Разве не то же самое она говорила Джону?
Кейт покачала головой.
— Теперь мне нужна храбрость другого рода.
— Чего ты боишься теперь?
Подвести его.
Она расправила простыни на постели, где они с Джоном занимались тем, что делают наедине мужчина и женщина. Ему нужна жена, но она не допустит, чтобы он оказался прикован к женщине, которая, лежа под ним, замирает от ужаса.
Мысли слишком интимные, чтобы ими делиться.
— Я боюсь выходить за него.
Бесси, ее терпеливая подруга, заправила уголки простыни со своей стороны кровати и со вздохом выпрямилась.
— Небеса дают людям то, что им нужнее всего. Тебе не нужно носить меч, или ходить с ножом, или гоняться за Сторвиками. Тебе нужно просто набраться смелости и сказать «да».
Да.
Лежать рядом с ним в темноте. Да.
Делить его постель. Да.
Уступать его телу. Да.
Показывать ему свои страхи. Да или нет?
Если она не сможет преодолеть себя, то, несмотря на смерть Вилли, ее будущее будет ничем не отличаться от прошлого.
— Ты не могла бы… — Она откашлялась и начала заново: — Скажи Джону, что я готова.
Когда Бесси вышла, она встала возле кровати и, чтобы пальцы перестали дрожать, стиснула кулаки, напоминая себе, что бояться нечего.
Бояться больше нечего.
Это Джонни, сказала она себе, увидев его на пороге. Тот, кто сказал, что любит ее.
Он не торопил ее, просто молча смотрел перед собой.
Она проглотила ком в горле.
— Ты просил позвать тебя, когда я буду готова.
— Да.
Жестокий. Не стал спрашивать, готова ли она. Не дал ей возможности коротко выдохнуть «да». Он ждал, когда она сама это скажет.
— Я готова.
— Правда? — В его голосе была слышна причиненная ею боль. — К чему именно? Ты готова прожить вместе всю жизнь? Ты готова делить с мужем постель, отдаваться ему целиком, доверять свое сердце? Если ты не готова ко всему этому, то я не готов для тебя.
Выслушав его пылкую речь, она вздрогнула. Что, если она будет кричать и сопротивляться всегда, когда они будут делить постель?
Что, если она навечно останется стоять здесь, так и не набравшись смелости сказать правду?
— Я готова, — наконец заговорила она, — встречать свои страхи лицом к лицу. Если ты поддержишь меня и будешь рядом.
И тогда радость озарила его лицо, и он привлек ее в свои объятия, сильные и надежные.
— Ни о чем большем я не прошу.
— Но я боюсь, что всегда буду бояться.
Ее неуклюже выстроенные слова заставили его улыбнуться.
— Главное, чтобы ты не боялась меня. — Он слегка отстранился, точно не желая торопить события. — Я буду нежен.
Нет. От его осторожности им обоим станет только хуже. Она хотела быть с ним на равных, а не чувствовать себя обузой.
— Вилли Сторвику нет места в нашей спальне. Особое обращение мне не нужно.
— Но что, если…
— Нет! Если ты заразишься моим страхом, у нас ничего не получится. Ты храбрый Джонни, а я твоя храбрая Кейт! — Она вздернула подбородок и прижалась к нему. — Храбрая и в бою, и в любви.
Он широко улыбнулся.
— Тогда давай скрестим оружие, моя храбрая Кейт. Обещаю, проигравших не будет.
Он поцеловал ее, и в его поцелуе не было нежности. Его язык вторгся в ее рот, сильно и властно, как предвестник того, что ждало ее впереди. Она целовала его в ответ, дразня его рот, и когда их языки встретились, стало ясно, что они оба сдались и подчинились друг другу.
Желание — новое, грубое, неподвластное контролю — забурлило внутри нее, готовое поглотить их обоих.
Не в силах больше ждать, она дернула вверх его тунику, стянула вниз его шоссы. Сегодня их соитие не будет осторожным и медленным. Она захотела его всего целиком. Ее ладони принялись жадно ласкать его горячее тело, крепкие мускулистые руки, покрытые мягкими волосками, бледную кожу его живота, которую никогда не касались лучи солнца и не обдувал ветер.
Дрожащими от нетерпения пальцами она помогла ему справиться с непривычными застежками своего платья. И когда ее одежда упала на пол, то, обнаженная, она ощутила на себе его губы.
Вот он целует ее шею, а она целует его плечо. Он дразнит ее груди, а она ласкает его бедра. Его стон и ее вздох.
Снова вернувшись к ее губам, он увлек ее в постель.
Ее мысли, ее сомнения, все исчезло. Пока он не лег на нее сверху, придавив своим весом к постели.
Она напряглась.
Он тут же скатился с нее, глотая ртом воздух.
Что за упрямое, глупое тело!
— Нет! Не останавливайся. — Пришли слезы. Любимое лицо расплылось перед глазами, но она различила неуверенность в его взгляде.
— Я не могу… когда…
А потом она прочла в его глазах, что он одержим ею так же сильно, как она одержима им. Неважно, кто из них будет сверху. В подчиненном положении не будет никто. Любовь сделала их равными, и вместе они станут единым целым.
— Ты Джонни Брансон, — сказала она. — Мужчина, которого я люблю. Мужчина, которого я хочу. Которому я разрешаю взять себя. И которого возьму в ответ.
