Из окна за бурной сценой наблюдали два человека — барон Пяст и герцог Рой.
— Вы хорошо продумали свой план, милорд? — поинтересовался герцог.
— Да. Можете не сомневаться.
— Но что, если они не согласятся? Это же Перворожденные!
— В первую очередь они — артисты. И, кажется, тоже понимают, что такое долг.
В подземелье было сыро и холодно. Так сыро и холодно, как бывает только осенью. Узнику не полагалось не то, чтобы рогожи или одеяла, но даже охапки соломы. Только голый холодный камень стен и цепи.
Мешок с его головы сняли, но кляп не вытащили. Не освободили также руки и ноги, и пленник потратил несколько минут на то, чтобы попытаться ослабить стягивающие запястья путы. Выходило плохо — его вязали настоящие мастера своего дела. Кроме того, веревку стянули так, что пальцы уже начали терять чувствительность. Лёжа ухом на холодных камнях, он услышал, как выводили других узников. Слышались легкие быстрые шаги, позвякивание цепей, голоса стражи: «Живо! Живо! Или хотите еще посидеть?» Кто эти люди? Почему их срочно освобождают? Неужели боятся, что кто-то из них догадается о странном соседе? Но это же глупо — освобожденные люди пойдут болтать на всех углах. Начнутся разговоры. И о нём узнают…Так что надо просто немного подождать.
Прошло еще полчаса, и опять послышались шаги. К его камере приблизились люди — трое или четверо. Заскрежетал в замке ключ, и узник приподнял голову, разглядывая посетителей. Человека, вошедшего первым, не узнать было невозможно.
— Наконец-то, — промолвил барон Пяст Старгородский, — сам знаменитый Белоручка! Хоррен или как там тебя звать на самом деле! Давненько мы не встречались…
Он сделал знак, и один из его спутников вытащил у пленника изо рта кляп.
— Была охота, — процедил тот, с трудом ворочая распухшим языком.
— Вот именно! По доброй воле ты ко мне редко заходишь, чаще всего заскакиваешь, когда хозяина нет дома. Нет, чтобы, поняв, что ошибся, спокойно подождать возвращения — так и норовишь удрать, да еще и прихватить чего-нибудь вдобавок!
Разбойник фыркнул, показывая, что не желает поддерживать этот разговор. Горло саднило, хотелось пить, а разговаривать сил не было.
— Ты так упрямо сопротивляешься всем попыткам встретиться, что пришлось прибегнуть к крайним мерам! — продолжал барон.
— Я, помнится, несколько раз предлагал вам встречу, — не выдержал Хоррен.
— Да, в чаще леса, в полночь, в одиночку и без оружия, — припомнил барон, извлекая из-за пояса отнятый у арестанта пергамент. — На условиях, неприемлемых для нормального человека.
— А вы считаете, что вот это, — вывернув шею, разбойник окинул взглядом темную тесную камеру, где крошечное окошко находилось под потолком и давало так мало света, что даже сейчас, днем, два стражника возле двери держали наготове факелы. — Вот эта темница — лучше?
— Одно другого стоит, — кивнул Пяст Старгородский. — Мы оба знали, что если я приму твои условия, живым мне из леса не выйти.
— А вдруг? — прищурился разбойник. — Или вам не знакомо, что такое «честь»?
— Не старайся меня задеть, — отрезал барон. — Твои люди похитили мою племянницу. Девушку, вся вина которой состояла в том, что она — моя родственница! Что это за условие, которое я должен был выполнить до заката в обмен на ее освобождение?
— А не все ли равно, — фыркнул Хоррен. — Вы же не собираетесь его выполнять!
— Не собираюсь, — кивнул его собеседник. — Но это не мешает мне предупредить тебя, что если хоть один волос упадет с головы Жоанны, моя месть будет действительно страшна. Пусть не сразу, пусть через несколько лет, но я доберусь до вашего лесного логова и не оставлю там камня на камне. И сколько народа я повешу, утоплю, колесую до этого времени только потому, что буду подозревать их в помощи разбойникам и убийцам, меня не волнует! И тем более меня не будет волновать их возраст и пол!
— Мясник, — скривился разбойник.
— Мы друг друга стоим, — парировал тот. — Оба, насколько я знаю, не любим сами пачкать рук. Ты следишь из-за кустов, как твои головорезы грабят и убивают, а я — из кареты. Но теперь все кончено. Ты можешь сколько угодно болтать о том, что за тебя отомстят. Поверь, месть нужна не мертвым, а живым.
Хоррен прикрыл глаза. Он не питал иллюзий относительно своего врага. Заполучив столь ценную добычу, барон не выпустит ее из рук. Он может его убить прямо здесь, в тюрьме — просто ткнуть связанного пленника мечом в живот или рубанув по голове. И единственное, почему он до сих пор этого не сделал, вовсе не милосердие. Барону что-то нужно.
Разбойник не ошибся. Помолчав, Пяст Старгородский произнес:
— Но у тебя есть небольшой шанс. Твоя жизнь ничего не стоит, ты жив только потому, что я так хочу. И твои приятели не смогут спасти тебя, ибо страже отдан приказ прикончить тебя при первой же попытке проникновения в темницу кого-либо постороннего. Даже если это — жалостливая вдова принесла хлеб заключенным или священник явился дать узникам последнее напутствие. Даже если это будет настоящая вдова и настоящий священник — ты все равно будешь убит. Но ты можешь выторговать себе несколько часов или даже дней жизни, а также дашь шанс спастись хотя бы кое-кому из своих людей, если сейчас скажешь, где вы держите мою племянницу?
