– Вы б халат постирали.
– Постираем, – отозвался Палеш от компьютера.
Матвей прошел по коридору еще раз, спустился, вышел во двор. Во дворе ему пришлось обойти разгружающийся фургон. Завод измерительной техники сдавал излишки площади не только колбасному цеху. Матвей толкнул тяжелую железную дверь, за ней еще дверь.
За дверью открывалось помещение, перегороженное полустеной с окном в ней. Стена кончалась посередине помещения, так что в ту часть можно было зайти, обогнув ее. За окном работали двое в белых халатах. Старшего звали Алиёр… Алиёр Шухратович. Сокращенно: Али. Молодого как зовут, Матвей не знал. Направо у стены были холодильники, то есть холодильные камеры, с небольшую комнату величиной. В правом углу в торце еще холодильник; в том температура была минус сорок. Пластмассовая ручка его двери зажата торчащей отверткой. (Сергеев поведал: работал в цехе один, убирал, – зашел в него, дверь закрылась. Вроде ручка сделана так, чтоб не копошиться, ничего мелкого, одна пластмассовая клавиша, – а попробуй, в темноте. «И что?» Открыл. Через пять минут.)
Слева от холодильника стояла большая, до потолка, мясорубка и маленькая центрифуга. Шприц-машина, набивающая колбасы, отсюда была не видна, за полустеной.
Да, еще ошпариватель для колбас, чан с механикой. Торчал посередине этой части помещения, на него все натыкались.
К полустене отсюда примыкала длинная полка. Матвей остановился у нее. Это было рабочее место. Через окно было видно, как работают узбеки.
Громко звучало радио. Мужской речитатив на незнакомом языке.
– Здоров. – С улицы вошел Сергей Сергеев, разбитной молодой человек, лет на десять моложе Матвея. Не такой уж молодой, посчитать.
Не говоря худого слова, он подошел к радио и переключил. Полился русский шансон. Алиёр в окне поднял голову и посмотрел.
Матвей тоже промолчал. Он бы предпочел проповеди. Тем более, что их не понимал. Но в расстановки здесь он не вмешивался.
– Сегодня до конца, – сказал Сергеев. – Ты-то можешь уйти, конечно.
– Я-то могу, – сказал Матвей.
Сергеев поднял картонный короб с пола и поставил на полку. Это был рабочий стол. Матвей поднял другой короб и поставил на полку.
Сергеев шлепнул на стол пачку наклеек с распечатанной датой.
Они стали наклеивать на пачки замороженных колбас дату и складывать, каждый в свою коробку. В коробке помещалось двадцать пачек. На каждой коробке был отпечатан трафаретный профиль Палеша. Колбасные упаковки имели этикетку, на зеленом поле вязью: «Роберт Палеш. Русские колбаски». Сверху пробел для даты.
Сергеев подхватил заполненную коробку и понес в холодильник. Матвей, со своим, – за ним, лавируя между коробками, стоящими на полу, уворачиваясь от чана для ошпаривания.
Сергеев нырнул в холодильник. Матвей с коробкой – на входе, держа дверь.
– Ставь пока, – Сергеев оглянулся. – Надо здесь все передвинуть.
Он стал составлять коробки, вразброд разместившиеся в холодильнике, в ровные столбы, лицевой стороной – лицом Палеша – ко входу. Матвей держал дверь. Вентилятор внутри холодильника нагонял декабрьский ветер. Не жарко.
– Завтра уборка, – Сергеев, поворачиваясь к Матвею. – Придешь?
– Если позовут.
Вернулись обратно. Молча они оклеили еще по коробке. Отнесли в холодильник. Вернулись. Оклеили. Отнесли.
На пятой коробке или около того возникла симпатия. К Сергееву, может быть, симпатии и не заслуживающему. Работал он быстро и ловко. Матвей не так ловко, но не отставал. Не тормозил, не курил. Не отдыхал. Ни тот, ни другой. Сергеев, видимо, чувствовал то же; на каком-то маневренном проходе от холодильника к столу он кивнул Матвею на окно с узбеками:
– Мухоловы. Не понимаю, зачем Палешу…
Матвей понял так, что Сергеев считает, что узбеки работают медленно. Но он не вглядывался. На это у него времени не хватало. Он даже не видел толком, чем они за окном занимаются. Вроде бы чем-то подобным. Но поквалифицированней. Упаковывают колбасы в полиэтилен. Напаковали много. Затор в производстве.
Из радио изливались вроде гимны. Матвей, вслух:
– Заметил, что в последние годы шансон изменился. Теперь напирают на патриотизм. А раньше было… – На этом он потерял наклейку. То есть заметил, что уже несколько наклеек пошли косо под обрез.