— Вот теперь я узнаю свою Храбрую Кейт. То, на что ты сегодня решилась, требует больше смелости, чем встреча с копьем врага.
— Подари мне новые воспоминания, Джонни.
И он поцеловал ее и овладел ее телом, увлекая за собой в спасительную темноту, в мир, где они остались только вдвоем.
В спальню проникли солнечные лучи, и она проснулась, чувствуя приятную тяжесть его колена на своем бедре и ощущая себя по-новому сильной. Возможно, и ее душа когда-нибудь исцелится, как исцелилось тело.
Он открыл глаза — свои чудесные, ласковые, голубые глаза — и улыбнулся.
— Думаю, пора объявить всем, что мы женимся.
Его жена. От счастья запело все тело до самых кончиков пальцев.
Облегчение. Потом возвращение в реальность.
— Ты хочешь остаться?
Усмехнувшись, он приподнялся на локте.
— Едва ли король Яков в настроении прощать меня. Мне еще повезет, если наш уважаемый смотритель не отправит меня на виселицу.
Его небрежная улыбка встревожила ее, ведь они так и не выяснили, кто для них Карвел: друг или враг.
— Но что, если король все-таки простит тебя?
Догадавшись, чего она боится, он покачал головой.
— Я все равно останусь дома.
Дома.
Но если Роб не разрешит ему остаться, им некуда будет идти, разве что на ту беззаконную пустошь, где бродил Вилли-со-шрамом.
— Но где мы будем жить?
Он потянул ее за прядку волос.
— Ну, мы с Робом кое о чем побеседовали.
Его ухмылка дала понять, что слов в их беседе было немного. Она встряхнула его за плечи.
— И что он сказал?
— Он попросил узнать, не согласишься ли ты, чтобы он уступил нам свою спальню.
Она рассмеялась и, опрокинув его на спину, прильнула к его губам. И разговоры были отложены на долгое, очень долгое время.
Эпилог
Он до конца надеялся, что ты вернешься домой.
Неделю спустя Джон стоял на крепостной стене и слушал шепот ветра, пытаясь уловить голос отца.
— Была ли Бесси права, старик? Ты правда ждал, что я вернусь?
Назад пути нет. Как только весть о смерти Вилли-со-шрамом разнесется по долинам, на Джона начнется охота. Никакие титулы, богатство, власть и прочие королевские милости отныне ему не светят.
И тем не менее, глядя на занесенные снегом холмы, он чувствовал себя богаче любого короля. Скоро он станет мужем совершенно особенной женщины. И будет беречь ее больше жизни.
Его защита может понадобиться ей совсем скоро, когда Карвел начнет искать того, кто убил Вилли Сторвика. Кто поверит, что в его смерти виновата собака?
Он улыбнулся. Люди сложат баллады и придумают свою версию произошедшего. Пусть поют о Храброй Кейт, такой же отважной, как первый из Брансонов.
— Джонни, ты будешь ужинать? — Бесси замерла на последней ступеньке лестницы, не решаясь выйти на обдуваемую ветрами стену.
— Иди сюда, — позвал он. — Ветер уже утих.
Закат окрасил небо золотистым цветом. Бесси прислонилась к выступу стены рядом с ним и обратила взгляд на белые холмы, за которыми исчезало солнце.
— Он правда хотел, чтобы я вернулся? — Не было надобности уточнять, о ком идет речь. Он давно хотел задать этот вопрос, но все не решался, боясь услышать ответ.
— Правда.
Одно-единственное слово, но оно подарило умиротворение, которого он искал много лет, почти полжизни.
— Но я не получил от него ни единой весточки. Он ни разу не захотел узнать, как я живу. — Внутри опять всколыхнулась обида, лишь немного притупившаяся за эти годы.
Бесси покачала головой.
— О чем он мог тебе написать? О том, как Роб свалился с лошади, или о моем первом взрослом дне рождения? Ты бы только затосковал по дому, вместо того чтобы строить свою жизнь.
Неужели они не подозревали, что он и так тосковал по дому?
— Мне кажется, он надеялся, что ты вернешься, когда станешь взрослым. Как оно и вышло, — сказала Бесси.
— И что, он согласился бы отправить людей королю?
— Нет. — Ее усмешка напомнила кривую ухмылку брата. — Он бы отнесся к этому с еще меньшим энтузиазмом, чем Роб.
— Но он точно не хотел просто избавиться от ненужного сына?
Отвернувшись от погрузившихся в сумрак холмов, она заглянула ему в глаза.
— Он знал, что тебе нужно отправиться туда, где ты уже не будешь Джонни Тряпкой.
Туда, где он должен обрести себя, чтобы потом стать Брансоном.
Он был мудрым сукиным сыном, этот Рыжий Джорди. Много мудрее, чем он думал.
— Он любил такую жизнь, — проговорила она. — Роб был рожден для такой жизни. Но для тебя он хотел другого. Он хотел, чтобы ты был волен сам выбирать свой путь.
Полной грудью он вдохнул приграничный воздух.
— Никакой иной жизни мне не надо.
Он обернулся, чтобы улыбнуться сестре, и уловил на ее лице странное выражение. Что это? Тоска? Зависть? Он вновь задумался о том, что ждет ее в жизни.