Я шагнул ближе; собственное дыхание гулко отдавалось в ушах. Казалось, Натали понимает, что именно я чувствую, и ей это нравилось. Однако через миг она спохватилась и подняла с земли сетчатую маску с перчатками, тем самым разорвав тонкую ниточку момента.
Я нехотя продолжил беседу:
– Давайте покажу, как мед извлекают из сот? Это займет минуты две, не больше.
– Конечно!
Мы молча направились к медовому сараю. Там Натали отдала мне сетку, перчатки и сняла защитный костюм. Последовав ее примеру, я отнес вещи на место, затем снял с крючка ручную медогонку. Натали подошла посмотреть, однако держалась поодаль.
– Чтобы собрать мед, мы вынимаем из улья рамки, помещаем их в тачку, предварительно стряхнув пчел, и привозим сюда, – начал рассказывать я. – Затем поочередно помещаем рамки в медогонку, вот в эти кассеты. Крутим рукоять, медогонка вращается, центробежная сила выдавливает мед и воск из сот. – Я повернул рукоять, демонстрируя, как она работает. – Когда весь мед откачан, кладем один из вон тех мешков в пластиковое ведро, которое ставим под кран медогонки. Открываем задвижку и сливаем содержимое. Воск остается в мешке, а мед просачивается в ведро. Затем разливаем мед по банкам, и готово.
Натали молча обошла сарай, останавливаясь тут и там, и наконец приблизилась к пластиковому контейнеру. Приоткрыв крышку, она взглянула на древесную щепу и опилки; судя по выражению лица, догадалась, что это – растопка для дымаря. Следом она внимательно осмотрела оборудование, а затем указала на полки, на которых выстроились банки с аккуратно наклеенными ярлычками.
– Здесь все так бережно расставлено.
– Ага, – кивнул я.
– У моего отца сарай вроде этого. – Натали снова повернулась ко мне. – Там тоже каждая вещь на своем месте и для чего-то нужна.
– Расскажите-ка подробнее.
– Папа покупает транзисторные приемники и патефоны двадцатых – тридцатых годов, а затем ремонтирует их в сарае у нас во дворе. Девчонкой я любила смотреть, как папа работает. Он садился на стул с высокой спинкой, надевал очки – те, что сильно все увеличивают. Помню, какими огромными казались его глаза. Даже теперь, когда я приезжаю к родителям в Ла-Грейндж, именно в этом сарае мы с отцом говорим по душам.
– Необычное хобби, – заметил я.
– Оно его успокаивает. – В голосе Натали появились задумчивые нотки. – Он очень гордится своей работой. Приборы, которые он починил, занимают целый стеллаж в его аптеке.
– А покупатели есть?
– Куда там, – усмехнулась Натали. – Мало кто разделяет его увлечение стариной. Порой он думает, не открыть ли маленький музей по соседству с магазинчиком, однако дальше разговоров дело не идет.
– А что делает ваша мать, когда отец ремонтирует приемники?
– Печет пироги. От нее я и узнала секрет хрустящей корочки. А еще мама продает выпечку – если, конечно, мы все не съедаем.
– Хорошие у вас родители.
– Не то слово, – улыбнулась Натали. – И они очень за меня переживают.
Не дождавшись подробностей, я задал наводящий вопрос:
– Потому что вы работаете в полиции?
– Отчасти да, – согласилась она.
Затем – будто осознав, что разговор принял нежелательный оборот – Натали добавила:
– Они всегда беспокоятся, это же родители. И кстати, мне уже пора ехать к ним. Иначе меня хватятся.
– Конечно, – кивнул я. – Провожу вас до машины.
Покинув сарай, мы направились к подъездной дорожке. Натали водила серебристую «хонду» старой модели – надежный автомобиль, с которым хозяйка, похоже, еще долго не собиралась расставаться. Я открыл для нее водительскую дверь; на пассажирском сиденье лежала сумочка, с зеркала свисало миниатюрное распятие.
– Мне очень у вас понравилось. Большое спасибо! – поблагодарила Натали.
– И вам спасибо! – ответил я. – Приезжайте еще!
Солнце освещало Натали со спины, отчего я не видел выражения ее лица; однако стоило ей легонько прикоснуться к моему плечу, как я понял: мы оба не хотим, чтобы этот день заканчивался.
– Вы надолго к родителям? – спросил я.
– Ненадолго, – ответила Натали. – Заеду на пару часов, а потом – домой. Мне завтра с утра на работу.
– Может, поужинаем вечером? Когда вернетесь.
Пристально на меня посмотрев, она уклончиво ответила:
– Я пока не знаю, во сколько освобожусь.
– Я смогу в любое время. Пришлите эсэмэс, когда будете уезжать от родителей, и мы где-нибудь пересечемся.
– Я… ну… – Замявшись, она достала из кармана ключи и пробормотала: – Я не люблю местные ресторанчики.
Я мог бы спросить почему, но не стал допытываться.
– Это просто ужин, не более. Все люди едят, – улыбнулся я.
Хотя Натали не ответила, что-то мне подсказало: она готова согласиться.
– Можем встретиться на побережье, если предпочитаете, – предложил я.
