— Зачем? — насторожилась она.
— Не за тем, зачем вы подумали, — хмыкнул Вениамин. — Я пришлю вам концертное платье.
— Платье? А кто его оплатил?
— Не волнуйтесь! Оплатил Илья Васильевич. Он любит выступать этаким меценатом. Считает себя Пигмалионом! Знаете, кто это?
— Понятия не имею. — Она округлила губы, накладывая свежую помаду.
— Скульптор, который влюбился в созданную им статую и силой любви оживил ее! Вдохнул теплую человеческую душу в холодный мрамор…
Джен оставила зеркало в покое.
— Что-то я ничего не пойму. Это я статуя из холодного мрамора? Кто меня любит? И кто хочет оживить?
Вениамин весело рассмеялся.
— Это метафора. Просто так говорят, когда из простой, никому не известной девушки вдруг кто-то сделал знаменитую певицу, танцовщицу, ну, или кого-нибудь еще… А у Ильи Васильевича в жизни было много таких примеров. Так, давайте я запишу адрес.
И действительно, на следующий день пришел курьер и принес довольно большой, красиво оформленный пакет.
— Покажи! Ну, давай скорей, что ты возишься? — нетерпеливо крутилась вокруг Галка.
Но Джен неторопливо развязала все ленточки, все веревочки и, наконец, извлекла из вороха упаковок черное платье. Но это был не просто черный цвет, он был глубок как космос, и казалось, что если окунуться в него, то растворишься во Вселенной и уже не сможешь находиться на Земле…
Джен быстро сбросила халатик и осторожно, будто боялась помять каждую складочку, надела обновку. Галка застегнула застежки. Платье сидело как влитое.
— Отпад! Вся спина голая и попа видна! — воскликнула Галка. — Надо только «шпильки» надеть!
Она принесла новые туфли на двенадцатисантиметровом каблуке, помогла обуться. Потом Джен подошла к зеркальному шифоньеру и остолбенела.
На рекламных плакатах «Сапфира» и на многочисленных снимках, которые делались в клубе, она выглядела совершенно по-другому. Там она была королевой шеста и звездой стриптиза, а сейчас как будто настоящая королева пришла в обычную московскую квартиру. Хотя ту квартиру, в которой они сейчас жили, было трудно назвать обычной: огромная «двушка» на Тверской, спальня расписана под ночь — черный фон, на нем накат: серебряный месяц и золотые звезды, кометы с длинными хвостами, далекие созвездия; гостиная оформлена под праздничный день — голубое небо с облаками, солнце, голуби, самолет в небе, даже контур высотки МГУ вдали…
— Китч, — сказал маклер, показывающий квартиру будущим арендаторам. — Супершик семидесятых годов!
Галка не поняла, что это значит, но Сёмка со знанием дела пояснил: «Это специальная клевая живопись для элитного жилья!» Такую формулировку она и доводила до всех, кто посещал ее новую обитель. Конечно, за прошедшие полвека накат выцвел, картинки покрылись мелкими трещинками, но и Галка, и ее гости, и Евгения были в восторге от такой красоты. К ней надо добавить трехэтажные хрустальные люстры, румынскую мебель, серванты, забитые хрусталем и вожделенными когда-то сервизами «Мадонна», да ковры, висящие на стенах, стоящие трубочками в углах и кладовках и лежащие на полу, иногда по два — друг на друге…
«Словно в Эрмитаже живем!» — восхищалась всегда Галка. И девочка Женя из провинциального Шахтинска ощущала себя здесь прислугой.
Но не сегодня! Сегодня она чувствовала себя королевой: то ли Елизаветой, то ли Екатериной — она плохо в них разбиралась, — которая случайно зашла в заброшенный, тронутый тлением дворец с изъеденными молью коврами, безнадежно устаревшими люстрами и никому не нужным хрусталем, по пути в свое сверкающее современными огнями блистательное будущее…
Она прошлась перед зеркалом взад-вперед, повернулась вокруг оси, стала спиной и изогнула шею, разглядывая огромный вырез сзади…
— Как тебе хорошо! — ахнула Галка. — Полный отпад! Дашь поносить? Ну, хоть надеть один разик!
— Посмотрим, — растерянно отозвалась Джен. — Знаешь, сколько оно стоит? Триста тысяч! Евгению за ремонт машины надо было столько заплатить! Кстати, он хотел мне отдать эти деньги… Триста тысяч, ты представляешь?!
— Да, ты говорила! Но ты же никого не просила тебе его купить! А если этот папик сам решил сделать такой подарок — то скажешь спасибо!
— Думаешь, этого хватит?
Галка засмеялась.
— Ну, добавишь чего-нибудь еще. Во всяком случае, для тебя это не будет неподъемной платой…
— Ну что ж, — крутясь перед зеркалом, нараспев произнесла Джен. — Во всяком случае, мне нравится… Такая мягкая ткань, она сливается с кожей, как будто я голая!
— Примерно так оно и есть! — хихикнула подруга. — Надеюсь, ты блестяще выступишь в нем! Не выпить ли нам по этому поводу шампусика? У меня еще есть бутылка…
Джен не собиралась пить, но повод действительно был достойным, и она кивнула:
— А почему нет? Давай выпьем!
Первый бокал Галка подняла за новую жизнь.
