Точнее – вдруг захочется?
Натали замялась, будто не знала, как отнестись к моей просьбе. Не желая дольше тянуть, я достал мобильник и открыл список контактов. Натали нехотя вбила свой номер.
– Мне пора домой, – произнесла она. – Завтра рано вставать, а у меня еще стирка не закончена.
– Ладно, – кивнул я. – Мне тоже предстоит суматошный денек.
– Еще раз спасибо за ужин.
– Не за что. Приятно было узнать вас поближе.
– И мне, – ответила Натали. – Хорошо посидели.
«Хорошо посидели»? И все?
Я рассчитывал на другие слова.
– Подождите, я отдам вам мед. – Я достал из багажника две банки и передал Натали, снова почувствовав электрический разряд, когда наши пальцы соприкоснулись.
Я вспомнил, как в кафе она бережно погладила мои шрамы. Мне захотелось ее поцеловать, однако Натали, словно прочитав мои мысли, сделала шажок назад. И в этой внезапной дистанции мне почудилось невероятное притяжение, словно мы оба желали одного и того же. Мне показалось, в ее прощальной улыбке я увидел легкое сожаление.
– И за мед спасибо, – добавила Натали. – У меня дома почти закончился.
Когда она медленно направилась к машине, мне пришла в голову идея. Я снова достал из кармана телефон. На экране высветился список контактов, и я набрал номер. Через миг прозвучал приглушенный звонок. Натали открыла сумочку и, посмотрев на экран, оглянулась через плечо.
– Просто решил проверить, – улыбнулся я.
Покачав головой, она забралась в автомобиль. Я помахал, когда машина проехала мимо, и Натали помахала в ответ. Она вырулила на шоссе, ведущее обратно в Нью-Берн.
Оставшись один, я подошел к ограждению набережной. Океан мерцал в лунном свете. Поднялся легкий ветерок, и я подставил лицо прохладному дуновению.
Она не захотела поцелуев. К тому же избегает появляться со мной на людях. Неужели ее настолько волнуют сплетни – даже вдали от Нью-Берна?
А может, у нее уже есть мужчина?
Глава 7
Я не лгал, говоря Натали, что в понедельник у меня есть дела. Обычно я коротал дни, валяя дурака, отдыхая, а затем снова бездельничая, однако порой обязательства давали о себе знать, пусть мне и не приходилось чуть свет бежать в офис или в больницу.
Во-первых, близилась середина апреля – время платить налоги. Бумаги уже неделю ждали меня в картонной коробке, которую любезно доставила почтовая служба «Ю-Пи-Эс». Я пользовался услугами той же бухгалтерской фирмы, что и когда-то мои родители, ведь я совсем не разбирался в финансовых делах и боялся новых хлопот в дополнение к существующим. Если честно, мысли о деньгах всегда нагоняли на меня скуку – возможно, потому, что я никогда не бедствовал.
Я с трудом ориентировался в налогах из-за родительского наследства: многочисленных фондов, инвестиций и ценных бумаг. И все же порой, проверяя свои финансы – каждый февраль бухгалтеры педантично составляли балансовую ведомость, – я гадал, почему так упорно стремлюсь стать врачом.
Уж точно не из-за денег. Проценты, которые капали на мои счета, приносили больше средств, чем я когда-либо зарабатывал в госпитале. Оставшись без родителей, в глубине души я все еще жаждал их одобрения. На выпускном в университете я представлял, как они аплодируют мне из зала: в маминых глазах блестят слезы, а папины сияют гордостью. Тогда я четко осознал, что никакое богатое наследство не заменит живых родителей. Финансовый отчет, ежегодно приходивший по почте, напоминал о моей утрате, и порой я не в силах был заглянуть в конверт.
В ресторане я пытался рассказать о своем горе Натали, заранее зная, что не подберу нужных слов. Будучи единственным ребенком в семье, я не просто потерял родителей – я разом лишился всех ближайших родственников. С годами я пришел к выводу, что семья – будто твоя тень солнечным днем, она тут, прямо за спиной, незримо идет следом, что бы ни случилось. Семья всегда рядом.
Слава богу, у меня оставался дедушка, чтобы взять на себя эту роль – как и другие роли, когда я был маленьким. После его смерти небо совсем затянулось тучами, и теперь за спиной у меня никого нет. Знаю, я не единственный, с кем такое приключилось, но мне от этого отнюдь не легче.
Поразмыслив над этим, я задумался, хочу ли на самом деле продать дедушкин дом. Я говорил себе: как только завершу ремонт – свяжусь с риелтором. Однако дом оставался последней ниточкой, соединявшей меня с мамой и дедушкой. А если оставлю участок себе – как быть дальше? Я не мог запереть дверь и уехать – вдруг сюда опять влезут бродяги? Сдавать участок я тоже опасался – не хотел, чтобы кто-то нарушил чудаковатую прелесть дедушкиного жилища.
В комнате, которая в детстве служила мне спальней, на дверце стенного шкафа сохранились карандашные черточки: дедушка регулярно отмечал мой рост там же, где когда-то замерял рост моей мамы. Мне даже думать не хотелось, что эту страничку семейной истории закрасят. Квартиру в Пенсаколе я считал всего лишь обиталищем; в этом же доме – доме моего деда – витали призраки важных вех моей жизни.
