Захлопнув дверцу машины, Натали обернулась и вздрогнула от неожиданности.
– Ох! Добрый вечер! Я ведь не опоздала?
– Вы даже чуть раньше приехали, – успокоил ее я. – Чудесно выглядите!
Она поправила тонкую цепочку, словно хотела убедиться, что кулон – или медальон? – скрыт под воротом платья.
– Спасибо! Вы тоже только добрались?
– Я приехал немного заранее, – признался я. – Как прошла встреча с родителями?
– Да как обычно, – вздохнула Натали. – Папа теперь подолгу сидит с книгой на веранде. Мама потихоньку украшает дом. Сегодня показывала мне обновленную гостевую спальню. Я безумно люблю родителей, но порой словно оказываюсь в фильме «День сурка».
– Ну что, пойдем в кафе? – предложил я.
– Постойте, я сперва накину кофту. Здесь довольно зябко, вам не кажется? – Она протянула мне сумочку. – Подержите, пожалуйста.
Да не стесняется ли Натали своего прекрасного платья? Ведь на улице вовсе не было холодно.
Плотно запахнув кофту, моя спутница взяла сумочку. Когда мы перешли дорогу, я отметил, что прохожих совсем немного: видимо, в Бофорте жизнь текла еще размеренней, чем в Нью-Берне.
– Когда вы в прошлый раз здесь ужинали? – поинтересовался я.
– Года полтора назад.
– А почему так давно?
– Жизнь, работа, дела… – пожала плечами Натали. – Если не еду к родителям, мне сюда не по пути. Да и тихие домашние вечера я люблю больше.
– Разве вы не видитесь с друзьями?
– Не особо.
– Почему? – удивился я.
– Жизнь, работа, дела… – повторила Натали. – У меня не очень высокая должность, и график постоянно скачет. Работаю то днем, то ночью. Когда такое расписание, непросто с кем-то встретиться.
– Да, неудобно, – признал я.
– Что поделать: работа кормит, – развела руками моя собеседница. – А еще я очень ответственная.
– Всегда?
– Стараюсь.
– А может, зря? – улыбнулся я.
– Вовсе нет.
– Тут можно поспорить, – возразил я. – В конце концов люди сожалеют не о том, что совершили, а о том, чего не сделали.
– Кто вам такое сказал? – фыркнула Натали.
– Глас рассудка.
– А на самом деле?
– Психотерапевт.
– Он правда так сказал? – прищурилась она.
– Нет, но мог бы. Он смышленый парень.
Натали рассмеялась, и я заметил, насколько она изменилась с тех пор, как я встретил ее впервые. Словно полицейская форма странным образом влияла на ее характер. Впрочем, я знал, что про меня можно сказать то же самое. В лабораторном халате или в костюме врача я казался одним человеком, а разодевшись как яхтсмен – совсем другим.
У входа в ресторан нас поприветствовала молоденькая девушка и, захватив меню в двух экземплярах, повела к небольшому столику у окна. Под ногами поскрипывал старинный паркет.
Я выдвинул стул для Натали, а затем сел напротив. Вид из окна ничем не выделялся: еще одно монументальное здание. Ни морского пейзажа, ни заката, ни диких лошадей. Словно прочитав мои мысли, Натали наклонилась ко мне и шепнула:
– На первый взгляд тут старомодно, зато еда отменная. Уж поверьте.
– Что посоветуете?
– Тут все блюда – бесподобные, – заверила Натали.
Расстелив на коленях салфетку и пролистав меню, я объявил:
– Ну все, сажусь на кефирную диету.
– Это как?
– Когда запиваешь кефиром чизбургер, торт и картошку фри.
Натали закатила глаза, но я все же уловил проблеск улыбки. В тишине я снова открыл меню и вдруг вспомнил:
– Кстати, Натали! Вы забыли забрать банки с медом.
– Я поняла, как только приехала домой.
– В общем, я их вам привез. Напомните, когда пойдем к стоянке.
Официантка спросила, что будем пить. Я заказал холодный чай и воду, Натали – тоже, и мы снова остались вдвоем. Я не мог отвести взгляд от тонких черт ее лица, необычайно голубых глаз, блестящих волос, на которых золотились отблески свечей. Я жаждал больше узнать о своей спутнице, особенно о ее прошлом, о событиях, что сделали ее той, кто она есть.
– Значит, ваш отец чинит старые приемники, мама печет пироги и декорирует дом, – подвел итог я. – А ваши брат с сестрой? Что скажете о них?
Натали пожала плечами.
– Они сейчас в младенческом аду. Ну, или в ясельном. У обоих по два ребенка младше трех лет. У бедняг еще меньше свободного времени, чем у меня.
– Расскажите что-нибудь о себе.
– Я вам уже всю биографию выложила.
Кое-что – да, но не все.
– Какой вы были в детстве? – полюбопытствовал я.
– Обычной девчонкой, – ответила Натали. – Довольно застенчивой. Правда, любила петь. Впрочем, многие девочки поют, а я так и не стала развивать этот навык. Наверное, только в старших классах я начала понимать, чего хочу, и наконец-то вышла из тени старших брата и сестры. Получила главную роль в школьном мюзикле, стала редактором выпускного альбома. Даже в футбол успела поиграть.
– У нас много общего, – вставил я. – Музыка и футбол.