— Видишь, как хорошо все устраивается! А ты переживала — на что жить будешь! Значит, Домбровский всерьез на тебя запал! Вот и хватай его двумя руками! Подарит он тебе карточку, начнет каждый месяц переводить кругленькую сумму… Да и за концерты неплохо платить будут с его подачи! А твой Евгений — что? Ну, потратил бы он на это платье все свои деньги, а дальше? Недовольство, попреки, ревность… Они другие ребята, не нашего круга, мы с ними жить не можем… Знаешь, что мне как-то Алексей сказал? Что мы несовместимы, как рыбы и птицы! У одних свой мир — водный, у других свой — воздушный. И они не пересекаются! Ты видела когда-нибудь, чтобы рыба и птица были вместе?
— Видела, — Джен печально вздохнула. — Когда чайка ныряет в море и уносит рыбешку себе на обед…
— Вот-вот, — захохотала Галка. — Ты бы так и пустила по миру своего Ската! А кстати, откуда у него триста тысяч на ремонт машины?
— Да их еще и нету. — Джен разлила шампанское. — Он в командировку поехал, там заработает…
— Ничего себе, у эмчеэсников командировочные! — Галка подняла бокал. — Ну, пусть зарабатывает на здоровье, ремонтируется, ездит себе… Парень он неплохой. Только такие платья и все остальное ему не по карману. Так что ты его поскорей из головы выбрось!
Джен ничего не ответила, они молча чокнулись и допили игристое вино до дна.
Границу пересекли на максимальном «потолке» девять тысяч, потом пилоты стали постепенно снижаться на прыжковую высоту. С учетом горного района выброски и безлюдности района десантирования прыгнули с трех тысяч, с раскрытием парашютов на трехстах, а поскольку высота Кунжутского плато составляла две тысячи, то в свободном падении они пролетели всего семьсот метров. Такое решение, с одной стороны, снизило риск столкновения с вершинами и возможность демаскировки шумом двигателей, а с другой — позволило группе приземлиться достаточно кучно.
Обнаружить десант в малонаселенной горной местности очень трудно. Особенно при отсутствии качественной системы обнаружения и отслеживания воздушных целей, подкрепленных достаточным количеством маневренных групп преследования. Но, тем не менее, общее правило гласит, что выброшенная группа должна как можно быстрее и как можно дальше уйти от места высадки. Поэтому готовиться к ночлегу не стали: Слон молча махнул рукой и, выстроившись в заранее обусловленном порядке, бойцы маршевым шагом двинулись в указанном направлении.
Вечерело, опустились и сгущались унылые серые сумерки. Группа успела отойти на несколько километров от места приземления, когда упала ночь, на черном куполе неба зажглись крупные звезды. Командир объявил привал. Прячась от ночного кара-бурана, устроились с подветренной стороны огромного валуна, между камнями поменьше развели костер, быстро поужинали консервами, выставили боевое охранение. Филин, который из командира группы превратился в заместителя Слона, назначил дежурные смены, свободные от нарядов бойцы залезли в спальники, и через несколько минут лагерь крепко спал.
Утром они снова двинулись в путь. Стояла на удивление хорошая погода — тепло, слабый ветерок охлаждает разгоряченные лица, легко дышится, ярко светит солнце с голубого неба, по которому, раскинув крылья, скользят огромные орлы… С высоты птицам хорошо виден небольшой отряд, растянувшийся внизу по серой поверхности трудноразличимой черно-серой цепочкой, которая целеустремленно ползла вперед, вздымая пыль, тут же разносимую легким горным сквозняком, не позволяющим замутить прозрачность чистого прохладного воздуха.
Все одиннадцать человек были одеты в камуфляжные комбинезоны «Горы», вооружены винтовками «М-16», из открытых кобур торчали рукоятки неприхотливых и безотказных восемнадцатизарядных «глоков», вдобавок на поясах висели десантные ножи и осколочные гранаты «М67». На одежде не было знаков отличия, и все, что при них находилось, не имело идентификационных признаков. У них имелось штатное вооружение, рюкзаки, рации и сухие пайки армии США, американские консервы, дешевые афганские сигареты и спички. Точнее, спички были советскими, из старых запасов.
Определить по одежде и снаряжению, кто эти люди, было нельзя. Да грифы и не пытались этого сделать — собрались здесь они по иной причине: заметили движение на обычно пустынном плоскогорье. А может, интуитивно уловили запах возможной добычи. Недаром говорят, что и хищники, и падальщики — а зачастую это одни и те же особи — предвидят будущее и заранее слетаются к месту возможного пиршества. Как бы то ни было, но орлов интересовала только человеческая плоть, которая может стать их поживой. Над остальным они не задумывались. Хотя те, что шли внизу, иногда задавали себе вопрос о собственной экипировке.
— Послушайте, а откуда узнали, что амеры носили такие комбинезоны? — спросил Бобер.
— Значит, узнали, — нехотя ответил Ерш.
— А именно такое оружие? — не унимался Бобер.
На этот раз ответа не последовало: на марше нужно соблюдать дыхательный ритм и не отвлекаться на глупые разговоры. Они держали курс на указанный Слоном ориентир. До скальной гряды впереди оставалось еще километров пятнадцать. Они ориентировались на две скалы, которые сходились внизу, открывая между собой третью, остроконечную, напоминающую мушку в целике автомата. Бобер интересовался и тем, откуда стал известен столь приметный ориентир. Но и на этот наивный вопрос ему никто не ответил. Более опытные бойцы хорошо знали, что они, как правило, не идут вслепую, а выходят на разведанную дорогу. Информации, которая собрана для них, всегда хватает для принятия верных решений. Но чтобы выполнить задачу, «кинжалистам» в отличие от многих других структур недостаточно принять решение. Им надо было собственными руками воплотить его в жизнь. И при этом рисковать своей головой и другими частями тела…