Помня, что предстоит много дел, я совершил довольно сносную пробежку, принял душ и нацедил себе чашку кофе. Усевшись за стол, пролистал документы. Как обычно, самое важное бухгалтеры разъяснили в сопроводительном письме, а закладками-стикерами пометили строчки, где я должен расписаться. Неудивительно, что на тридцать второй отметке у меня заболели глаза, и лишь две чашки кофе спустя я наконец разложил бумаги по заранее подписанным конвертам.
Около десяти утра я уже дожидался своей очереди на почте, чтобы поставить на письма штемпели. Вернувшись домой, я включил ноутбук и уведомил бухгалтеров, что дело сделано.
Затем мне предстояло заняться ульями. Надев привычный защитный костюм, я погрузил в тачку необходимое оборудование, включая пустые магазины и разделительные решетки. Главное – не опоздать. Без разделительной решетки пчеломатка может покинуть улей в поисках нового гнезда, а вслед за ней улетит весь рой.
Так, например, случилось в 1957 году, когда бразильские ученые вывели африканизированных пчел – так называемых «пчел-убийц», – полагая, что те лучше приживутся в тропическом климате. Пчеловод-куратор убрал разделительные решетки – думал, что они мешают насекомым передвигаться внутри ульев. В результате двадцать шесть пчеломаток вырвались на свободу, а за ними – все обитатели пасеки. Их потомки обосновывались все севернее и в конце концов добрались до США.
Я покатил тачку привычным путем, собираясь начать с самого левого улья. Внезапно я заметил Келли: девушка шла по дороге, направляясь, видимо, в «Факторию». Как и в прошлый раз, она шагала, опустив голову, с какой-то мрачной решимостью во взгляде.
Подойдя к забору, я помахал ей рукой.
– Спешишь на работу?
Вздрогнув, Келли остановилась: мое внезапное появление ее напугало.
– Опять вы!
Те же слова я услышал в парке от Натали. Похоже, в скрытности и загадочности Келли могла бы с ней посоперничать.
Вспомнив, что стою в защитном костюме, я пояснил:
– Собираюсь поработать на пасеке, чтобы пчелам хорошо жилось.
Келли посмотрела на меня с плохо скрываемым недоверием. Когда она сложила руки на груди, я заметил синяк возле локтя.
– Это же пчелы, – буркнула девушка. – Разве они не могут сами о себе позаботиться?
– Могут, – согласился я. – Пасека – не муравьиная ферма, кормить пчел не нужно. И все же порой за ульями надо присматривать.
– Они вас любят? – спросила Келли.
– Пчелы?
– Ага.
– Не знаю, – пожал плечами я. – По-моему, они не против моей компании.
– Вы в костюме. Не помню, чтобы ваш дедушка его надевал. Во всяком случае, когда я проходила мимо.
– Он был храбрее меня.
Впервые с тех пор, как мы с Келли познакомились, я заметил на ее лице проблеск улыбки.
– Вы что-то хотели? – поинтересовалась девушка.
– Да нет, – ответил я. – Просто увидел тебя на дороге и решил поздороваться.
– Зачем?
Зачем?
Вопрос застал меня врасплох, я даже не сразу нашелся с ответом.
– Ну, так обычно делают соседи…
Келли отрешенно поглядела вдаль.
– Мы не соседи, – проронила она. – Я живу не здесь.
– Пожалуй, ты права, – признал я.
– Мне пора. Не хочу опоздать на работу.
– Ладно. Я тоже не хочу, чтобы ты опоздала.
– Зачем тогда окликнули меня? – осведомилась девушка.
Я думал, тезис про доброе соседство все прекрасно объяснил, однако Келли, похоже, ничего не поняла. Она явно стремилась поскорее уйти – совсем как Натали на фермерском рынке.
– Просто решил поболтать, – ответил я на вопрос. – Удачи!
Девушка немного постояла, а затем отправилась восвояси. Даже не оборачиваясь, я понял: она и взглядом меня не удостоила напоследок. Да и какое мне, собственно, дело?
Я надел защитную маску с сеткой, перчатки и подкатил тачку поближе к первому улью. Зажег дымарь, нагнал побольше воздуха, чтобы успокоить пчел, и спустя минуту-другую снял обе крышки. Я вставил разделительную решетку в пазы над главным корпусом улья, закрепил сверху пустой магазин и вернул крышки на место. То же я проделал со вторым, третьим, четвертым ульями, загружая и вновь разгружая тачку. Поглощенный монотонной работой, я думал о дедушке. Наконец дело было сделано.
К счастью, все пчеломатки оказались на месте – исправно ели и откладывали яйца. Я справился меньше чем за три часа. День клонился к обеду; заключив, что утро выдалось плодотворным, я побаловал себя бутылкой пива и сэндвичем.
Порой душа требует подобных мелочей. Так ведь?
После обеда мне предстояли еще два дела, и оба я считал важными для душевного спокойствия.
Натали подсказала мне поискать ответы в дедушкином пикапе. Не менее разумным я счел совет первым делом позвонить в больницу. Пока я точно знал лишь то, что дедушку привезли туда из соседнего округа.
Телефон больницы я нашел в интернете. Мне ответила пожилая дама с таким сильным акцентом, что его следовало бы заспиртовать для музея. После долгих минут бормотания и мычания – женщина к тому же растягивала слова – она заключила, что ничем не может помочь, назвала кого-то из больничной администрации и предложила соединить меня с ним. К сожалению, на этом связь прервалась.