Джон был заинтригован. Решив пока не обнаруживать свое присутствие, он остановил пони в зарослях деревьев, откуда их не было видно.
Бросив комок ткани на берегу, она побрела обратно. Она могла и дальше строить из себя мужчину, но теперь он увидел правду. Теперь он смог без помех рассмотреть оттенки пепла и льна в ее волосах, которые не доходили даже до плеч, слишком узких, чтобы ее можно было всерьез принять за мужчину. Когда она выбралась из воды, мокрая одежда облепила ее ниже пояса, притягивая его взгляд к месту, где соединялись ее ноги, и заставляя задуматься о том, что было бы, раздвинь она их для него. Странно, но это женское местечко, обычно скрытое юбками, становилось еще более заманчивым, когда его облегали бриджи.
Словно почуяв опасность, она остановилась и настороженно огляделась. Сторвики могли прятаться за любым пригорком, но в светлое время суток риск нападения был минимален.
Ни его самого, ни его пони, приученного вести себя бесшумно и незаметно, Кейт не увидела. Развернувшись, она побежала вниз по течению и исчезла в гуще деревьев за поворотом.
Озадаченный, он медленно направил пони вперед, не зная, стоит ли догнать ее. Зачем она…
Не успел он додумать мысль до конца, как из зарослей выскочила большая собака, таща за собой на поводке Кейт.
Насколько Джон мог судить, зверь весил больше ее самой. Прижимаясь носом к земле, он, очевидно, искал по следу спрятанную ею вещь. Бросившись в реку, пес переплыл на другой берег, подцепил кусок ткани зубами и завилял хвостом.
А она хорошо его натренировала, подумал Джон.
— Молодец, Смельчак, — похвалила его Кейт и достала из кармана угощение. — Ты хороший пес.
И она приласкала собаку с чувством более теплым, нежели те, которые выказывала двуногим существам.
Когда они перешли реку и вернулись обратно, он спешился, но не успел сделать и нескольких шагов, как она молниеносно развернулась, услышав его шаги сквозь рокот воды, и выхватила нож.
Она настроена не против него лично, понял он. Любой подозрительный звук может насторожить ее.
— Здесь нет врагов. Только я. — Он поднял руки в примирительном жесте.
Она не опустила нож. Теплота, с которой она обращалась к собаке, на него не распространялась. Пес тем временем подбежал к нему, уперся лапами ему в грудь и, не обращая внимания на попытки Джона оттолкнуть его, принялся обнюхивать с головы до ног.
— Что он делает?
— Запоминает ваш запах.
Он шагнул было к ней, но пес преградил ему путь, зарычал, и шерсть на его загривке поднялась дыбом.
— Что вам нужно? — спросила она. Четырежды перейдя реку, она насквозь промокла ниже пояса, и теперь только стеганый дублет маскировал ее пол.
Он воздел руки, борясь с раздражением.
— Не поцелуй. Честное слово. — Он же ясно сказал, что не потащит ее в постель. Или она поняла, что тело неважно его слушается? — Отзовите своего пса и опустите нож.
Она убрала оружие в ножны. Потом взглянула на пони, который покорно стоял позади него, и ее глаза блеснули.
— Вы верхом на Норвежце? Хорошая лошадь, быстрая.
Ее тон смягчился, как и во время разговора с собакой.
— Вы занимаетесь лошадьми?
— Да. — Она подошла к пони и потрепала его по шее. Пес побежал за ней и сел ровно на середине разделявшего их расстояния.
Людям было невозможно пробить брешь в ее броне, однако четвероногим существам это, кажется, удалось.
— Вы хорошо ладите с животными.
Она бросила на него неприязненный взгляд.
— Я нахожу, что они добрее людей.
Странное заявление.
— Никогда не думал, что животные способны выражать какие-то чувства.
— Они, по крайней мере, не убивают себе подобных.
Он не стал напоминать ей о ее собственном желании убить Вилли Сторвика.
— Для этого какие-нибудь овцы должны поссориться. Но разве они умеют? — с улыбкой спросил он, склоняясь к ней.
Пес вскочил на лапы, зарычал.
— Смельчак, сидеть, — приказала она, придерживая его за ошейник, и тот, завиляв хвостом, сел.
Джон с опаской посмотрел на зверя. Поникшие уши придавали тому обманчиво ленивый вид. Но только что он был готов кинуться убивать, если бы хозяйка ему приказала.
— Он так и рвется на вашу защиту, — заметил Джон.
— И будет защищать меня до последнего, — подтвердила Кейт, пересекаясь с ним взглядом. С ним она говорила и без намека на нежность, совсем не так, как с животными.
Он поднял брови.
— Обычно ищеек держат англичане. — Чтобы через горы и реки выслеживать приграничных рейдеров.
— Только не этого. — Как и его брат, Кейт не была склонна к многословию.
— Где вы его раздобыли?
Черты ее лица смягчились, словно она хотела улыбнуться, но в последний момент передумала.
— Па украл его. — Воспоминание, по-видимому, было для нее приятным.
Джон понимающе кивнул. На границе воровство не считалось бесчестным занятием.
— Он выслеживал Па, но сорвался с поводка и потерял своего хозяина. А когда нашел Па, то так обрадовался, что уселся рядом и вилял хвостом, а Па его гладил.
