Прикрыв глаза, парень поднялся с кресла, которое плаксиво скрипнуло от этого движения, затем ногой притушил огонь в камине подошёл к окну. Тьма в комнате теперь рассеивалась только тлеющими угольками, переливающимися в чёрных кусках золы.
Маковецкий замер возле окна и внимательно оглядел ночую пустошь сквозь щёлку между трухлявыми досками. Где-то вдали горели огни какого-то маленького лагеря. Может быть, мародеров или бандитов, может быть, путешественников или караванщиков. А может быть, это был один из лагерей тех, от кого он сбежал.
Артём вернулся к камину, подхватил со стола недопитую бутылку с портвейном, откупорил её и сделал несколько больших глотков. Обжигающая жидкость заставила поморщиться, Маковецкий подошёл к комоду, где стояли фотографии. Одна из них лежала лицом вниз. Та самая, которую сегодня рассматривала Маша.
Артём вспомнил тот момент, когда они только-только пришли в дом. Он проверил второй этаж, осмотрел все комнаты, затем спустился по скрипящей лестнице вниз и увидел Машу, рассматривающую снимок в рамке и с трудом сдерживающую слёзы.
Артём не знал, кто там был изображен. Он никогда не смотрел на сохранившиеся фотографии и портреты людей, умерших в довоенное или военное время. Он их всех запоминал. Все лица, все улыбки, все взгляды. Голова это выдерживала с трудом, чуть ли не раскалываясь на части серыми вечерами и такими вот тёмными ночами. Образы счастливых людей, веселящихся, живущих, любящих друг друга застывали в памяти и не исчезали из неё. Они мучили его по ночам, лишь исчезая под плотным туманом алкогольного опьянения, смешанным с горьким вкусом никотина.
Артём бросил окурок на пол и, чувствуя головокружение, от которого дымка перед глазами плавила все резкие очертания в гладкие формы, лёг на кровать, закрывая глаза и в изнеможении, засыпая.
Семь утра. Я с жадность глотала воду из бутылки, заливая ей сухость в горле. В голове шумело, кости ломило, волосы ещё не высохли после быстрой помывки в ванной старого дома в Ямуге.
Я очнулась сегодня с утра от своеобразной побудки Маковецкого, который сначала растолкал меня, а когда я отправила его куда подальше, просто вылил на меня остывший чай из своей чашки, приговаривая, что он отчаянно бодрит по утрам. Хорошо, что ещё не догадался кипятком меня ошпарить.
Заметив, что Артём сегодня с утра был чрезвычайно бледный и какой-то помятый, я сразу поняла, что он пробухал весь свой караул. Удивительно, как он вообще проснулся раньше меня.
И вот теперь мы, покинув Ямугу, шли в сторону Клина. Маковецкий по-прежнему продолжал мне назидательно рассказывать о пустошах и пустошных опасностях, теперь он ещё и не упускал возможности съязвить что-нибудь по поводу «зажравшихся жителей Купола».
Я, тем не менее, старалась не обращать внимания на его выходки и комментарии. Мои попытки вытянуть из него информацию о том, кто он и почему его так колышет Купол, так и не увенчались успехом.
От Ямуги до Клина мы по-прежнему плелись по автомобильной трассе Е105, только теперь рядом с нами, радостно виляя хвостом, бежал Рекс. Бесконечный лес сменялся наполовину или полностью высохшими озерами, выжженными солнцем полями, заросшими высокой травой, и размытыми дорогами, что вели к остаткам поселений. Через несколько часов пути, взгляду всё чаще стали попадаться пятиэтажки возле обочины, заасфальтированные улицы и автобусные остановки. Мы прошли мимо свёрнутой таблички с надписью Клин, и продолжили свой путь. Уже в полупустом городе, мы встретили на своем пути караванщиков, развернувших лагерь прямо на обочине трассы. Там же прохаживался вольный торговец, пытающийся объяснить хиленькому путешественнику важность отсутствия металлической крошки на дне походного чайника. Ещё я заметила на дороге каких-то рослых ребят в чёрной форме. Эти ребята держались чуть поодаль, заправляли свой старенький автомобиль «Нива» из грязной металлической канистры и громко смеялись.
Мы с Артёмом остановились возле караванщиков, так как нам надо было купить воды. Неудивительно, что наши запасы так быстро потратились после вчерашней попойки. Пока Маковецкий торговался с караванщиками, я нашла сухую палку, торчащую из канавки, и теперь кидала её Рексу. После чего начала повторять с ним команды, которым я его начала обучать ещё вчера.
— Ну чего там? — спросила я, услышав, что Артём возвращается. Я обернулась к нему и прищурила глаза на солнце. — Купил?
Маковецкий приподнял матерчатый мешок, показывая мне приобретенное им.
— Как видишь, — сказал он, оглядываясь по сторонам. — Чего это вы тут устроили?
— Учим команды, — сказала я, отдавая Рексу последний кусочек пресного печенья и отряхивая руки.
— Пойдём, нам пора, сказал Артём. — Москва к нам сама не прибежит.
Я поглядила Рекса, прошептав ему ласковые слова, взяла рюкзак и закинула его на плечи. Недалеко от нас какой-то мальчуган, один из жителей Клина, выбежал на дорогу и начал прохаживаться вокруг Нивы, глядя на неё огромными глазами. Через минуту его догнала худая женщина, чтобы натянуть ему на лицо респираторную маску.