– Вам придется сделать крюк.
– Я все равно туда собирался: ни разу не был на пляже с тех пор, как приехал.
Ну, не то чтобы собирался…
– Вот только я не знаю, где там поесть.
– Может, нам поехать в Бофорт[31]? У вас наверняка там есть любимые кафе?
В руке у Натали звякнули ключи.
– Ну, есть одно место… – начала она еле слышно.
– Готов пойти куда угодно.
– Кафе «Полнолуние», – выпалила она, словно боясь, что передумает. – Но удобно ли вам будет…
– Просто назовите время.
– Как насчет половины седьмого?
– Прекрасно.
– Еще раз спасибо вам за урок пчеловодства.
– Всегда к вашим услугам, – улыбнулся я. – Мне очень понравилось проводить вам экскурсию.
Легко вздохнув, моя гостья скользнула на водительское сиденье.
Я захлопнул дверцу, и Натали повернула ключ зажигания. Мотор заработал; глядя через плечо, она вывела автомобиль на шоссе. Машина на мгновение застыла, а затем помчалась вдаль; я же остался на дорожке, размышляя о загадочной Натали Мастерсон.
Уверенная и вместе с тем ранимая, то открытая, то замкнутая, она казалась мне удивительно многогранной. Мимолетная увлеченность становилась чем-то более осмысленным – желанием найти подход к женщине, которую сложно разгадать. Я мечтал узнать настоящую Натали – преодолеть барьер, который она по какой-то причине возвела между нами. А потом – кто знает – может, у нас завяжется что-то глубже, серьезнее?
Даже мне самому эти мысли казались до смешного наивными. Я ведь едва ее знал. И в то же время у меня в голове звучал голос дедушки.
Учись у пчел. Доверяй инстинктам.
Вернувшись на веранду, я заметил на столике две банки с медом: Натали забыла их забрать. Я положил их в багажник, а затем до вечера просидел с книгой на коленях – старался не думать о Натали, но никак не мог сосредоточиться. Я снова и снова проигрывал в памяти проведенные с ней мгновения, пока не признал, что считаю минуты до нашей новой встречи.
Глава 6
Что бы надеть?
Обычно меня это не слишком волнует, но в этот раз я даже заглянул на сайт ресторанчика, чтобы узнать о его дресс-коде. Интерьер показался мне милым и элегантным: историческое здание, паркет из сосны, небольшие столики, накрытые белыми скатертями, из окон льется солнечный свет.
Поначалу я хотел обойтись джинсами, но в конце концов оделся так, как любят щеголять где-нибудь в Аннаполисе[32]: бежевые брюки, белая рубашка, темно-синий спортивный пиджак и топсайдеры[33]. Еще бы шарф – и впору разгуливать по округе, интересуясь: «Кто хочет поплавать на моей яхте?»
Бофорт находился примерно в часе езды от моего дома, но побоявшись опоздать, я приехал на сорок пять минут раньше. Городок гнездился у Берегового канала[34]. Я припарковался на набережной прямо за углом ресторанчика «Полнолуние». Вдалеке я заметил двух диких лошадей – они паслись на одном из множества барьерных островов, что образуют береговую линию Северной Каролины. Дедушка рассказывал, что местные лошади – потомки мустангов, которые спаслись с потерпевших крушение испанских кораблей.
Я решил, что в оставшееся время поброжу по галереям, расположенным вдоль пляжа. Большинство картин были написаны местными художниками – в основном морские пейзажи или туристические виды Бофорта. Одна из картин изображала дом, где предположительно жил знаменитый пират Черная Борода. Кажется, археологи обнаружили в местной бухте обломки его корабля – «Месть королевы Анны». Владелец галереи это подтвердил, добавив, впрочем, что история довольно неоднозначная. Размер судна вполне соответствовал, да и найденные на дне пушки относились к нужной эпохе, однако конкретно на флагман Черной Бороды ничто не указывало. Увы, на затонувших кораблях не бывает бардачков с документами, а за триста лет морская вода сильно меняет облик судна.
Вернувшись на набережную, я заметил, что солнце потихоньку садится, осыпая воду золотистыми бликами. Дедушка называл такие закаты «божественными»; я улыбнулся, вспомнив, как он не раз привозил меня на этот пляж после обеда, а потом покупал мне в городе рожок мороженого. Удивительно, как много времени уделял мне дедушка. Я поневоле подумал о его странной поездке в Исли, о последних загадочных словах.
Я быстро отогнал мрачные мысли, не желая снова на них зацикливаться. Приближалась половина седьмого; я пошел к ресторанчику, гадая, не придется ли ужинать в одиночестве. И тут увидел, как на парковку въезжает знакомый автомобиль.
Натали переоделась в цветастое облегающее платье с открытыми плечами и высоким воротом. На ногах у нее красовались черные ботильоны на среднем каблуке. С собой она захватила вязаную кофту. Тонкая золотая цепочка на шее поблескивала в лучах заходящего солнца. Когда Натали наклонилась, чтобы забрать из машины сумочку, я залюбовался изяществом ее движений: гибкими руками, стройными ножками. Тонкая ткань ее платья соблазнительно колыхалась.