Я никогда не бывал в Грин-Спрингс поздно вечером. Думал, что к ночи парк закрывается. Возможно, Натали, как помощник шерифа, обладала особыми привилегиями. Или же владелец попросту не заметил, как она туда пробралась, хотя парк находился прямо позади его дома. Посетители проходили через задний двор и попадали на длинный пирс, далеко выдававшийся в реку Ньюс.
Несмотря на уязвленную гордость, я по-прежнему хотел увидеться с Натали и, признав, что соскучился, я набрал ответ:
Буду через 15 минут.
Поеживаясь в тонкой ветровке – весной температура нестабильна, и на дворе снова похолодало, – я захватил ключи с бумажником и сел в машину.
Я примерно представлял, где находится Грин-Спрингс, но искал его дольше, чем рассчитывал. На «Гугл-картах» парка не оказалось, поэтому я изрядно поколесил по Джеймс-Сити[43], пока наконец не прибыл на место. Остановившись на покрытой гравием парковке, я сразу же заметил автомобиль Натали. Думал, сейчас появится владелец парка – проверить, кого это принесло так поздно, – однако свет в его доме не зажегся, тускло горела лишь настольная лампа на втором этаже.
Луна освещала мне путь по травянистому холму, полого спускавшемуся к реке. В соседнем доме залаяла собака, ненадолго заглушив серенады сверчков. Я шагал, вдыхая запахи сосновой хвои и свежескошенной травы.
Я добрался до низенького пирса, отметив, что полноводная Ньюс, в отличие от Брайсес-Крик, никогда не замедляла свой бег. Звезды отражались в набегавших волнах, и вода будто светилась изнутри. Однажды дедушка сказал, что Ньюс при впадении в залив Памлико – самая широкая река в Штатах, даже шире Миссисипи; здесь, в Джеймс-Сити, она простиралась всего на милю. Интересно, подумал я, борясь с дурным предчувствием, зачем Натали пришла сюда ночью?
Дальше вдоль пирса показались знакомые конструкции Грин-Спрингс, и я не смог сдержать улыбки. Место, где в детстве я бросал вызов страхам, ничуть не изменилось. Здесь по-прежнему не было перил, а также надежных лестниц между ярусами. Приходилось карабкаться по деревянным перекладинам, избегая торчащих гвоздей. В зимние месяцы владелец менял подгнившие доски и чинил прочие поломки, отчего Грин-Спрингс всегда выглядел недостроенным.
Я дошел до главного сооружения и поискал глазами Натали. Безуспешно. Пришлось тихо позвать ее по имени.
– Я здесь, наверху, – раздался голос у меня над головой.
Похоже, она залезла на второй ярус. Я взобрался туда; Натали, болтая ногами, сидела на краю дощатой платформы. Как и я, она пришла в джинсах и ветровке; рядом я заметил бутылку вина.
– Ты все-таки приехал, – с улыбкой обернулась Натали; ее глаза сияли в лунном свете. – Я уж решила, ты передумал.
– Я немного заблудился. Давно здесь не был.
Когда я уселся рядом, Натали глотнула из стаканчика. От нее пахло спиртным; бутылка, как я заметил, почти опустела.
– Как прошла поездка? – поинтересовалась Натали.
– Неплохо, – ответил я. – А зачем ты сюда пришла?
Она пропустила вопрос мимо ушей.
– Ты нашел дедушкин пикап?
– Ищу, – вздохнул я. – Я узнал, кто отогнал машину с парковки, но еще не успел его расспросить. Давно тут сидишь?
– Не знаю. Наверное, часа два. Я правда не помню. Который час?
– Почти десять.
– Поздновато, – изрекла Натали, снова глотнув из стакана.
Пьяной она не выглядела, однако бутылку почти опустошила, и я ощутил первый укол беспокойства. Что-то случилось – и мне это вряд ли понравится.
– Разве тебе не пора домой? – спросил я. – Отдохнуть перед работой?
– Завтра я не работаю. Мои смены сдвинулись, потому что другого помощника вызвали в суд давать показания. В итоге мне придется работать на выходных. А сегодня у меня вроде как субботний вечер.
– Ясно.
– Хочешь вина? – Натали протянула мне стаканчик.
– Спасибо, не хочу.
– Ладно, – пожала плечами она. – Жаль, не принесла тебе бутылочку «Инглинга».
Я молча вглядывался в ее профиль, стараясь понять и не понимая, зачем она позвала меня сюда.
Натали осушила стакан и долила туда остатки вина.
– Все хорошо? – спросил я. – Ничего не случилось?
– Ничего, – проговорила она. – Но у меня не все хорошо.
– Могу я чем-нибудь помочь?
Не ответив, Натали лишь горько усмехнулась и взглянула на содержимое стакана.
– Знаешь, а ведь я до наших прошлых выходных полгода не притрагивалась к спиртному. И вот снова пью – второй раз за неделю. Ты, наверное, думаешь, что у меня с этим проблемы?
– Я вовсе так не думаю, – возразил я. – Тебя явно что-то беспокоит.
– Пожалуй, – вздохнула Натали. – Я считала, у меня все схвачено, а теперь понимаю, как жестоко себя обманывала. – Она снова усмехнулась, отчего у меня сжалось сердце. – Прости, я несу какой-то бред.
Да, подумал я. Похоже на то.
Впрочем, я понимал, что такое эмоциональное расстройство. По собственному опыту я знал: обсуждение проблемы поможет, только если говорить будет в основном она. Моя же роль сводилась к тому, чтобы слушать и сочувствовать, даже если я не пойму, о чем речь.
