восьмидесятых, жертвой которой я в свое время успела побывать, – несмотря на ветер и дождь, были гладкими, словно шлем. Я знала, что мои собственные волосы, скорее всего, напоминают мочалку, и на всякий случай подозрительно покосилась на видеокамеру, чтобы убедиться, что ее объектив направлен не на меня.
– Да, – сказала я. – Я Мелани Миддлтон.
Женщина остановилась, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы заговорить со мной.
– Вас сложно поймать. – Она протянула руку, и я пожала ее, отметив про себя, что ее рука похожа на детскую. «Интересно, – подумалось мне, – ее стол в редакции тоже переоборудован под ее маленький рост?» Я представила ее сидящей на стопке телефонных книг, и уголок моего рта невольно пополз вверх.
– У вас на работе и дома отличные привратники, – сказала она.
– Знаю. Благодаря им я могу выполнять свою работу, ни на что не отвлекаясь. – Я выразительно посмотрела на нее, но она, похоже, этого не заметила.
Она повернулась и протянула руку Томасу, чья ладонь поглотила ее руку до запястья.
– Рада снова видеть вас, детектив Райли. Моя коллега Ребекка Эджертон упомянула, что вы можете быть здесь. Как я понимаю, вы читали мои статьи перед публикацией. – Она подняла руку. – Я знаю, что ваш шурин – мой начальник, поэтому ничего не скажу. Признаюсь, я надеялась, что это поможет мне взять интервью у мисс Миддлтон, поскольку Ребекка, похоже, не смогла этого сделать. Не то чтобы это помогло, но, как обычно бывает, мы находим способы. Было бы желание.
Она широко улыбнулась, обнажив мелкие, идеально ровные белые зубы. Я едва не спросила ее, уж не молочные ли они.
– Итак, начнем. – Она подняла небольшой диктофон. – Не возражаете, если я запишу наш разговор?
– На это? – спросила я. Газета наверняка могла позволить себе более современное оборудование. Например, ручку и бумагу.
Она хихикнула.
– Что я могу сказать? Я большая поклонница восьмидесятых – не могу расстаться с вещами, которые в те годы так хорошо работали на меня.
Я взглянула на ее мокасины, плащ и волосы и поняла, что она говорит правду. Я представила, как она бегает трусцой с аудиоплеером на поясе и пользуется автомобильным телефоном, к которому прилагается чехол и антенна.
– Означает ли это, что вы просите об интервью?
– Поверьте, скорее ради вас, чем ради себя. У меня уже есть копия письма Бриджит Монахан Гилберт и фотографии крестильного чепчика, а теперь происходит эксгумация, и в конечном итоге мы получим ее результаты. Этого более чем достаточно, чтобы заполнить как минимум три колонки. Было бы просто некрасиво, если бы женщина, унаследовавшая все – от старика, которого она видела только раз, – отказалась общаться со СМИ.
Я посмотрела на Томаса. Тот ободряюще мне кивнул.
– Тогда ладно. Хотя, если честно, мне нечего добавить. Все, о чем сообщалось до сих пор, для меня тоже ново. Я знаю лишь то, что отец мистера Вандерхорста и мой дед были старыми друзьями, и он, похоже, решил, что этой дружбы достаточно, чтобы завещать мне свой дом.
– То есть это никак не связано с тем, что мистер Вандерхорст считал, что вы способны видеть призраков, и вы утверждали, что видели в саду дух его матери?
Все ясно.
– Где вы это слышали?
Она самодовольно улыбнулась.
– Читала книгу Марка Лонго. Ребекка Эджертон дала мне ее гранки для предварительного ознакомления.
Я открыла рот, чтобы спросить, откуда Марк мог узнать о призраке Луизы, но осеклась. Ребекка. Та самая женщина, которая теперь не давала мне покоя, требуя, чтобы я пришла на примерку платья подружки невесты к ее свадьбе. В ответ на уловку моей кузины я была готова кричать и топать ногами. Но я понимала: отчет о моем приступе гнева попадет в воскресную газету, и вместо этого я спокойно улыбнулась.
– Мистер Вандерхорст был старый, но очень милый человек. Вот почему я сегодня здесь… чтобы засвидетельствовать свое почтение. Во время нашей первой и единственной встречи я позволила ему поверить в то, во что он хотел поверить, потому что думала, что это сделает его счастливым.
– Или же потому, что вы хотели создать между ним и собой некую эмпатическую связь, чтобы он не ломал голову, пытаясь решить, кому завещать свое имущество.
– Перестаньте говорить за меня. В тот день я приехала к нему домой после телефонного звонка, во время которого он согласился обсудить вопрос о выставлении дома на продажу. Я сказала ему тогда, что ненавижу старые дома. Ни разу в нашей беседе я не дала ему повода думать, что мне нужен его дом.
– Вы ненавидите старые дома? Разве они не ваша специализация в «Бюро недвижимости Гендерсона»?
Почувствовав на спине руку Томаса, я обрадовалась его поддержке.
– Из-за событий моего детства, которые касались дома моей бабушки на Легар-стрит, меня не вдохновляла перспектива поселиться в старом доме. – Я сглотнула комок в горле. – Думаю, с тех пор я изменила свое мнение.
– Намерены ли вы судиться с Гилбертами, если их претензии окажутся обоснованными?
Что-то легонько толкнуло меня в плечо, а невидимые руки приподняли мне волосы, как будто кто-то наклонился, чтобы шепнуть мне на ухо. Чем раньше ты решишь, что тебе нужно, тем лучше. И тогда будь готова сражаться за это. Я подняла глаза, ожидая увидеть бабушку, как вдруг сообразила, что голос был мужским. Это как часть истории, которую можно подержать в руках.
– Мистер Вандерхорст? – сказала я еле слышно. Ледяной ветер подхватил мои слова и рассыпал их, как семена, по саду камней.
– Я не поняла. Не могли бы вы повторить это прямо в магнитофон?
Я прочистила горло и наклонилась к магнитофону:
– Мы с Гилбертами хотим знать правду. На данный момент это мой единственный комментарий.
– Вы видите мертвых людей, мисс Миддлтон?
Мне как будто дали под дых. Будь ты проклята, Ребекка!
– Не думаю, что это имеет какое-либо отношение к нашему интервью. Так что, если у вас больше нет вопросов о мистере Вандерхорсте, закончим наш разговор, у меня сегодня напряженный день.
Опираясь на руку Томаса, я вытащила каблуки из чавкающей грязи и пошла прочь.
– Потому что, если это так, – крикнула она мне вслед, – возможно, вам стоит спросить у кого-то из них ответ, кто тот ребенок в фундаменте дома номер пятьдесят пять по Трэдд-стрит. И знал ли Невин, что у него есть живой кузен. Это избавило бы всех нас от множества неприятностей.
– Интервью окончено, мисс Дорф, – не оборачиваясь, крикнула я в ответ. – И только попробуйте напечатать хоть что-нибудь вырванным из контекста, вам придется иметь дело с моим адвокатом.
Крепко держа меня за локоть, Томас повел меня мимо разрушающихся мавзолеев и выгоревших на солнце белых обелисков. Ближе к воротам шепот мертвых сделался громче, как будто они почувствовали, что возможность упущена. Я шла, зажав уши руками, пока мы с Томасом не оказались в его машине и не отъехали от кладбища.