– Помню, – кивнула Натали. – Но вы, думаю, добились куда больших высот и в том и в другом. В футбол я играла в основном для того, чтобы проводить больше времени с друзьями. Я и начала-то только в выпускном классе. Забила всего один гол за сезон.
Я присмотрел себе стейк из тунца с жареными зелеными помидорами на гарнир, а затем отложил меню в сторону.
– Ваша школа находилась в Ла-Грейндже?
– Там не было старшей школы: слишком уж маленький городок, поэтому я училась в Сейлемской академии. Слышали о ней?
Я помотал головой.
– Это школа-интернат для девочек в Уинстон-Сейлеме. Там училась моя мама, затем – старшая сестра. Брат окончил Вудберри-Форест – интернат в Вирджинии. Родители ценили хорошее образование, пусть это и значило отправить детей на край света.
– Вам нравилось в интернате?
– Вначале – нет. Со мной была сестра, но я все равно скучала по дому, да и училась неважно. Несколько месяцев я рыдала в подушку перед сном. А потом все-таки приспособилась. К выпускному я уже души не чаяла в школе и до сих пор общаюсь с парочкой одноклассниц. Думаю, интернат хорошо подготовил меня к жизни в колледже. Когда я поступила в университет Северной Каролины и переехала в общежитие, я уже привыкла обходиться без родителей, так что все прошло как по маслу. Впрочем, я до сих пор не знаю, хочу ли того же для своих детей – если они у меня появятся, конечно. Боюсь, что буду сильно по ним скучать.
– Вы хотели бы завести детей?
– Наверное, – немного помолчав, произнесла Натали. – Но не сейчас. А может, вообще не судьба. В будущее не заглянуть, так ведь?
– Пожалуй.
Натали положила свое меню поверх моего. Ее взгляд остановился на моей покалеченной руке. Не смутившись, я пошевелил оставшимися пальцами.
– Выглядит несуразно, да?
– Вовсе нет! – помотала головой Натали. – Простите, что вот так уставилась…
– Прекрасно вас понимаю. Я и сам до конца не привык. Хотя потеря пальцев – еще цветочки. Вот ухо…
Натали озадаченно взглянула на меня.
– Оно не настоящее. – Я указал на левое ухо. – Это протез.
– Я бы даже не догадалась.
– Сам не знаю, зачем рассказал.
Вообще-то я лукавил. Я не только хотел разгадать Натали – я хотел, чтобы она увидела меня настоящего и поняла: я с ней полностью честен.
Какое-то время Натали молчала. Я уже подумал, что она сейчас сменит тему или даже, извинившись, выйдет в уборную. Однако, к моему удивлению, она протянула руку и легонько погладила покрытые шрамами основания отсутствующих пальцев. Меня словно пронзил электрический разряд.
– Наверное, взрыв был страшный… – прошептала она. – Я постоянно об этом думаю. Вы тогда не стали вдаваться в подробности. Расскажете сейчас? Если, конечно, вы не против.
Я поведал ей краткую версию истории: когда я выходил из госпиталя, рядом разорвался минометный снаряд. Помню волну жара, резкую вспышку боли, а затем меня накрыла тьма. Очнулся я лишь после первой операции. Меня отправили самолетом в Германию, потом – домой в США, где меня ждали новые операции и долгое восстановление в армейском медицинском центре и больнице Джонса Хопкинса.
– Вы столько пережили, – промолвила Натали. – Я очень вам сочувствую.
– Если бы я мог вернуться в прошлое, то вышел бы из госпиталя чуть позже или раньше. Увы… Стараюсь не унывать.
– Должно быть, родители очень вами гордятся.
Я вспомнил, как раньше уже пытался говорить о родителях и чем это обычно заканчивалось. Я мог бы и сейчас ответить расплывчато – например, «надеюсь», – и не вдаваться в детали, однако взгляд Натали побудил меня рассказать все как есть.
– Родители умерли за месяц до моего выпускного в колледже. Они летели из Вирджинии на остров Мартас-Винъярд – там проходил какой-то званый вечер с политиками, который, скорее всего, ни на что не влиял. Перелет организовал отцовский клиент. Родители так и не добрались до острова: минут через пять после взлета самолет разбился.
– Господи, какой ужас!
– Не то слово. Еще вчера они были живы – и вот их не стало. Я был раздавлен. Казалось, все происходит не со мной; временами до сих пор так кажется. Мне тогда было двадцать два, но я ощущал себя скорее подростком. Как сейчас помню: старший офицер заходит в аудиторию, вызывает меня в свой кабинет и там обо всем рассказывает.
Я запнулся: рана еще не зажила.
– В учебе я не отставал, поэтому меня отпустили из академии, чтобы я подготовил похороны. Эти дни казались еще более нереальными. Дедушка приехал помочь, однако я все равно сам искал похоронное бюро, выбирал гробы, платье для мамы и костюм для папы, заказывал поминальную службу. А всего пару дней назад я разговаривал с ними по телефону!
– Хорошо, что дедушка вам помог.
– Конечно. Мы поддерживали друг друга. Он уже потерял жену, а тогда лишился единственной дочери. После похорон мы поехали в Нью-Берн и за всю дорогу не проронили ни слова. Только добравшись до дома, мы наконец смогли поговорить… На той неделе мы пролили много слез. Я с тоской думал о том, как многого родители не успели и каково мне придется без них.