— Я не уверен…
Улыбка покинула глаза маленького человечка.
— Боюсь, что вам уже слишком поздно в ком-либо сомневаться, друг мой. Вроде бы никакой связи, а? Что бы вы ни решили делать, что бы ни решили предпринять, это уже слишком поздно. Конечно, вы можете покинуть Слит прямо сейчас, сию секунду, но я не верю, что вы захотите этого, — я прав? Вижу, что да. Ну, у вас свои причины, но могу сказать вам: ни вы, ни я не можем контролировать происходящее здесь, в этом месте. Самое большое, на что мы можем надеяться, — это на то, что, когда безумие закончится, мы оба сохраним здравый рассудок. О, и жизнь — не будем забывать и этот пустячок. Кажется, двое несчастных уже погибли здесь, Лесник и молодой человек, которого жестоко избили.
— Парня не убили.
— Ну, думаю, вы еще убедитесь, что я прав. Молодой человек в данный момент мертв, и на очереди другие. Увидимся внизу за завтраком через пять минут.
И весело махнув шляпой, Фелан проскользнул в дверь и скрылся.
— Кейт? Слава богу, что застал тебя.
— Еще пара минут, и я бы ушла в Институт. Ты бы смог застать меня там.
— Да, знаю, но мне нужна кое-какая информация и быстро.
— Ну-ну. В Слите назревает беда?
Возникла короткая пауза.
— Похоже, да. В данный момент нельзя быть ни в чем уверенным.
— Продолжай, Дэвид, что там происходит?
— Не сейчас. Впрочем, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала.
— Я готова помочь. То есть чем могу.
— Ты слышала что-нибудь о человеке по имени Симус Фелан? По-моему, это медиум, ясновидец или что-то в этом роде.
Кейт задумчиво повторила имя.
— Звучит знакомо, но прямо сейчас ничего не приходит на ум.
— Да, и мне тоже показалось знакомо. Слушай, ты не можешь покопаться, когда придешь на работу, — может быть, у тебя есть что-нибудь в картотеке.
— Сегодня я довольно занята, Дэвид.
— Думаю, это может оказаться важным.
— Хорошо, постараюсь. Не хочешь намекнуть, с чем все это связано?
— Я бы и сам хотел понять. Потерпи пока.
— Дэвид?
— Что?
— Судя по голосу, ты не слишком хорошо себя чувствуешь. Ты уверен, что справишься с этим делом? Происходящее в Слите — ты достаточно здоров, чтобы разобраться в этом?
— Прошлый раз я перенес это, Кейт.
— Но получил серьезную душевную травму. Подобные вещи не проходят. Может быть, приехать мне самой — для моральной поддержки и вообще?
— Нет.
Отказ был резким и недвусмысленным, и Кейт вздрогнула у телефона.
— Хорошо, — сказала она. — Но если я понадоблюсь…
— Я позвоню. — В его голос вернулись теплые нотки.
— Когда тебе нужна информация?
— Сегодня.
— Это так важно?
— Честно сказать, я сам не понимаю. Но может быть.
— Я постараюсь.
— О большем я и не прошу.
— Брось свой сарказм, он слишком тебе идет.
— Спасибо, Кейт. — Он имел в виду помощь, а не сомнительный комплимент.
Ее голос тоже смягчился:
— Ты сообщишь мне, если будут проблемы, ладно, Дэвид?
— Всенепременно.
— Я сказала тебе, брось. Я тебе позвоню.
— Спасибо.
Эш повесил трубку. Рука все еще лежала на телефоне, и он несколько секунд бессмысленно смотрел на него. Потом снова снял трубку и набрал другой номер. На другом конце ответила Грейс Локвуд.
25
Грейс вошла в пустой класс и подошла к столу, за которым раньше сидел учитель. Она положила на стол ключи и задумчиво провела рукой по поверхности, ощупывая царапины и зазубрины. В дерево впитались десятилетия учебы; стены вокруг когда-то отражали оживленный шум детей, их песни, даже их молчание. На доске еще оставалась полустертая надпись мелом, и Грейс улыбнулась, прочтя строчки стихотворения, которое сама она с одноклассниками разучивала на этом самом месте столько лет назад. Ее обрадовало, что прежние традиции сохранялись здесь — по крайней мере, пока школу не закрыли; это порождало какое-то чувство уверенности в этом быстро изменяющемся мире, где игру в «классики» заменило увлечение «Нинтендо», а вместо дешевых мультиков появились фильмы со спецэффектами. Грейс прочла про себя строчки:
Три крысенка в черных шляпках,
Три утенка в белых тапках,
Три щенка в цветных жилетках,
Три котенка в…
Странно! Столько лет прошло, а она точно помнит эти незатейливые строки. Они обычно пели их хором, и — их хорошо знал Тимми Норрис. Он знал все стишки и все церковные гимны, знал их все наизусть.
Ее лицо погрустнело. Тимми так и не научился ничему другому, ничему более взрослому. Он не научился ничему новому, с тех пор как ему стукнуло шесть лет. Грейс выдвинула из-за стола стул и села лицом к партам, словно была учительницей.