Она явно питала к зверю самые нежные чувства.
— Мне он хвостом не машет.
— Не знает, насколько мне безопасно быть с вами рядом.
Правильнее было бы сказать, я не знаю, насколько мне безопасно быть с вами рядом.
— Скажите ему… — Их глаза встретились. Если он сумеет понравиться псу, то может быть и хозяйка проникнется к нему доверием. — Скажите, что вы в безопасности.
Она сглотнула, перевела взгляд на пса. Дыхание ее участилось, но она молчала.
— Так что вы ему скажете? — Он старался говорить мягко, чтобы она не подумала, будто он на нее давит.
Кейт не поднимала глаз.
— Я скажу, что вы… — Она пристально взглянула на Джона, подбирая выражение. — Я скажу, что вы друг.
Глядя в отражение ее глаз, ему внезапно захотелось стать достойным этого имени.
— Так и есть.
— Друг, — твердо сказала она и через плечо попросила: — Дайте ему руку.
Он протянул ладонь, и Смельчак принялся ее обнюхивать.
— Друг, — повторила она, пока пес тыкался носом в его пальцы. — Джон. — Она улыбнулась. — Все. Больше он не будет рычать на вас.
Джон надеялся, что и она тоже.
— Давно вы его тренируете?
— Три года.
Если только собака способна смягчить выражение ее глаз, значит он будет говорить о собаке.
— Он был с вами в ночь, когда убили вашего отца?
Радость, тронувшая было ее лицо, бесследно исчезла.
Болван. Спроси о чем-нибудь другом.
— А что лошади? Давно вы занимаетесь лошадьми? — Снизойдет ли она до ответа?
Она подавила грусть.
— Много дольше. У меня нет братьев, так что отцу помогала я. А когда его не стало… — Тьма возвратилась, а с ней и ее обычная настороженность. Высоко подняв голову, она посмотрела ему в лицо. — Все знают, что у нас лучшие лошади на границе. Быстрые и выносливые. Им по силам проскакать без остановки шестьдесят миль.
Хватит с лихвой, чтобы после заката выехать за пределы Шотландии, вторгнуться далеко во владения англичан и до рассвета вернуться домой. Без таких лошадей рейды были бы невозможны.
В ее рассказе он уловил нотки гордости. Все лучше, чем страх или гнев.
— Уверен, вы отлично справляетесь.
Но вместо улыбки, на которую он рассчитывал, она отвернулась к пони, смаргивая слезы.
— Ну что вы. — Он встал позади нее, положил ладони на ее плечи и развернул к себе лицом. — Зачем же плакать. Это был комплимент.
Пес, рыча, встал на четыре лапы.
— Тише, зверюга, — сказал он. — Я друг.
Он обнял ее, полагая, что сейчас она точно должна улыбнуться, как большинство женщин, за которыми он ухаживал.
Вместо этого она врезала ему коленом прямиком между ног.
Больно!
Он разжал руки и, выругавшись сквозь зубы, согнулся пополам.
Пес оскалился и залаял. Не глядя, Кейт нащупала его спину и зарылась пальцами в шерсть. И Джон почувствовал ее боль, позабыв о своей собственной. В ее глазах не было слез, но грусть уступила место такому ужасу, что он не был уверен, видит ли она его перед собой.
— Кейт! — Он попробовал выпрямиться, едва слыша свой голос за лаем собаки. — В чем дело? — У нее было такое лицо, словно она увидела приведение.
Кейт присела возле надрывающегося лаем пса и крепко обхватила его за шею. А потом, словно ее молитвы о спасении были услышаны, расслабилась. Когда их глаза встретились, перед ним снова была прежняя невозмутимая Кейт.
Сторвики убили ее отца. По-твоему, она должна прыгать от радости?
Но с тех пор прошло целых два года, а смерть была частым гостем на этих холмах. Ее пугало нечто большее.
Она поднялась на ноги, все еще держась за собачью спину, и взялась за поводок.
— Мне надо идти.
И повернулась спиной, красноречиво запрещая за собой следовать.
Но он, прихрамывая от боли в паху, все же догнал ее.
Пусть брат его презирает. Пусть она его ненавидит. Но он не из тех мужчин, которые могут дать женщине повод для страха, даже такой, как она. Он взял ее за руку.
— Постойте.
Она остановилась и отдернула руку, обрывая контакт. Пес опять было зарычал, но она взглядом заставила его замолчать.
— Я же сказала…
— Послушайте меня, — начал он. — Пускай я вам не нравлюсь. Пускай вы не хотите отпускать Брансонов по делам короля. И я понял, что вам не нужны поцелуи, но я Брансон, и вы под защитой моей семьи, так что не надо при виде меня всякий раз хвататься за нож.
— Нет, это вы послушайте, — сказала она. — Я вас предупреждала, а вы ведете себя так, словно плохо расслышали.
— Все я расслышал. — К счастью, подумал он, она пустила в ход колено, а не нож, как обещала. — Но речь шла о поцелуях, а не о простых прикосновениях.
— Тогда давайте я выскажусь прямо, чтобы даже вы меня поняли. Ни одному мужчине нельзя меня трогать. Никогда.
Он снова вспомнил их первую встречу и свое недоумение, когда она отказалась пожать ему руку. Теперь он понял, что за ее отказом стоял страх.