Эш выдвинул из-за стола жесткий стул и поставил перед сидевшей в кресле женщиной. Та смотрела на него с таким печальным и потерянным видом, что несколько мгновений он не мог сказать ей ни слова.
Грейс заметила его неловкость и, наклонившись, обняла Эллен за плечи.
— Не бойтесь, — успокоила она ее. — Помните, Дэвид пришел, чтобы помочь, вам. Только постарайтесь поточнее отвечать на его вопросы. А пока, как насчет чаю? Не возражаете?
Женщина слабо кивнула и запахнула поплотнее кофту, будто замерзла, несмотря на жаркий день. Когда Грейс удалилась на кухню, до Эша вдруг дошло, что в комнате действительно холодно. До того он не замечал, что на Эллен Преддл теплая вязаная кофта поверх блузки, хотя день стоял исключительно теплый. Он почувствовал, что и его тело борется с изменением температуры, которое только что зафиксировал мозг.
— Вы не возражаете, если я воспользуюсь магнитофоном? — спросил Эш и вынул из кармана крохотный прибор.
Эллен не ответила и даже не взглянула на него.
Эш включил магнитофон и поставил на пол между собой и женщиной.
— Мне хотелось бы услышать, что именно вы видели, с тех пор как ваш сын покинул вас, миссис Преддл, — тихо проговорил исследователь, боясь напугать ее. — Миссис Преддл? — повторил он, когда она не ответила.
— Я рассказывала преподобному Локвуду, — после минутного молчания ответила Эллен.
— Да, я знаю. Но теперь хочу, чтобы вы рассказали мне. Видите ли, мне нужно услышать ваши собственные слова. Саймона похоронили три недели назад, не так ли?
Снова небольшая пауза. Потом женщина проговорила:
— Так давно? Три недели? Да, должно быть, так — тогда похоронили моего бедного мальчика.
— И вы видели его после этого? — вкрадчиво спросил Эш.
— Саймон ждал меня, когда я вернулась с похорон. Он сидел в этом самом кресле. — Она коснулась кресла, указывая место.
— Вы действительно видели его? — Повторение вопроса было необходимо, так как в подобных случаях люди часто просто связывают свои переживания с присутствием безвременно ушедшего из жизни любимого человека.
Она кивнула, опять, как и прежде, медленно, осторожно.
— Это было ясное видение? Вы видели его всего?
На этот раз ее ответ прозвучал со страстью:
— Саймон был здесь. Он сидел в этом кресле.
— Он говорил с вами?
И снова ответа пришлось подождать.
— Ему не было нужды говорить со мной. Он просто был счастлив здесь.
Из кухни донесся звук льющейся из крана воды, потом звон чашек и блюдец. Эш ногой пододвинул миниатюрный магнитофон к Эллен Преддл.
— Сколько раз Саймон навещал вас?
Впервые еле заметная тень улыбки коснулась ее губ:
— О, Саймон проводил здесь большую часть времени. Это было, как… раньше… когда он...
— Когда он был жив? — закончил за нее Эш.
Она отшатнулась, словно в шоке, и Эш заподозрил, что у женщины серьезные проблемы с психикой, вызванные не только потерей сына. Ее скорбь была вполне естественна, в ее нежелании примириться с утратой не было ничего необычного; однако прошло уже слишком долгое время, чтобы по-прежнему убеждать себя, что сын жив, и это представлялось неестественным. Грейс уже рассказала ему то, что узнал ее отец: что после похорон сына Эллен Преддл продолжает вести себя так, будто он по-прежнему с ней, не отходит от нее, разговаривает и помогает ей по дому. На ночь она укладывает его в постель, рассказывает сказки и даже готовит пищу (без сомнения, внушая себе, что он все съедает, хотя сама сгребает пищу с тарелок в бачок). И все же подсознание подсказывает ей, что это невозможно, что на самом деле Саймон утонул в ванне и похоронен на кладбище, и именно потому она не выходит из дома в эти последние три недели, так как за стенами ее ждет реальность, где нет и не может быть Саймона, где люди сочувствуют ей, даже плачут или пытаются убедить ее, что он умер. И самое главное — они не видят его, а это значит, что его нет. Эллен замкнулась в себе, чтобы сын оставался живым.
Эш вздохнул про себя, подавленный внутренним конфликтом этой женщины. То, как всего несколько мгновений назад она восприняла его термин «видение», означало, что она все больше осознает собственный самообман. Впрочем, могут потребоваться годы, пока она признает, что призрак Саймона — это не более чем ее разыгравшееся воображение. Что касается видения преподобного Локвуда, который якобы сам видел мальчика в этом доме, — что ж, это может быть случаем коллективной истерии; сильные впечатления женщины передались священнику, который, по мнению Эша, страдал неустойчивостью психики. Тогда остальные видения в Слите могли быть тоже частью того же синдрома, ведь коллективная истерия не так уж необычна, как принято считать, и может легко передаваться от одного человека к другому. Многие наблюдали НЛО, целые группы людей — особенно молодые девушки — без видимых причин падали в обморок, на стадионах и в городах вдруг возникали вспышки агрессивности — все это разные проявления одного и того же феномена.
Голос женщины прервал его мысли.
— Вы можете помочь моему мальчику? — Она напряженно смотрела на него.
