– Стандартно, – сказал Кацуба. – В данных условиях не место любой творческой фантазии. В лодке, конечно, будут двое – аквалангист и его подстраховка. Один затаился на верхотуре, чтобы держать под контролем как можно больший сектор пространства – примерно во-он там, левее от вершины, где проплешина и кривая сосна. С хорошей снайперской винтовочкой и прочими игрушками. Второй где-то пониже, на плоскости, чтобы при нужде прикрыть лодку огнем.
– Садись, пять, – хмыкнул Мазур. – Действительно, когда у тебя не взвод, а всего-то навсего четыре лба, другой диспозиции и ожидать не стоит. Вряд ли у них есть какие-то датчики, выявляющие человека на расстоянии. Маленькой группе такие игрушки ни к чему, в нападении – еще куда ни шло, но в обороне... Из-за первой попавшейся дикой свиньи, подошедшей близко, начнется полнейшая неразбериха, не будешь знать, то ли затаиться, то ли бежать навстречу опасности, окружать... У крохотной группы своя специфика поведения.
– Послушайте, господа теоретики, – вмешалась Ольга. – Это все очень дельно и познавательно, но не кажется ли вам, что пора и просчитывать действия? Будем мы их благородно вызывать на дуэль или нападем без излишнего благородства? Признаться, мне первый вариант чертовски не по нутру...
– Мне тоже, – сказал Кацуба. – У профессионала есть дурная привычка моментально падать и отвечать огнем на вопли типа «Руки вверх! Бросай оружие!». А выдавать себя за батальон – очень уж чревато...
– Кто-нибудь еще считает, что это – мирные авантюристы?
Кацуба покрутил головой. Мазур сказал:
– Чересчур много совпадений пришлось бы допустить.
– Тогда вперед? Сколько можно здесь торчать? Они вынесли к лодке акваланг, значит, вскоре собираются отчалить. Я бы напала немедленно – если начнем, когда лодка будет на середине, можем ее повредить, а она нам еще пригодится...
– Уговорила, – усмехнулся Мазур уголком рта. – Я иду...
– Стоп, – решительно прервал Кацуба. – Давай-ка так: я иду на вершину и буду искать того, кто там прячется, не может его там не оказаться... Вы двое крадетесь берегом, примерно во-он там, от седловины. Укрываетесь в кустах, так, чтобы держать их в прямой видимости. И начинаете после двух моих выстрелов или в том случае, если они как-то задергаются. Тебе, коммодор, нужно себя поберечь по максимуму – иначе кто полезет в воду? Есть возражения по диспозиции? Нет? Ну, с богом...
...Он давно уже убедился, что Ольга умеет бесшумно красться в чащобе, не многим уступая любому индейцу. Первое время, пока двигались от седловины, Мазур то и дело на нее косился, оценивая и контролируя, но вскоре оставил это бесполезное занятие. Все человеческое, как водится, куда-то отступило, остались только зрение и слух, да еще напряженные мышцы, готовые в любой миг развернуть оружие на цель. Кажется, вокруг пронзительно орали птицы – он не вслушивался. Перемещался, осторожно разводя коленями сочные высоченные папоротники, порой лицо попадало в невидимо-липкую паутину, совершенно как дома, в тайге. Правее двигалась Ольга, без малейшего шелеста раздвигая разлапистые папоротники, гибко уклоняясь вправо-влево, чтобы не задевать ветки деревьев, лицо у нее было отрешенно-яростное. Должно быть, он и сам именно так выглядел, такими лица и делаются, когда крадешься к противнику, ежесекундно ожидая нападения, – стандарт, рутина...
Ольга замерла, держа левую ногу на весу, чуть приподняла руку, указала пальцем. Он кивнул в знак того, что понял, крайне медленно переместился поближе.
Теперь и он видел впереди, меж ветвей, неподвижно лежащую на воде лодку и трех человек рядом – в такой же маскировочной одежонке, с автоматами «скорпион», снабженными глушителями. Что ж, вполне грамотно: во-первых, эти трещотки неплохи в обороне, а во-вторых, явно маскируют национальную принадлежность данных кладоискателей, для нападения на Тилькару выбрали как раз немецкое и бельгийское оружие – с той же целью...
За спинами тех трех, метрах в двадцати глубже в лес, виднеется... точно, боковина палатки, удачно вписанной в заросли высокого кустарника, покрытой неплохой пластиковой имитацией веточек, – точно, это не случайные ловцы удачи, последние сомнения пропали, экипированы и вооружены как профи.
Вот только и профи не застрахованы от внезапного нападения извне. Действуя крохотной группой, всегда рискуешь нарваться на подобный сюрприз – в особенности если по условиям игры нельзя использовать в е с ь комплекс предосторожностей...
Жестами показав Ольге, кого он берет на себя, а кого оставляет ей, Мазур бесшумно переместился левее, отыскал подходящий проемчик в листве. Палец на спусковом крючке закостенел от напряжения, Мазур высвободил его из скобы, пару раз согнул и разогнул, возвращая гибкость.
Секунды ползли, как улитки.
Ага! Донесся тонкий, явственно различимый посреди теплой тишины электронный писк – настойчивый, прерывистый. Тот, что стоял дальше всех от берега, выхватил из нагрудного кармана черную длинную коробочку с куцей антенной – и Мазур, уперев в плечо удобный приклад, выпустил очередь, еще ничего толком не понимая, но чувствуя чутьем, что медлить нельзя.
