Накануне ночью она почти не спала, но не из-за дурных снов. Нет, на этот раз ей мешало заснуть предвкушение. Наконец-то она увидит его. Только теперь она будет вооружена и готова.
И на этот раз она не дрогнет.
Но когда она, наблюдая за ним со своего берега, набралась смелости встретиться с ним взглядом, на его лице почти ничего не отразилось. Только легкая рябь, когда он понял, что она женщина, а не мужчина, и ничего больше. Она не заметила ни стыда, ни чувства вины, ни единого намека на то, что ее вспомнил.
Потом у нее отняли нож, и она перестала быть Храброй Кейт.
Оружие помогало держать страх на расстоянии. Без ножа она ощутила беспомощность, совсем как в ту ночь, когда она должна была отбиваться, кричать, кусаться, царапаться… сделать все, лишь бы не подпустить его к себе. Только не лежать как последняя трусиха на свете, цепенея от ужаса, пока он брал ее и отнимал ее силы.
Теперь она научилась давать ему отпор — во сне.
Даже хорошо, что он ее не узнал. Если бы она прочла в его взгляде, что он ее помнит, то силы, как в тот первый раз, могли бы оставить ее. И это перечеркнуло бы все, чем она жила, что делала эти два года.
Погладив теплый и сильный бок Смельчака, она немного успокоилась. А после смотрела куда угодно, только не на Вилли-со-шрамом.
Вместо него она посмотрела на Джона, который переговаривался с Карвелом. Глаза отдыхали на нем, он манил ее как зеленое поле, как звездное небо, как мимолетное наслаждение.
Как поцелуй.
Моргнув, она отвернулась. Неуместные мысли, особенно в день, когда ее должно волновать только одно: чтобы Вилли Сторвика наконец осудили. Пусть и не за худшее из его преступлений.
Вслед за Карвелом Джон зашел в трактир, где столы и лавки уже сдвинули в центр помещения. Все было готово к началу суда.
— Где английский смотритель? — сходу набросился он. — Как и ты, он был обязан прибыть на рассвете.
По невозмутимому лицу Карвела пробежала легкая тень, однако никакого объяснения он не предоставил.
— Он появится с минуты на минуту.
Джон выглянул на улицу. Женщины торговались у палаток с товарами, несколько Сторвиков и Брансонов мирно пинали на поляне мяч. Пока все было спокойно. Пока обе стороны не взялись за оружие.
— Ты обещаешь, что он приедет? — Он едва осознал, о чем просит. Он просил дать ему слово, чтобы у него появилась возможность сдержать свое — то, которое он дал Кейт.
— Я не могу обещать того, что от меня не зависит, — проговорил Карвел обезоруживающе ровным тоном. — Я взял с англичанина слово. Что еще я мог сделать?
— Надеюсь, на этот вопрос тебе не придется отвечать, ибо поверь, если дело не будет сделано, на виселице окажемся мы, а не Вилли Сторвик.
В каком-то смысле эта перспектива пугала его меньше, нежели страх подвести Кейт.
Карвел помрачнел.
— Правосудие на границе может вершиться только в одном случае: если народ верит, что его судят честно. Так что лучше тебе уйти, Джонни Брансон, ведь чем дольше мы чешем языками, тем больше Сторвикам кажется, будто мы вступаем в сговор, и тем меньше потом они будут прислушиваться к моим словам.
Джон развернулся и пошел прочь, но задержался на пороге.
— Английский смотритель заслуживает доверия?
— Не меньше меня самого.
— И насколько его заслуживаешь ты, Томас Карвел? — спросил он и вышел, не дожидаясь ответа.
Джон доверял Карвелу, потому что его выбрал король. Но, проведя несколько недель на границе, он начал сомневаться, можно ли вообще доверять кому-либо, кроме своей семьи.
Включая Карвела и самого короля.
Кейт не приценивалась к товарам, как другие женщины, и не развлекалась, как Брансоны, которые убивали время, пиная мяч. Бесси и Джон по очереди пытались отвлечь ее, предлагая то сладкий пирог, то кружку эля, но она от всего отказывалась. Она просто стояла, держа за поводок Смельчака, тяжело привалившегося к ее ногам, и издалека наблюдала за Вилли Сторвиком.
Заставляя себя следить за каждым его движением, она верила, что пока она не спускает с него глаз, он не посмеет сотворить ничего дурного.
Развязка уже близка. Вон он, стоит со связанными руками. И до тех пор, пока он не предстанет перед судом, она будет следить за ним.
Вот только без английского смотрителя суд не начнется.
Тянулось время. Солнце и тучи попеременно сменяли друг друга на небе. Сторвики и Брансоны попеременно вели в игре в мяч. Утренняя болтовня давно стихла.
Джон не отходил от нее ни на шаг. Измученный ожиданием, он то и дело обращал взор на юг.
— Я поговорю с Карвелом еще раз, — сказал он, когда день начал клониться к вечеру, но уходил не спешил. Не хотел оставлять ее.
Она вздернула подбородок. Вновь Храбрая Кейт.
— Идите. И передайте, что я жду его ответа.
В последний раз взглянув на нее, он поспешил к смотрителю.
И вдруг, как только она осталась одна, зашуршала листва, в небо взметнулись вороны, земля затряслась под ногами, но когда она поняла, что происходит, было уже поздно.
Откуда-то сзади налетели лошади.
