— Что скажешь? — вывела ее из задумчивости Светлана.
— Кажется, он не бедствует, этот твой Пьетро Маттинелли.
— Наверное, не побирается. — Светлана вынула брошь из коробочки, протянула ее Гале. — Как ты думаешь, это настоящее?
У нее были подозрения, что и металл и камень — подделка, а Галя разбиралась в драгоценностях.
Галя посмотрела камень на свет, повертела в пальцах против света и сказала:
— Аквамарин. Настоящий.
— А булавка?
— Золотая.
— Наверняка не побирается, — весело заключила Светлана. — А ты чего сникла?
— Да как-то, знаешь, необычно…
— Что необычно?
— Ну, всего один раз виделись, и вот… все это… — Галя кивнула на софу.
— Значит, как в кино. Ладно, давай распределим.
— Но это же тебе прислано, — возразила Галя не очень твердым тоном.
— Заткнись, а то все выброшу, — серьезно сказала Светлана.
Галя не сомневалась, что Светка может так и сделать, если ее не послушать.
Парфюмерные изделия были разделены без труда. Светлана взяла себе малиновый шарф, следовательно, Гале достался синий. Туфли больше впору были Гале, зато Светлана оставила себе кофту. Кашемировый платок разрезали надвое по диагонали — получились две косынки. Судьбу броши Светлана предложила решить жребием, но тут уж Галя воспротивилась не на шутку.
— Ты с ума сошла! — воскликнула она. — Не командуй, пожалуйста. Я ведь тоже могу…
— Ничего ты не можешь.
Как всегда, Светлана не заботилась о самолюбии подруги, но сейчас сопротивление Гали было ей приятно: Светлане очень хотелось быть обладательницей такой прекрасной броши. Насчет жребия, говоря честно, она сказала лишь для того, чтобы выдержать характер. Она была уверена, что Галя не согласится. Да и несправедливо это чересчур: у Гали много было разных драгоценностей, подаренных родителями и бабушками, хотя она никогда их не носила с того дня, как познакомилась со Светланой, — потому не носила, что у Светланы драгоценных украшений не имелось, не носила из солидарности.
Великий дележ закончился как раз к приходу Веры Сергеевны. Сколь ни храбрилась Светлана, сколь ни выказывала свое коронное умение ничему не удивляться и ни о чем не жалеть, но Вера Сергеевна все же заметила необычно возбужденное состояние дочери.
— Вы ссоритесь? — спросила она.
Свою часть посылки Галя перед тем положила в сумку, а Светлана свою спрятала в шифоньер, так что Вера Сергеевна вещей и косметики не увидела.
— Спорим, — сказала Светлана и повернулась к Гале: — Идем, провожу немного.
…Таким образом разрешился у Светланы кризис ожидания. Ей предстояла повторная сдача экзаменов на филологический факультет — еще одна попытка. Она их сдавать не стала, и не только потому, что не подготовилась как следует. Было еще одно серьезное привходящее обстоятельство.
Но, прежде чем заняться им, надо отметить, что Светлана на следующий день после получения посылки отправила с привезшим ее итальянцем письмо к Пьетро Маттинелли с благодарностью и просьбой не повторять ничего подобного впредь, а лучше всего приехать снова в Советский Союз. В конверт она вложила фотокарточку.
А примерно через неделю после этого у Светланы состоялось новое знакомство, которое она не сочла странным и необычным по той простой причине, что все было логично и объяснимо.
Один из покупателей, изучавших каталоги пластинок, интеллигентного вида, пожилой, явно за пятьдесят, но моложаво выглядевший мужчина, плотный, среднего роста, одетый в светлый костюм и синюю рубаху без галстука (все это Светлана рассмотрела уже несколько позже), вдруг обратился к ней таким тоном, словно продолжал с нею задушевную дружескую беседу, прерванную нечаянно. Он выбрал момент, когда никого другого у прилавка не было.
— Значит, получили весточку от Пьетро, Светлана Алексеевна?
Она удивилась, но, выдерживая свою манеру внешне ничему не удивляться, ответила так, будто и она всего лишь продолжала беседу:
— Да. Но откуда вам это известно?
Он усмехнулся отечески.
— Видите ли, я знаком с тем человеком… ну, что привез вам посылку из Италии. Я ведь и Пьетро знаю. Он мне рассказывал о вас.
— Вы даже и по отчеству меня знаете, — сказала Светлана.
Он кивнул на дощечку, висевшую на стене позади нее: «Сегодня вас обслуживает продавец…» Она обернулась, поглядела и расхохоталась.
— Ой, правда, тут же написано! Кто я после этого, скажите?
— Вы совершенно очаровательная девушка, и Пьетро Маттинелли можно понять.
Нет, ей определенно начинал нравиться этот пожилой спокойный человек.
— А как зовут вас?
— Виктор Андреевич.
— Вы что, работаете на химзаводе?
— Да, в одной из лабораторий. Мне не так часто приходилось общаться с Пьетро по работе, но мы довольно близко познакомились.
— Он вам нравится?
— По-моему, очень хороший человек.
— Мне кажется, он прямой и открытый. А вы давно здесь живете?
— Приехал сразу после войны.
Она посмотрела на его руки — есть ли обручальное кольцо. — И от него не ускользнул этот взгляд.