— Хм, — Хоррен облизнул губы и понял, что ему хочется пить, — а что мне за это будет?
— Ты проживешь еще какое-то время, — без запинки ответил барон. — Во всяком случае, тебя не прикончат здесь, в этой камере, тайно, как крысу. Может быть, ты даже сможешь умереть на свободе — если Жоанна, когда вернётся ко мне, согласится проявить милосердие и попросит отпустить тебя на все четыре стороны. Клянусь, что соглашусь со своей племянницей. И кое-кто из твоей шайки тоже уцелеет — в этом могу поклясться хоть сейчас. И не пострадают мирные поселяне, которых в ином случае я заподозрю в сговоре с вами и которых наверняка приговорю к казни. Решай! Жизнь одной девушки — или жизнь всех, кто тебе…хм…близок? Смерть здесь и сейчас от моей руки, — обнаженный клинок тускло блеснул в свете факелов, — или возможность умереть где-то в другом месте, в другое время и… не связанному, как боров.
Описав дугу, клинок коснулся груди разбойника.
Конечно, куда как почетно умереть от меча, чем корчиться под рукой палача на потеху публике или задыхаться в петле. Но жить — еще почетнее, кто бы что ни говорил. А Хоррен любил жизнь. Ведь, пока человек жив, жива и надежда.
…Герцог Рой ждал барона Пяста у входа.
— Ну, что? — жадно поинтересовался он, едва его будущий тесть показался на лестнице.
— Как я и думал, — кивнул тот. — Не знаю, на что он рассчитывал, но мои условия показались этому Белоручке вполне приемлемыми.
— И вы будете их исполнять?
— Сначала — спасение моей племянницы, — отрезал Пяст Старгородский. — А там… посмотрим!
— Вы его обманете? — в голосе герцога слышалось восхищение.
— Я поступлю так, как велит мне долг и честь! — уклончиво ответил барон.
Полчаса спустя отряд городской стражи вылетел из городских ворот и ускакал в сторону Королевского Тракта.
Сколачивать для выступления сцену времени не было. Фургон подогнали к помосту, который высился на площади возле ратуши. Судя по имеющимся справа и слева лесенкам и уже закреплённым по бокам четырем столбам, он вовсю использовался и ранее, причем не всегда для выступлений приезжих артистов. Фургон поставили вплотную задней частью, чтобы артисты могли без помех, переодеваясь за занавеской, выходить на сцену. Присланные бароном слуги кое-как приладили занавес и помогли расставить декорации.
«Похождения Бедино» играли уже столько раз, что повторять роли и репетировать отдельные моменты не пришлось. Большую часть оставшегося до начала выступления времени артисты наскоро делали маски. Среди реквизита нашлось несколько, но они не подходили для этого спектакля, ибо были чересчур гротескными, с искаженными чертами. Почти все они использовались Лейром в ролях злодеев и чудовищ. Так что сейчас актёрам предстояло выйти на сцену в обычных полумасках, простых и скромных, представлявших собой просто широкие полосы ткани, где были сделаны прорези для глаз.
На Янсора все поглядывали с интересом и сочувствием. Бывший браконьер в двух словах рассказал друзьям о том, что произошло на турнире лучников.
— А я была уверена, что это стрелял ты! — воскликнула Раэна, узнав, что яблоко с её головы сбил вовсе не он, а другой.
— Я и не должен был стрелять, — признался тот. — Но я должен был как-то спровоцировать своего соперника.
— Ага, и подставил меня! — возмущенно фыркнула девушка, стукнув его кулаком по плечу.
— Я ничего не знал о том, что задумал человек! И думаю, это хорошо. Иначе я не уверен, что мне бы удалось так хорошо сымпровизировать без репетиций.
— Я не сомневаюсь, Янсор, — сказал мастер Боар, — что ты показал высокий уровень актёрского мастерства. Я даже начал думать о том, что пора тебе чаще выходить на сцену в главной роли!
— Что? — взвился Тиар. — Отец, ты хочешь отнять главные роли у меня?
— Ну, почему сразу отнять? Думаю, Раэна сможет написать новую пьесу? Специально под характер Янсора?
Девушка смущённо покраснела и потупилась.
— О похождениях благородного разбойника, которому предстоит доказать свою невиновность, сбив яблоко с головы возлюбленной? — подмигнул Тиар.
Теперь уже смутился сам бывший браконьер. Обрадованные его смущением, Тайн и Тиар на два голоса стали его подначивать, и остановить их смог только голос отца:
— Прекратить веселье! Нам скоро выступать.
Разговоры сразу увяли. Артисты принялись торопливо приводить себя в порядок, облачаясь в сценические костюмы. Женщины либо удалились за занавеску, чтобы переодеться, либо отвернулись. Янсор нервно потёр шею. Сцену с повешением он играл всего пару раз, но недавний случай на турнире — и приготовленная там ему верёвка — заставил переживать всё заново.
— Не бойся, — Даррен подсел рядом, разминая пальцы. — Я постараюсь сделать правильный узел. И… ты меня знаешь!