Опа! Правую ногу свело-таки судорогой. Встав на грунт, выхватив нож, Мазур ткнул кончиком в икру, содрогнулся от укола. Не похоже, чтобы особенно уж помогло, нога так и подсекалась, клоня тело вправо. Это уже не судороги – онемение ног, явственная дрожь в мышцах, резкий озноб. Третья стадия переохлаждения, пора уходить... до поверхности секунд десять... ну, восемь, тогда никакой кессонки...
Свободной рукой Мазур расстегнул пояс с грузилами, сбросил. И пошел вверх, стараясь не обгонять собственные пузырьки воздуха, непрерывно выдыхая: воздух уже начал понемногу распирать легкие, как всегда бывает при свободном всплытии... главное, подавить инстинктивное желание вдохнуть... обойдется, прорвемся... тело немеет, черт, мышцы так и дергает, кажется, что вместо кожи на тебя натянули чехол из гибкого льда...
Рывком выпрыгнул из воды по пояс. Перевалил чемоданчик в лодку, обеими руками ухватился на протянутый вдоль резинового борта трос, выплюнул загубник и пару секунд висел в такой позе, прислушиваясь к собственному телу. Ноги захолодели, но нет ни икоты, ни непрестанной зевоты... Мазур выкрикнул что-то нечленораздельное, с обжигающей радостью услышал собственный голос – ну вот, не достигло охлаждение по-настоящему о п а с н о й черты, вовремя убрался из воды...
Подтянувшись на руках, перевалился в лодку и долго лежал, придавленный тяжестью акваланга, упершись левой щекой в свой трофей, казавшийся куском антарктического льда. На ощупь расстегнул пряжки, сбросил акваланг с плеч, отодвинулся от загадочного чемоданчика и лежал еще несколько минут, содрогаясь в ознобе, но тем не менее охваченный откровенно звериной радостью: выбрался, выжил, остальное чепуха...
Дрожа, постукивая зубами, дотянулся до коротких весел с овальными широкими лопастями. Тьфу, якорь... Не тратя времени, дернул свободный конец троса, развязал узел, выкинул трос за борт и неуклюже погреб к берегу. Вокруг, казалось, стоит ледяная сибирская зима. Любое дуновение ветерка обдавало промозглым холодом, зубы клацали, свидетелей не было, и Мазур позволил себе чуть-чуть поохать:
– А-вва-вва-вввааа....
Сразу стало чуточку легче.
Когда лодка с хрустом придавила днищем мелкие камешки на берегу, к нему бросились Ольга с Кацубой – подполковник держал наготове бутыль с индейским эликсиром, Ольга торопливо протянула огромное одеяло, красное в черную клетку – Мазур видел его в палатке, нет сомнений, оно как раз и было предназначено для...
Без малейшей брезгливости Мазур накрылся одеялом, стянул мокрые насквозь плавки и принялся растираться, жахнув предварительно полный стаканчик зеленоватой жидкости. Во всем теле еще ощущалось некоторое онемение, но это довольно быстро прошло – все-таки не арктические воды, выскочил вовремя...
– Эй, эй! – прикрикнул он, заметив, что Ольга, повертев в руках тяжелый никелированный футляр, пытается справиться с замком. – По-моему, сеньорита, вы превышаете свои полномочия...
– Уверен? – спросил Кацуба с каким-то чрезвычайно кислым видом.
– Что там за самолет? – спросила Ольга, послушно отставив чемоданчик.
Тут только до Мазура дошло.
– С а м о л е т? – повторил он медленно. – А откуда ты вообще знаешь...
Кацуба тоскливо вздохнул, присел на камень и спросил Ольгу:
– Мы как, будем устраивать дешевое кино с дикими выкриками и потрясанием оружием?
– Зачем? – спросила она, избегая взгляда Мазура. – Мы достаточно цивилизованные люди...
До Мазура продолжало д о х о д и т ь – помаленьку, сквозь некую пелену. Все он понимал, но боялся самому себе признаться, что так оно и есть.
– Ладно, – сказал Кацуба, тоже не глядя на него. – Валяйте, сеньорита, вытаскивайте, что там у вас... Ведь есть?
Она кивнула, полуотвернувшись, с хрустом рванула тонкую подкладку пятнистой куртки, вскинула глаза, со странной смесью бесшабашного вызова и смущения протянула руку с большой овальной бляхой. Настороженно глянула на Кацубу:
– Вы, я думаю, достаточно опытный человек, чтобы держать себя в рамках...
Выпростав руку из-под необъятного одеяла, Мазур взял у нее тяжелую бляху. Эмалевый многоцветный герб Санта-Кроче. Крылатая шпага во всю длину бляхи. Надпись двумя полукругами: «депто де насьональ гуардиа», номер, еще какие-то значки, наконец, между полудугами надписей две черные эмалевые буквы. Е и М. «Эскадрон смерти», который приличия ради прячется за аббревиатуру «ескадрон моторизадо»...
– Я знаю, что о нас пишут и болтают за границей, – сказала Ольга, глядя на него с той же смесью лихого вызова и смущения. – Ну а мы – вот такие...
– Ого, – сказал Кацуба, глянув на те самые непонятные Мазуру значки. – Везет вам, сеньорита, я майора получил, будучи старше вас годочков на десять...
– Ничего тут нет от везения, – отрезала она. Вдруг шагнула к Мазуру, ухватила его за торчащие складки одеяла и выпалила с нешуточной яростью: – Но если ты посмеешь подумать, что я в интересах дела была способна... Только посмей!