Рядом раздалась череда кашляющих хлопков – заработал Ольгин шмайсеровский внучек. Вылетавшие по дуге гильзы громко шуршали в густом папоротнике, но это уже не имело значения, ничего уже нельзя было остановить, переиграть, изменить, пошла махаловка...
Выпустив три очереди и видя, что все получилось как нельзя лучше, Мазур мгновенно переменил позицию, отскочил левее, чуть назад, залег – на случай, если там остался кто-то еще. Ольга перекатилась вправо, замерла.
В этом и заключается профессионализм: не портить дело мнимыми красивостями, картинно перемещаясь на поле боя и беспрестанно паля из всех мыслимых положений, а подкрасться незаметно для врага, такого же волка, и парой-тройкой скупых очередей вмиг п о л о ж и т ь. Так же скучно для описания, как мастерский удар н а с т о я щ е г о каратэ, который профану просто будет незаметен...
Теперь начиналось едва ли не самое трудное – смирнехонько выжидать. Обратиться в камень. В конце-то концов, уже здесь, на озерах, «Анаконду» могла ждать неизвестная по численности группа поддержки, и где-то в чащобе вполне мог сейчас затаиться некто неизвестный, но смертельно опасный, точно так же полусогнув палец в миллиметре от спускового крючка, высматривая шевеление. У кого в такой ситуации крепче нервы, тот и выиграл...
Трое, срезанные очередями, лежали неподвижно. Маленькая черная коробочка в откинутой руке, в полуразжавшихся пальцах больше не пищала.
Где-то наверху, на гребне, раздались два револьверных выстрела, но Мазур не шевелился, выжидая. Медленно отсчитав про себя до тридцати, свободной рукой вынул «таурус» и, переместившись еще метра на полтора, дважды выстрелил в ответ. Вновь зигзаг меж деревьев – и еще два выстрела, чтобы немного сбить с толку возможного противника. Ольга вопросительно покосилась на него, достав «беретту». Мазур кивнул. Девушка четыре раза выпалила навскидку, по стволу дерева рядом с палаткой. Брызнула щепа. Тишина. Никакого движения.
Уже совсем рядом, метрах в двадцати, раздался негромкий свист. Сунув два пальца в рот, Мазур отозвался тройным посвистом.
Через минуту они сошлись на берегу, встали так, чтобы при нужде тут же открыть ответный огонь по лесу. Секунды-улитки припустили чуточку быстрее, и постепенно Мазур пришел к выводу, что никакой подстраховки не было. Правда, это еще не повод расслабляться: наклоняясь над трупами, он держал автомат наготове – конечно, не для э т и х, для возможного с т о р о н н е г о...
Незнакомые, ничем не примечательные лица – не молодые и не старые, средних лет, малость помоложе их с Кацубой. Никаким сантиментам не было места – ребятки знали, на что шли, это была их работа, при необходимости они точно так же, без всяких эмоций, несуетливо и хватко прикончили бы Мазура с Кацубой, да наверняка и Ольгу. Ничего личного. Правила игры. А если что не так, не наше дело, как говорится, Родина велела...
Он выпрямился. Перехватив его спокойный взгляд, Кацуба левой рукой оттянул борт своей пятнистой куртки и показал круглую дырочку посреди воротника, ближе к его закругленному уголку:
– Чуть не достал, первым заметил...
– Стареем, – хмуро констатировал Мазур очевидную вещь, про которую следовало думать как можно меньше. – Посмотри в палатке...
Как порой случается, он чувствовал нечто вроде легкого разочарования – достигнута вершина, вес взят, порвана грудью финишная ленточка, и человек замирает в глупом бездействии, не сразу и понимая, что же теперь делать...
Кацуба вернулся, мотнул головой:
– Никого, конечно...
– Ценное наблюдение, – сквозь зубы сказал Мазур.
– Там шмотки и аппаратура. Будем смотреть?
– Погоди... Ты с в о е г о куда дел?
– А куда его девать? Пристроил в папоротники. Он себе там на ветках, в развилке, оборудовал неплохой насеет...
– Отвернись-ка и погуляй пару минут, – сказал Мазур Ольге. – За лесом понаблюдай, на карауле, в общем...
Минут через пять они все закончили, проделав неаппетитные, но неизбежные манипуляции, после которых утопший труп мертвого человека уже ни за что не всплывет на поверхность, – нехитрая мясницкая работенка, с которой примиряет лишь осознание того факта, что эти ребятки без малейших метаний души проделали бы то же самое с тобой и твоими друзьями, точнее, с т е м, что от вас осталось бы.
Три шумных всплеска – вот вам и финал. Ничего личного. И никаких прочувствованных прощаний, разумеется...
Мазур заглянул в лодку. Конечно же, там лежал акваланг с двумя баллонами – некая модификация VB-4, неплохая модель. Поднял почти невесомый черный гидрокостюм, примерил на себя, приложив к груди, словно женщина – платье. А вот с этим похуже, не тот размерчик, бесполезно и натягивать, будет сковывать движения, словно смирительная рубашка. Ничего, вода не столь уж и ледяная, они не так уж и высоко над уровнем моря, солнце на совесть прогрело верхние слои. На дне, конечно, будет прохладно, ну да тряхнем стариной, благо рыскать не придется, покойнички, джентльмены этакие, предусмотрительно обозначили место погружения, вверх-вниз, всего и делов...