— Почему ему нужна помощь, Эллен? Если вы просите меня упокоить его душу, боюсь, я не смогу этого. — Он приспосабливался к ее образу мыслей, но желал ей добра: если она действительно верила, что сын вышел из могилы, то способна и поверить, что он снова может обрести покой. — Впрочем, это может преподобный Локвуд, Священники часто выполняют подобные обряды.
Женщина в нетерпении покачала головой:
— Вы не поняли. Я хочу, чтобы Саймона оставили в покое. Я хочу, чтобы он оставил нас в покое!
Эш был поражен силой этой вспышки. Он наклонился на стуле и как можно спокойнее спросил:
— О ком вы говорите?
Внезапный грохот, а потом крик из кухни заставили его быстро обернуться. В дверях появилась Грейс, одной рукой она схватилась за косяк, чтобы не упасть, другую прижимала ко лбу. Эш увидел, как сквозь ее пальцы сочится кровь и стекает на запястье.
Он встал, чтобы подойти к ней, но Эллен Преддл вскочила из кресла и с неожиданным проворством схватила исследователя за рукав.
— Это все он! — прошипела она, и ее лицо исказилось гримасой, в которой была смесь страха и злобы. — Отец Саймона! Как вы не понимаете?! Он вернулся, чтобы мучить нас обоих!
13
Закинув одну руку на спинку и поставив согнутые ноги на сиденье, Дэнни Марш развалился на исцарапанной деревянной скамейке перед лужайкой с прудом. В нескольких ярдах от него были колодки и позорный столб, которые хотя и не использовались по назначению, но вызывали восхищение у некоторых членов общества, считавших, что, с тех пор как отменили телесные наказания и казнь через повешение, закон и порядок невозвратимо утрачены. Парень плакал, не обращая внимания на изредка проезжавшие машины и автобусы. Солнце клонилось к вечеру, и народа вокруг не было: слишком жарко для прогулок; лишь случайный фургон у магазинов хоть как-то скрасил полное уныние. Вскоре из ближайшего городка должен был приехать школьный автобус с детьми, но по этому поводу никто не вывешивал флагов.
Дэнни протянул руку к своей джинсовой куртке, висевшей на подлокотнике скамейки, запустил пальцы в карман и вытащил пластинку жвачки. Последнюю. Он развернул ее, засунул в рот, швырнул измятую обертку на траву и начал жевать. Сладкий вкус сразу нейтрализовал несвежий привкус выпитого ранее сидра. Почему такая приятная штука становится потом такой отвратительной для рта и живота? И почему то, что сначала вроде бы хорошо, после кажется безобразным? Такие важные вопросы следовало обдумать. Дэнни потратил на это время, но так и не нашел никакого ответа, и его мысли, как всегда, вернулись к Рут.
Дерьмово получилось. Он вовсе не собирался ее пугать. И ей не было нужды убегать от него. Он только хотел показать, как она ему нравится — как он любит ее, — вот и все. И действительно, он по-настоящему любит ее. Боже, он полдня — половину этого чертова дня! — проторчал за стойкой в «Черном кабане», только чтобы побыть с ней рядом. И она не оценила этого! Он работает всю неделю, а также по утрам в субботу и воскресенье и проторчал половину выходного в темном старом пабе, вздыхая по ней. Хотел только поговорить. И потому поджидал на дороге, зная, что рано или поздно она пойдет там. Черт возьми, еще неделю назад он ей нравился! Она стала странной, эта Рут, черт ее разберет. Да и не она одна в этих местах. Рехнулись они все, вот что. Ведь он не хотел ничего плохого. Просто поцеловаться, поболтать, вот и все. И неправильно ее понял. Когда она не стала вырываться, он решил, что она сама хочет, чтобы он обнял ее. Почему она просто не сказала, что не хочет, а убежала в лес? Он мог бы догнать ее, но не тогда, когда она в таком настроении. И ничего страшного! Хватит так хватит. Пусть теперь кто-нибудь другой за ней бегает. С него достаточно этих выходок. Не на ней одной свет клином сошелся. Впрочем, может быть, у нее это пройдет. Конечно, он ей нравится. Может быть, ему лучше не показываться недельку. Или пару дней. Или лучше позвонить завтра И объяснить все. Купить цветы. Черт, упадет на колени и извинится — вот что он сделает. Ну же, Рут, давай попробуем!
Занятый такими невеселыми размышлениями, Дэнни не заметил, как мимо лужайки проехал ржавый серый пикап. Впрочем, услышав внезапный скрип тормозов, парень повернул голову. К его удивлению, пикап на опасной скорости развернулся на дороге и прямо по траве подъехал к скамейке.
Дэнни вскочил, когда дверь машины распахнулась и из кабины выскочил Ролф Колдуэлл, отец Рут. Он что-то держал за спиной, и Дэнни сначала не понял, что это, но, когда Ролф приблизился, парень понял — какой-то столярный инструмент. Отец Рут с закатанными выше локтей рукавами, в расстегнутой почти до пояса рубашке шел к Дэнни, уставившись на него и похлопывая себя по ладони увесистой с виду киянкой.
— Мистер Колдуэлл… — неуверенно начал Дэнни. Он приподнялся, не смея смотреть в лицо столяру.