– Да не смею я, не смею, – сказал Мазур устало. – Честное слово, и в мыслях нет...
Он не был потрясен. И удивлен не был. Ничего не было, кроме тоскливой отрешенности. Ручаться можно, профессиональное подсознание давно произвело все необходимые умозаключения и все расставило по полочкам, но нечто д р у г о е мешало облечь эти жестокие истины в слова. Чего-то в этом роде он и ожидал. Очень уж все было хорошо...
Где-то на периферии сознания тем временем неутомимо щелкала холодная логическая машинка, приводя в систему все то, что прежде казалось несообразностями, случайностями, совпадениями и пустяками. Вот почему она так хорошо умела стрелять и прекрасно владела рукопашным боем. Вот почему на их пути то и дело как нельзя более кстати возникали спецназовцы капитана Эчеверриа – ее, конечно же, берегли и подстраховывали со всем рвением. Вот почему им так легко удалось вырваться из лап продажного лейтенанта в Санта-Кроче. Вот почему лейтенант форменным образом описался в кабинете шефа – перед ним стояла не просто столичная штучка с кучей серьезных рекомендательных писем, а майор «эскадрона смерти»: действительно, описаешься... Вот почему она обошлась с теми подонками на катере так безжалостно: школа «эскадрона», та еще выучка... Все укладывалось в стройную систему.
Ольга так и стояла перед ним, пытаясь улыбаться независимо и спокойно, – но получалось плохо, губы чуть подрагивали. И все же, несмотря ни на что, Мазур ее любил.
– Успокойся, – сказал он потерянно. – Верю я тебе, вполне, ты слишком гордая, чтобы с кем-то спать в интересах дела... Но ты актриса, а?
– А ты? – сказала она чуточку спокойнее. – Я по крайней мере звалась своим настоящим именем, милый Влад, он же Кирилл...
Он и не подумал удивляться: конечно же, их люди в Барралоче моментально взяли в оборот беднягу Смита... Интересно, жив он еще?
– И вообще, – сказала Ольга. – Если бы вы в России вдруг узнали, что на вашей территории играют в какие-то шпионские игры... скажем, Санта-Кроче и Франция? Вы что, взирали бы с беспечными улыбками, как они играют в догонялки по вашим лесам?
– Вряд ли, – вынужден был признать Мазур. – Интересно, а все остальное – биография, родословная – это легенда или нет?
– Ой, не считаешь же ты себя персоной, равной какому-нибудь Аллену Даллесу? Не было необходимости затевать по-настоящему грандиозную мистификацию. Все правда. Не ожидал, что девушка из хорошей семьи способна податься в «эскадрон смерти»? Это для тебя «эскадрон» – стая кровожадных вампиров, а многие смотрят на дело иначе... Мы не гестапо, мы боремся с террором и хаосом, вот и все, нравится тебе это или нет. Это моя страна. И я хочу, чтобы в ней жилось спокойнее, чтобы ни одна левая сволочь...
– Так, – сказал Мазур. – Значит, герильеро знали, кто ты?
Она фыркнула совершенно по-детски:
– Самое смешное, нет. Искренне полагали юной карьеристкой из министерства природных ресурсов. Именно в этом качестве я и заработала смертный приговор, а не за реальные достижения в том самом разгроме их тренировочного лагеря... Если бы ты знал, как мне хотелось своими руками пристрелить эту суку Викторию...
– Знаете что? – голос Кацубы прозвучал откуда-то снизу. – Тут ведь есть надпись...
Они обернулись. Кацуба сидел на корточках, вытирая рукавом куртки никелированный бок чемоданчика. Мазнув еще пару раз, громко прочитал вслух:
– Фабрика медицинских инструментов Орчито, тысяча девятьсот семьдесят шестой год...
– Открывай, – жестко сказал Мазур.
– Ты что?
– Открывай, – повторил он. – Тот самолет, на дне, валяется под водой лет двадцать. Не меньше. Может, больше. Проржавел до состояния решета, там два чистеньких скелета и куча хлама того же возраста... Это н е т о т самолет, и я теперь не уверен, что есть д р у г о й...
– Нет другого, – сказала Ольга. – Только этот. Мы посылали сюда самолет электронной разведки... что удивляешься? У нас они тоже есть. Ни в одном озере Чукуманского каскада нет д р у г о г о самолета. Только этот. Мы не стали рисковать аквалангистами – кто вас знает, там и мина могла оказаться... Серьезно, он старый?
– Сбей замок! – рявкнул Мазур, встав над напарником.
– Но не может же этот гад оказаться прав...
– Замок сбей!
– В самом деле, Михаил... – примирительно протянула Ольга.
Кацуба решился, сходил в лодку за ножом Мазура, вогнал лезвие под широкий никелированный замок, нажал как следует. Замок не поддался. Взмыв на ноги, рявкнув что-то нечленораздельное, Кацуба что есть силы ударил по рукоятке ножа тяжелой подошвой ботинка.
Кончик лезвия отлетел – вместе с замком. Кацуба вмиг опустился на корточки, стал вытаскивать ослизлые на вид кожаные мешочки, бросил парочку на песок, потом взял чемоданчик обеими руками и вывернул содержимое наземь.
Одни мешочки – черные, сморщившиеся, липкие. Полоснув по первому попавшемуся сломанным ножом, Кацуба вытряхнул себе на ладонь пригоршню черных бесформенных камешков.
– Опалы, – разочарованно сказала Ольга. Присела, без брезгливости распутала ногтями тесемки другого мешочка. – Алмазы. Необработанные. А в том?