«Слишком поздно», – подумала я, вспомнив, как отец, не зная, что я нахожусь в пределах слышимости, назвал себя «сексиком-кексиком».
Я прошла за ней в гостиную. Здесь уже стоял серебряный чайный сервиз моей бабушки и тарелка с бутербродами из пшеничного хлеба с румяной корочкой, и что-то очень похожее на печенье без муки и без вкуса. Софи несколько раз приносила точно такое мне домой, но я избегала его из соображений самосохранения.
Поставив стакан чая со льдом, отец встал, чтобы обнять меня и поприветствовать Генерала Ли, затем снова сел на место. Я заметила, что на самом деле он не пил, а лишь отбивал пальцами по стакану монотонный ритм. Не знай я отца как свои пять пальцев, я бы подумала, что он нервничает.
Мать налила мне чашку зеленого чая и предложила тарелку печенья.
– Нола принесла их вчера. Сказала, что нашла их в вашей кладовой под грудой бумажных пакетов. – Она в упор посмотрела на меня, но я воздержалась от комментариев.
– Нет, спасибо, – сказала я, взяв вместо этого один из бутербродов. Я откусила кусочек, и меня чуть не вырвало. – Что это?
Моя мать просияла.
– Рецепт Софи. Это соевая паста с измельченными ростками пшеницы. По-моему, очень даже вкусно.
Я в отчаянии повернулась к отцу.
– В этом доме есть настоящая еда? Я умираю с голоду. – Я изобразила щенячье выражение Генерала Ли и для пущего эффекта потерла живот.
Отец попытался было встать, но моя мать остановила его.
– Джеймс, мы оба знаем, что здоровая диета лучше всего подходит для нее и детей. Это называется строгой любовью.
С виноватым видом отец снова сел.
– Извини, милая, но твоя мама права. – Он взял бутерброд и начал жевать, и даже почти успешно скрыл гримасу. – В принципе здоровая пища не так уж и плоха, если к ней привыкнуть.
Я стала ждать, когда отец проглотит кусок, чтобы он не смог поднести ко рту салфетку и тайком выплюнуть в нее. Я взяла с подноса стакан ледяной воды с лимоном и сделала большой глоток.
– Итак, вы хорошо провели отпуск в горах?
Мать на мгновение задумалась, и я успела заметить, что лица обоих загорели на солнце или же обветрены, а может, и то и другое. Кстати, загар, похоже, нырял вниз, за воротник рубашек. «Интересно, – задумалась я, – и где же он у них заканчивается?»
– Это было прекрасно, спасибо. Погода стояла идеальная – чуть прохладная, но солнце светило каждый день. Мы много времени проводили на свежем воздухе, ходили в походы, устраивали пикники и все такое прочее.
Мать зарделась еще сильнее, и я задумалась, что она имела в виду под «и все такое прочее».
– В нашем бунгало снаружи была гидромассажная ванна, – добавил отец. – Никогда не думал, что эта штука мне понравится, но было и вправду здорово.
Мы обе посмотрели на него, вероятно, по одной и той же причине. СМИ, как сказала бы Нола. Слишком Много Информации. Я заставила себя не думать о том, откуда у обоих такой розовый румянец.
– Рада, что вам понравилось. У меня самой тоже была тихая неделя, за исключением эксгумации Невина Вандерхорста. Но, к счастью, со мной был детектив Райли. А еще там была эта досужая репортерша Сьюзи Дорф. Эта надоедливая муха выудила из меня интервью, так что теперь желательно скупить столько экземпляров воскресной газеты, сколько мы сможем найти.
Моя мать села рядом со мной и, вытянув мизинец, сделала глоток из своей фарфоровой чашки.
– Почему? Ты сказала что-то такое, о чем теперь сожалеешь?
– Это вряд ли. Но она в курсе моего «особого дара» – спасибо Ребекке, – и я не сомневаюсь, что она воспользуется этой информацией любым нужным ей образом.
Отец встал и поднял с собой Генерала Ли, дремавшего у него на коленях.
– Похоже, это мне сигнал, что я должен вывести пса на прогулку. – Он многозначительно посмотрел на мою мать. – Вернусь через двадцать минут.
Я подождала, пока закроется входная дверь, и вновь повернулась к матери.
– Теперь ты видишь, что я имею в виду? Мой собственный отец думает, что я все выдумываю.
– Твой отец всю жизнь служил в армии. Для него весь мир черно-белый, а то, что делаем мы, совершенно за гранью его понимания. Но я не намерена ставить на нем крест, – а я уже видела трещины, – хотя на это и потребуется время.
– Но я не хочу, чтобы весь Чарльстон об этом знал.
Моя мать медленно сделала еще глоток чая.
– Это было бы так плохо?
«Еще как плохо», – чуть не ответила я, но осеклась, не зная, каким должен быть мой ответ.
– Просто я не уверена, – сказала я вместо этого, – как это отразится на моей деловой репутации, если люди подумают, что я подрабатываю экстрасенсом или кем-то в этом роде.
Она поставила чашку с блюдцем на журнальный столик.
– Мелли, на дворе двадцать первый век. Ким Кардашьян может твитнуть о том, что она накануне вечером делала в постели со своим парнем, и привлечь еще больше зрителей для своего реалити-шоу. Или Бритни Спирс может появиться на публике без трусов, и все равно на ее концерты народ будет валить валом.