— Я одинокий. Жена и дочь погибли в оккупации.
Светлану поразила его догадливость и проницательность. И главное — простота. Это был первый из взрослых людей, кто демонстрировал перед нею свое превосходство столь неназидательно и ненавязчиво. Она мгновенно прониклась к своему новому знакомому уважением.
О том, как развивалось это знакомство, мы расскажем дальше, а теперь надо вспомнить о Леше, потому что у него произошли две пропажи, не такие уж значительные сами по себе, но имеющие прямую связь и с предыдущим и с последующим.
Однажды в воскресенье он затеял генеральную уборку в своей темной комнате, которая с момента покупки фотоаппарата служила ему исключительно как лаборатория. Надо было выбросить ненужный хлам, чтобы стало попросторнее. Закончив черную работу, Леша привинтил к стене широкую полку для химикалий и шкафчик для экспонированных пленок и фотобумаги. Потом стал разбирать пленки, заворачивая каждую в отдельный лист. Их накопилось уже порядочно, штук пятнадцать. Каждую он помнил очень хорошо — где, когда снимал, при каком освещении, с какой диафрагмой и выдержкой. Любимой оставалась та первая, которую он начал кадрами, снятыми в кафе. А ее-то как раз и не оказалось. Он обшарил все ящики стола, все углы — и не отыскал. Потом начал разворачивать уже завернутые пленки и снова просматривать их на свет — все напрасно. Первой пленки не было.
Леша пошел на кухню, где мать с отцом пили чай.
— Ма, ты у меня в чулане не копалась?
— Ты же не велишь туда даже входить.
— Чего взъерошился? — спросил отец.
— Пленка одна пропала.
— Другую купи.
— Да отснятая она, — с досадой объяснил Леша.
— Мне бы твои заботы.
Леша вернулся в лабораторию и еще раз обыскал ее от пола до потолка. И опять напрасно. Пропала пленка. А между тем он отчетливо помнил, что еще недели две назад она как-то попалась ему под руку, и он с удовольствием разглядывал ее, поражаясь, до чего удалась тогда эта самая первая съемка. Было жалко потерять такую память — истинные фотолюбители легко поймут огорчение Леши.
В тот же день, чуть позже, Леша пошел в свой самодельный гараж, где стоял его мотоцикл. К нему заглянул сосед, владелец старого «Москвича».
— Здорово, Леш! Дай на минутку разводной, я свои ключи дома оставил, краны подкручивал, понимаешь.
— Да хоть на неделю, — мрачно сказал Леша, наклонясь к чемодану с инструментом.
Но сколько он ни гремел этими железяками, разводного гаечного ключа найти не мог.
— Снится, что ли? — пробормотал он растерянно.
— Ты чего, Леш? Заговариваешься? — засмеялся сосед.
— Тут заикаться начнешь, не то что заговариваться.
Сосед ничего не понимал.
— Нету ключа, — сказал Леша, разгибаясь. — Нету. Пропал.
— Может, где валяется? — предположил сосед.
— Давай посмотрим.
Они внимательно осмотрели все закоулки гаража, но ключа так и не нашли.
— А может, ты его домой занес? — высказал еще одно предположение сосед.
Леша покрутил головой.
— Не заносил. У нас краны не текут.
Сосед исчез, наверное, побежал домой за гаечными ключами, а Леша еще долго стоял в задумчивости над чемоданом для инструмента и старался сообразить, когда мог исчезнуть ключ. Последний раз он пользовался им дней десять назад… Пропавшую пленку он держал в руках две недели назад…
Леша не делал сопоставлений, но мысленно отметил, что обе пропажи случились приблизительно в одно и то же время…
Сказав о потерях Леши, вернемся к Светлане.
Кому-то это покажется противоестественным, но вот факт: уже на второй день после знакомства с Виктором Андреевичем Светлана приняла его приглашение посидеть вечером в ресторане. Впрочем, найдется немало людей, которые не усмотрят в этом факте ничего особенного, ничего предосудительного. К тому же Светлана поставила условие, что с ней будет Галя.
Виктор Андреевич не жаловался на тоску одинокой жизни, но и не пытался изобразить из себя молодого сердцем бодрячка. Он просто сказал, что если у Светланы на завтрашний вечер не предвидится ничего лучшего, то не согласится ли она поужинать вместе с ним. Светлана не раздумывала.
Галя по обычаю исполнила волю подруги.
Виктор Андреевич предложил отправиться в ресторан-поплавок на реку. Там у пристани стоял на мертвых швартовах старый пассажирский теплоход, переоборудованный для новой службы.
Они заняли столик в углу, где вместо стульев были удобные узкие диванчики.
— Не стесняйтесь, девушки, — сказал, — усаживаясь, Виктор Андреевич. — Сегодня я при деньгах.
— Только сегодня? — спросила Светлана, как бы задавая тон беседе.
— Нет, я вообще солидный, обеспеченный мужчина, — с готовностью поддержал этот шутливый тон Виктор Андреевич. — У меня и автомобиль есть.
— Почему же мы сюда ехали на такси? — спросила Галя.
— Но мы же собираемся чего-нибудь выпить, не так ли? А под хмельком за рулем нельзя.