– Ты веришь в Бога? – вдруг спросила Натали.
– Обычно верю… не всегда.
В ее глазах промелькнула печаль.
– А я – всегда, – произнесла она. – В детстве я ходила в церковь по вечерам – в воскресенье и в среду. Как всякая порядочная баптистка. Мне даже нравилось. Мир казался простым и понятным. Став старше, я осознала, что это не так. Бог, как мне говорили, наделил людей свободой, однако я не могла понять, откуда в мире столько боли. Почему Бог, такой добрый и любящий, позволяет невинным людям страдать? Я искала ответ в Библии – и не нашла. На главный вопрос нашей жизни нет ответа! Я постоянно сталкиваюсь с этим на работе. Вижу повсюду. И все-таки… почему?
– Не знаю, – вздохнул я. – Я тоже не очень хорошо разбираюсь в Библии. В церкви мне больше нравилось глазеть на девчонок.
Сжав стаканчик обеими руками, Натали хихикнула, а затем поникшим голосом добавила:
– Знаешь, почему я сюда пришла?
– Понятия не имею.
– Здесь – одно из немногих мест, где я когда-то была счастлива. До переезда я не знала об этом парке. Помню, как впервые сюда пришла. Хотя лето уже подходило к концу, вода еще не остыла. Я расстелила полотенце, чтобы позагорать. Я лежала и думала, как же мне хорошо. Жизнь складывалась так, как я хотела, и я ощущала… абсолютную гармонию. Я пришла, чтобы испытать это снова, пусть даже на мгновение.
– И?
– Что – и?
– Испытала?
– Нет, – покачала головой она. – Поэтому я и взяла вино. Раз уж не чувствую счастья – не хочу вообще ничего чувствовать.
Эти слова меня совсем не порадовали; тревога усилилась. Наверное, Натали уловила мое беспокойство: она отставила бутылку в сторону и подвинулась ко мне. Я инстинктивно обнял ее за плечи. Никто не проронил ни слова. Мы просто смотрели на реку, завороженные отблесками лунного света.
– Красиво здесь, правда? – вздохнула Натали. – Особенно в темноте.
– Да, – кивнул я. – Не знал, что сюда пускают так поздно.
– Вообще-то не пускают. Но мне все равно.
– Я так и подумал.
– Знаешь, о чем я еще вспоминала, сидя здесь, наверху?
– О чем же?
– О пасеке, – ответила Натали. – Об аллигаторах, орлятах и ужине на веранде. Тогда я тоже была счастлива. Гармонию, может, и не ощутила, но счастье – точно. Впервые за долгое время я вновь стала собой. Сегодня я поняла, как мне этого не хватало. Но…
Она осеклась.
– Что – «но»? – нетерпеливо спросил я.
– Я поняла, что не заслуживаю счастья.
Меня будто током ударило.
– Зачем ты так говоришь? Конечно, заслуживаешь! Откуда вообще эти мысли?
Вместо ответа Натали отхлебнула вина.
– Думаю, нам пора, – проронила она. – По крайней мере мне. Уже поздно.
– Пожалуйста, не меняй тему. Почему ты считаешь, что не заслужила счастья?
– Ты не поймешь.
– Пойму, если объяснишь.
Натали едва заметно задрожала в моих объятиях. Я прислушался к ее легкому дыханию.
– Порой ты сталкиваешься с невероятно сложным выбором, – произнесла она. – И все кончается плохо, что бы ты ни сделал. Например… Представь, что ты женат, у вас трое детей, и вы с женой отправляетесь лазить по скалам. Вдруг что-то идет не так. Вы срываетесь. Ты виснешь над пропастью. Страховки нет; одной рукой ты цепляешься за скалу, другой держишь жену. Силы тебя покидают, и ты понимаешь, что обоим вам не спастись. Либо выпустишь руку жены – и всю жизнь будешь сожалеть о ее гибели, или же вы умрете вдвоем, оставив детей сиротами. В такой ситуации ни одно из решений не принесет счастья. Вот я о чем.
Я понял, что имелось в виду между строк.
– Ты говоришь о выборе между мной и другим?
Натали кивнула, плотно сжав губы.
– Давай сейчас не будем об этом, – добавила она. – После прошлой встречи я только об этом и думаю. Я так устала и так много выпила… Давай повременим. Я не готова.
– Ладно, – выдавил я.
Я любил ее и безумно хотел поговорить о нас, о нашем будущем. Хотел убедить ее, что со мной она будет счастлива и я сделаю все возможное, чтобы она не пожалела о своем выборе.
– О чем тогда побеседуем? – спросил я.
– Ни о чем, – прошептала она. – Можешь просто обнять меня и посидеть здесь немного?
Я прижал ее к себе, и мы молча продолжили коротать этот прохладный весенний вечер. Вдалеке по мосту неслись автомобили, в окнах прибрежных домов горели огни. Воздух сгущался, набухал влагой – утром на берег опустится туман, погружая его в царство теней.
Натали вылила в реку остатки вина – тихо, почти без плеска. Я думал о тепле ее тела, о том, как оно прижимается к моему. Вспоминал наше свидание и первый поцелуй, нежность ее губ. Закрыв глаза, я решил: я люблю ее, и будь что будет.
Мы справимся, говорил я себе. Ей поначалу будет сложно – или даже мучительно, – и я дам ей время и свободу, если нужно. Я знал: она тоже меня любит. Придется подождать, однако мы придем к согласию и найдем способ никогда не разлучаться.