– Мама, прекрати. Я очень надеюсь, ко мне больше доверия, чем к Ким Кардашьян или Бритни Спирс. К тому же их фанаты не ждут, что они продадут свои дома.
Она взяла меня за руку, и без перчаток ее кожа была мягкой.
– То, что ты умеешь, не должно тебя смущать. Никогда. Люди могут заставить тебя стесняться самой себя, только если ты сама им это позволишь. И если ты считаешь иначе, я беру на себя полную ответственность. Будь я рядом, когда ты росла, я бы научила тебя этому, как когда-то меня учила моя мать. – Она откинулась на спинку дивана. – Я никогда не скрывала своих способностей, и это никогда не мешало моей карьере. И советую тебе об этом подумать.
Я повозилась с салфеткой на коленях.
– Томас сказал что-то вроде того, что я могу использовать этот дар, чтобы помогать людям. Он даже спросил, не соглашусь ли я время от времени помогать им в расследовании тупиковых дел.
– То есть ты все сказала ему?
– Мне ничего другого не оставалось. Сьюзи Дорф уже почти все рассказала. Он воспринял это спокойно – вероятно, потому, что многого насмотрелся на службе, и его трудно чем-то удивить.
– Хорошо, – сказала она, и на ее губах заиграла легкая улыбка. – То есть детектив Райли тебе нравится?
– Да. Очень. Он добрый, заботливый, веселый и умный. А еще он ориентирован на семью и любит детей. – Я на миг задумалась. – Но больше всего мне в нем нравится то, что с ним так легко общаться. Нам с ним хорошо просто сидеть вместе на скамейке в парке, ничего не говоря и не беспокоясь о том, что думает другой. Это так приятно…
– Прилагательное, которым я редко пользуюсь. Новая подушка – это приятно, или найти новую идеальную тушь, которая не осыпается и не растекается. Но в делах сердечных…
– Я не говорила, что собираюсь за него замуж, мама. Только то, что мне нравится, когда он рядом. Это две разные вещи.
– Главное, чтобы он это понимал, дорогая.
Я подумала о том, что Томас ни разу не поцеловал меня, хотя несколько раз он, похоже, очень хотел это сделать.
– Он понимает, – сказала я.
Входная дверь распахнулась, и мы обе повернули головы. В комнату ворвался Генерал Ли, а за ним, тяжело дыша, вошел мой отец.
– Сколько лет этому псу? Он ведет себя как щенок. Он вымотал меня, пока мы обходили квартал. Как будто он за кем-то гнался.
Мы с матерью переглянулись, обе вспомнив собачку Джулии Маниго, чей призрак иногда выходил поиграть.
– Как ты помнишь, он достался мне в наследство. Я понятия не имею, сколько ему лет, но, по словам миссис Хулихан, он уже был у мистера Вандерхорста, когда она пришла к нему работать десять лет назад.
На наших глазах песик поставил передние лапы на кофейный столик, чтобы обнюхать печенье и бутерброды. Так ничего и не выбрав, Генерал Ли издал то, что можно было бы назвать презрительным вздохом, и вновь опустился на пол, где свернулся калачиком под моим креслом.
– Умный пес, – сказала я с довольной улыбкой. – Итак, что вы хотели мне сказать?
Моя мать поднялась и села рядом с отцом напротив меня. Он взял ее руку в обе свои, и в моей голове тотчас звякнули тревожные колокола. Отец заговорил первым.
– Твоя мама оказала мне большую честь, согласившись стать моей женой. В очередной раз. Можно сказать, что мы оба верим во второй шанс.
– Но… – Я осеклась, переводя взгляд с одного знакомого лица на другое. Странно, почему они вдруг стали похожи на чужих? – Но вы же в разводе. Потому что папа не смог принять, кто ты есть.
– А также из-за моего пьянства, не забывай, – добавил отец. – Но это было почти тридцать пять лет назад. Теперь мы другие люди.
Совершенно не понимая, что меня так взволновало, я встала.
– Верно, но ты по-прежнему называешь то, что мы делаем с мамой, «мамбо-джамбо». Тебе непременно нужно было выйти из комнаты, чтобы мы с ней могли обсудить мою способность видеть мертвых и то, как это может сказаться на моей карьере, если этот факт получит огласку. – Я шлепнула себя ладонью по лбу. – Чесслово, пап! Из-за этого я почти всю жизнь отрицала свои способности. Не представляю, как можно просто сказать: «Подумаешь!» – и пожениться, как будто это не имеет значения.
Моя мать опустила руку и встала рядом со мной.
– Мелли, я знаю, о чем ты говоришь. И твой отец тоже. Мы оба знаем, что нам есть над чем работать, и мы оба твердо убеждены, что за наши отношения стоит бороться.
Я посмотрела ей в глаза, стремясь понять ее логику, но увы.
Мне это не удалось.
– Но раньше вы не смогли, и посмотри, что произошло. Теперь у вас за плечами есть опыт. Может, прежде чем совершить такой гигантский скачок, стоит подождать, пока вы уладите все свои разногласия?
Она терпеливо улыбнулась мне той же улыбкой, что и раньше, когда учила меня завязывать шнурки.
– Потому что мы поняли: если ждать, пока все не станет идеальным, пока все разногласия уладятся, а все звезды займут нужное им место, можно упустить свой шанс на счастье. Вот что такое настоящая и непреходящая любовь. Это способность видеть дальше разногласий, и тогда приходит осознание того, что без другого человека твоя жизнь пуста и однобока.