— В вуалетках, — вслух произнесла она — Три котенка в вуалетках.
Ее тихие слова будто повисли в воздухе.
В классе было жарко, солнце лилось через высокие незанавешенные окна. В детстве весной и летом окна всегда широко распахивали, вспомнилось Грейс, иначе в солнечные дни здесь было невыносимо.
Она посмотрела на часы. Скоро придет Дэвид. Его голос по телефону казался встревоженным. Однако дело было не только в голосе — Эш хорошо скрывал свои чувства, но ей передалась его тревога. Странно, как легко она определила его настроение. Она едва знает Эша и все же… И все же знает его мысли. Конечно, она не могла точно сказать, о чем он думает, что собирается сказать, но она откликалась на его мысли и интуитивно чувствовала себя рядом. И чувствовала, что то же самое происходит с ним.
Грейс посмотрела на средний ряд — на вторую парту. Здесь она сидела, пока не уехала. Те дни тоже казались неизменно солнечными. Но это всего лишь иллюзия детских воспоминаний, когда лето представлялось долгим и жарким, а на Рождество обязательно лежал снег. На самом деле все было не так. Здесь, в Слите, было не так. Бывало и по-другому.
Грейс поежилась. И сама не поняла почему. Что-то обеспокоило ее — какая-то мысль, какое-то воспоминание, что-то на периферии сознания. Она закрыла глаза, чтобы поймать эту мысль, но ощутила только замешательство. Замешательство… и глубокий страх.
На ее закрытые глаза упала тень, и Грейс быстро открыла их. В классе никого не было. И на небе не было ни облачка Грейс беспокойно осмотрела комнату. Солнце за стеклом светило до рези в глазах, но в классе было почему-то сумрачно. Она отодвинула стул, собираясь встать.
И тут до нее донеслись голоса Она не услышала их, они звучали у нее в голове — слабые, отдаленные звуки, скорее принадлежавшие ее воображению, чем физически ощутимой реальности. Грейс опустилась обратно и снова закрыла глаза.
И опять какая-то тень упала на ее веки, что-то загородило от нее солнечный свет; но как только она открыла глаза, все исчезло.
Голоса приблизились — они были у нее в голове, но стали ближе. И Грейс поняла, что это детские голоса.
Она покачнулась на стуле и уронила голову на грудь, но тут же подняла снова Дети пели, и, слушая слова этой песни — звучавшие только в ее воображении, — она узнала их. Это были строчки из гимна, который они часто пели в школе. В этом самом классе. Когда она сама была девочкой.
— Танцуйте все, — сказал он.—
Я танцев всех владыка.
Дети пели, и она повторяла их слова.
Я поведу вас в танце
От мала до велика!..
Громче. Теперь она в самом деле слышала их. Голоса звучали уже не у нее в голове, они исходили от парт, от стен, из самого воздуха. Она повторяла вместе с ними, и ее голос так же повышался.
Меня секли, раздели,
Крест мой был высок…
Чистые детские голоса звучали наяву, они были в этом классе, и ее ресницы заблестели под лучами высоко поднявшегося солнца, из-под закрытых век выступили слезы. Грейс вспомнила слова, словно пела этот гимн только вчера:
…Чтобы там я умер,
Гол и одинок.
Звучание гимна приобрело более мрачную тональность. Голоса продолжали петь, но уже не были такими чистыми и такими молодыми. В них слышалась угрюмая пустота.
Но в пятницу внезапно
Покрылось небо мглой.
Голоса стали глубже, совсем не детские.
Трудно танцевать
С чертом за спиной!..
Пели уже взрослые.
…Но знайте: я — танец
И снова кружусь!
— Грейс?
Она подскочила на стуле, машинально схватившись за грудь.
В дверях стоял Дэвид Эш, его лицо казалось бледным в солнечных лучах.
Ей не хотелось оставаться в школе, и они вышли и сели в его машину. Окна в машине были широко открыты, чтобы принести хоть какую-то прохладу в эту удушливую жару, которая постепенно становилась гнетущей. Над травой образовалась дымка, и казалось, что поверхность дороги дрожит. Вдали виднелась башня церкви, выглядывающая из-за верхушек деревьев; небо позади нее казалось почти что выбеленным.
— Что там произошло? — спросил Эш, повернувшись к Грейс и положив руку на руль.
— Я задумалась о гимне, который в детстве мы обычно пели в школе.
— Я слышал, как вы произносили слова.
Она порылась в маленькой коричневой кожаной сумочке, лежавшей на коленях.
— И вы тоже слышали голоса?
— Да, слышал. И это был тот же самый гимн, что я слышал перед тем, как встретился с вами у церкви два дня назад. О котором говорил вам.
— Сначала пели детские голоса, а потом словно переменились. Они стали… — Грейс в отчаянии посмотрела на него. — Они стали неестественными, совсем не похожими на детские. И напугали меня.
Его ладонь опустилась на ее руку, и Грейс с благодарностью приняла этот жест.
— Некоторые парапсихологи считают, что в определенных местах звуки могут впитываться в стены, а возможно, даже в саму атмосферу и хранятся там до тех пор, пока не высвобождаются под влиянием соответствующих условий.