Всадников было трое. Они были вооружены, и она прокляла те правила, по которым Брансонам пришлось расстаться с оружием. Теперь, когда ее лишили ножа и забрали лошадь, выбор был невелик: убежать и попробовать спрятаться, либо противостоять их клинкам голыми руками.
Но всадники не стали нападать на нее. Они проскакали до конца улицы к месту, где стоял Вилли-со-шрамом, на минуту остановились, чтобы перерезать веревку, которая связывала его руки, и затем, вручив ему меч и поводья от лошади, молниеносно унеслись за пределы деревни.
Прежде чем поставить ногу в стремя и последовать за ними, Вилли подошел к Кейт и, схватив ее, впился ртом в ее губы.
Она потянулась за ножом, которого не было, начала отбиваться кулаками, а потом ее пес вцепился зубами в его руку. Взвыв от боли, Сторвик отпустил ее, запрыгнул в седло и поскакал прочь.
Стоя в пыли, которую подняли копыта его лошади, она согнулась пополам, еле сдерживая рвоту и сжимая в кулаке клочок коричневой ткани, которую Смельчак вырвал из рукава Вилли-со-шрамом.
Глава 13
— Ты знал! — Джон впечатал Карвела в стену трактира, держа его за горло и борясь с искушением сжать пальцы сильнее. — Ты с самого начала знал, что все так будет!
Деревенские жители за его спиной жались к домам, а Брансоны и Сторвики обратили кулаки друг против друга.
Сперва он метнулся к Кейт, но опоздал, потом бросился за мечом и не успел снова. Проскакав через деревню, Вилли скрылся прежде, чем они смогли добраться до своих копий и лошадей. Трое Брансонов выехали за ним в погоню, но с большим опозданием.
Надежды на то, что его догонят, не было.
Где Кейт? С нею уже стояла Бесси. Его самого Кейт теперь не захочет видеть.
— Они предали и меня тоже, — сказал Карвел. В его зеленоватых глазах, обычно непроницаемых, загорелась злость. — Клянусь могилой отца.
Нехотя Джон отпустил его.
— Надеюсь, для тебя он значил побольше, чем мой для меня.
— Сторвик задел честь Карвелов, — произнес смотритель. Сквозь маску дипломата проглянула решимость настоящего приграничного жителя. — И я выясню, насколько в его побеге замешан английский смотритель.
Краем глаза Джон заметил, как Роб вплотную сошелся с вождем Сторвиков и приставил к его груди меч. Старик, не делая попытки защититься, безучастно стоял с поникшими плечами.
— Мы здесь не при чем, — произнес он и развел руками. — Отныне он нам никто. Он больше не Сторвик.
Изгой. Мертвец для своего рода. Худшей участи не придумаешь. Отныне конфликт с Вилли перестал иметь отношение к Сторвикам. Глава семьи сказал свое слово.
Джон подошел к брату. Тот медленно опустил меч и вонзил его в землю.
— Ну что? — крикнул он, потрясая руками. — Ты доволен, Джонни?
День перемирия был окончен. Сторвики и Брансоны, все в крови, пошатываясь, расходились, чтобы забрать лошадей и разъехаться по домам.
— Доволен ли я? О, нет, — сквозь зубы ответил он. Руки чесались схватиться за меч. Приграничных законов и королевского суда оказалось недостаточно. — Нисколько.
Никогда еще он не чувствовал себя таким уязвимым, таким беспомощным дураком, как сегодня, когда Вилли вырвали из рук правосудия у него на глазах. Хуже, чем в детстве, когда он был слишком маленьким и хилым, чтобы давать отпор тем, кто был сильнее и старше.
А потом Сторвик посмел тронуть Кейт.
И отвращение на ее лице стало последней каплей.
— Он не успел далеко уехать. Мы догоним его, если выдвинемся немедленно.
— Да, и попадем в новую западню. Похуже, чем та, из которой только что выбрались.
— Тогда едем домой, возьмем подмогу! — Он тщетно пытался придумать выход. — Соберем тысячу человек!
— То есть, ты готов прикончить ублюдка?
Джон боролся с эмоциями, осознавая, что готов нарушить все свои обязательства и тем самым отсечь от себя любые милости, которыми мог одарить его король.
Он сделал глубокий вдох, пытаясь обуздать гнев. Хватит и того, что он поднял руку на королевского смотрителя. Если он расправится со Сторвиком в обход закона, то на следующий День перемирия судить будут его самого.
— Я готов выследить его, отвезти в Эдинбург и отдать под суд. — По крайней мере, тамошние судьи не станут плести интриги за их спинами.
Роб откинулся назад со скрещенными на груди руками и посмотрел на него так, словно он снова стал Джонни Тряпкой.
— Если так, то ничего ты не понял и ничему не научился. Живым ты его не возьмешь, я тебе обещаю.
— Должен быть другой способ. — Он хотел спорить, хотел сказать брату, чтобы тот отошел в сторону и передал право вершить суд королю, но сперва ему нужно было убедить себя самого. — Ты должен ко мне прислушаться…
— Нет! Слушать будешь ты, малыш Джонни. Я предупреждал тебя, чем все закончится. Но ты стоял на своем. И ради тебя я согласился дать шанс твоему драгоценному правосудию. Сам видишь, что из этого вышло. Можешь передать своему королю, что его законы это просто слова, написанные на бумажке, которую легко разрубить мечом. Меч всегда побеждает.