— Эй, твоё? — неожиданно спросил меня Артём, когда я уже пошла вперёд. Я обернулась и увидела, как Маковецкий с напускным интересом перелистывает страницы моей книги. — И зачем это тебе это чтиво? Ты в курсе, что попытки создать самодельную взрывчатку бывают очень печальными?
— Отдай сию секунду, — прошипела я, направляясь к Маковецкому. Как это моя книга у него оказалась?
— Отдам, если скажешь, зачем ты носишь с собой книгу о взрывчатке. Да ещё и с подробной инструкцией о том, как её делать.
Я не успела выхватить книгу, так как Артём поднял руку вверх.
— Тебе-то какая разница? — разозлилась я. — Отда!
Маковецкий просто пожал плечами и выкинул пособие себе за спину.
Я опешила от такой наглости.
— Ты охамел?! — возмутилась я, собираясь двинуть ему в живот, однако этому не удалось свершиться, так как Артём тут же перехватил мои руки. — Это же подарок Рожкова! Прекрасная книга!
— Да что ты? — всё так же холодно спросил Артём, щуря свои глаза. — А я уж подумал, ты по ней решила гранаты самодельные клепать.
Я застыла с выражением ярости и смущения на лице. Артём, всё ещё удерживая меня за запястья, смотрел мне прямо в глаза, явно веселясь. Эта немая сцена длилась ещё несколько секунд до тех пор, пока нас не отвлекли.
— Эй, ребята, ваше добро? — спросил кто-то позади нас.
Маковецкий лениво обернулся, выпуская мои запястья из рук и глядя на незнакомца, подошедшего к нам.
Я с любопытством выглянула из-за спины Артёма. Это был один из ребят, что крутились возле «Нивы». Он был одет в чёрную кожаную куртку и темные вельветовые брюки. Парень был в солнечных очках и с черным платком на лице. Его темно-русые волосы были взъерошены из-за ветра.
— Да, это моё, — быстро ответила я, подойдя к незнакомцу и забирая книгу. — Спасибо.
— Всегда пожалуйста, — чуть склоняя голову, заинтересованно произнес незнакомец. — Могу ли я задать Вам один вопрос, милая леди?
Я не успела ничего ответить. К нам подошёл Маковецкий.
— Я не понял, у тебя какие-то проблемы?
Я глянула на красивый профиль Маковецкого, и почувствовала себя неловко. Я уже поняла, что если за день Артём не нагрубит кому-нибудь, то этот его день пройдёт зря.
— Ни в коем случае, — спокойно ответил незнакомец.
Бросив быстрый взгляд в сторону парней из компании, что крутилась у автомобиля, я заметила, что один из них, высокий, с бритой головой уже играет с весело скачущим вокруг него Рексом.
— Я ненароком услышал, что вы держите путь в столицу, — сказал молодой человек, едва касаясь душки своих очков и поправляя их. — Можем подбросить.
— С чего бы это вы стали нас подвозить «за так»? — холодно спросил Артём.
Парень развёл руками.
— Кто сказал, что «за так»? — хмыкнул он. — За жетоны, чай не на грязи тачка ездит.
Маковецкий пристально посмотрел в сторону «Нивы», я молча стояла рядом, кусая губы и размышляя, стоит ли вообще доверять этим ребятам. Выглядели они прилично, сразу видно, что из столицы. Но кто они такие и можно ли с ними куда-то ехать, это ещё вопрос.
— За сколько? — спросил Артём, постукивая пальцами по пистолету в кобуре.
— Две сотни до Речного вокзала, — быстро отреагировал парень.
Артём отрицательно качнул головой.
— За две сотни только до Белорусского.
Незнакомец замолчал, видимо, обдумывая, стоит ли игра свеч. Маковецкий взглянул на меня.
— Ну что? — спросил он тихо. — Поедем? Тебе решать. Платим пополам, раз уж моя работа срежется.
Я кивнула. В конце концов, кто не рискует, тот не пьёт шампанского. Мне надо было оказаться в Москве как можно скорее.
— Шеврон, ты там скоро? — гаркнул наконец один из ребят. — Время — жетоны, надо выдвигаться.
Парень поднял руку, ничего не ответив товарищу. Затем кивнул, глядя на нас.
— Так и быть, — сказал он. — До Белорусского так до Белорусского. Идёмте.
Шеврон, как назвали его друзья, двинулся к машине, веля парням заводить мотор. Я заметила, что вокруг Нивы уже собралась толпа клинских ребятишек — щупленьких и бледных, одетых в штопанные шташки и старые кофточки.
Обескоенные мамаши стояли неподалёку, ближе к караванщикам, закупая добро и одновременно приглядывая за детьми.
Маковецкий подхватил рюкзак, я позвала Рекса, и мы направились к джипу.
В просаленном салоне старенькой «Нивы» пахло сигаретным дымом и дешевым бензином. Из-за наваленных сумок и рюкзаков места было довольно мало. Но в тесноте, да не в обиде, мы всё же ехали на машине, а значит, до Москвы мы доберёмся уже сегодня.
Очки и маски мы с Артёмом сняли, и я теперь сидела на заднем сидении и смотрела через грязное стекло на мелькающие просторы высохших полей и дремучих болезненных лесов.
— Скажите-ка, милая леди, — обратился ко мне Шеврон. — Могу ли я узнать Ваше имя?
Я посмотрела на парня. Он сидел на месте рядом с водителем, повернувшись ко мне. Он, как и мы, снял повязку и очки, и теперь я могла видеть его лицо. У него были маленькие глаза и очень наглый взгляд. Кривой шрам расчертил почти всё его лицо.