То есть на них было написано: …бря …года, а функциональная часть осталась на неклеющейся полосе.
Но Сергеев не потерял – он докончил:
– …о красивой жизни!
– Смотри, что мы клеим. – Матвей остановился.
– Надо Палеша спросить. Возьми другую пока. – Они поискали ровную распечатку (наклейки с датой распечатывались у Палеша на принтере).
Через три часа вошли Палеш с Желябовым. Они втащили чан с нарезанным мясом, и Желябов ушел за специями. Вообще Желябов был высококвалифицированный специалист по холодильным установкам, Матвей его не знал до этого трипа. Палеш его откуда-то переманил.
То есть эти опасные морозилки были ему родные.
Палеш стал закладывать мясо в мясорубку. Он был без халата.
Алиёр вынес колбаски в полиэтилене и стал заполнять чан для ошпаривания. Нажал кнопку. Решетка с выложенными колбасами опустилась в кипяток – пять секунд – поднялась.
Матвей с Сергеевым носились к холодильнику и обратно. – Боб, – позвал Сергеев. – Этот холодильник всё.
Палеш запустил мясорубку. Мясо полезло из широкого раструба. Подошел.
– Давай теперь тот холодильник.
– Там тоже не наклеено?
– А говоришь – кризис в делах, – сказал Матвей Палешу.
Палеш посмотрел на него и улыбнулся. Ему вроде бы нравилось, что Матвей работает наравне с Сергеевым, не отдыхает и не уходит.
– Дела – это когда ты это продашь.
Матвею в общем тоже нравилось, что Палеш работает. Не сидит за монитором, сам крутит колбасы, не берет для этого наемного… э… узбека. Пришел Желябов со специями. Сергеев ушел в туалет. Колбасы тоже были хороши. Матвей видел, что в фарше только мясо. И приправы. Матвей посмотрел, как Желябов с Палешем закладывают фарш и засыпают специи в центрифугу. Пришел Сергеев, нырнул во второй холодильник, замахал оттуда рукой. Матвей пошел к нему.
Они вытащили по коробке и отнесли их к столу. Тут узбеки вышли из своего отсека. Младший согнулся над коробками, стоящими вне холодильника.
Старший стоял, наблюдая. Затем обратился к Матвею.
Матвей в этот момент, вывернув колбасы из ящика на стол, раскладывал в три ряда, чтобы сразу наклеить даты на все и уже готовые сложить обратно.
– Дай ему место.
– А?.. – Матвей обернулся. Посмотрев, он понял, что там делает младший над коробками. То же самое, что они здесь на столе.
Подумав, он сдвинул короб почти вплотную к Сергееву, уничтожая колбасный порядок, и повернулся. – Э… Как его зовут?
– Алишер.
– Алишер это ты?
– Алиёр.
– Извини.
– Ничего. – Говорил почти без акцента. – Али – Шер, – сказал он с ударением. – Шер это лев. Шер-хан. Маугли.
Али…ёр его старше лет на десять. Это если он не обманывается относительно собственного возраста; всегда же кажешься себе внутри моложе. Тогда они могут быть ровесниками. Шерхан все-таки тигр. Неважно.
– А «ёр»?
– Ёр – друг. Али – высокий. – Он повертел пальцами: – …Лучший. Еще – как это? – Он встал в позу, изобразив, вроде бы, Палеша.
– Начальник? Хозяин?
– Нет. Над… ним. Над… тобой.
– Надменный? Высокомерный?
– Можно. – Алиёр кивнул.
Сергеев с шумом схватил коробку и потащил к холодильнику. Матвей отстал от него на целую коробку. Он стал оклеивать свои сваленные в кучу колбасы. Алишер вынимал замороженные колбасы из коробок и клеил зеленые этикетки. Алиёр смотрел, похлопывая пальцами по ноге.
Сергеев вернулся с новой коробкой.
– Всё, бля!
Места на троих на полке не хватало. Матвей упаковал коробку, снял. Вернувшись из холодильника с новой, он посмотрел, что делает Сергеев.
Сергеев, не вынимая колбас из коробки, очень быстро клеил дату на выступающий край каждой упаковки.
Матвей поставил коробку, взял наклейки и стал, не вынимая колбас, клеить дату в пробел, для нее оставленный, – выглядывавший точно на выступавшем краю. Сергеев сбегал с готовой коробкой и вернулся с новой. Матвей управился со своей коробкой и подождал, пока Сергеев закончит.
Теперь они снова работали синхронно. Очень быстро коробки без дат закончились.
Старший узбек ушел за перегородку. Молодой вынимал замороженные упаковки без этикеток и клеил этикетку «Роберт Палеш. Русские колбаски». – Боб! – прокричал Сергеев. – В холодильниках всё!
– Хорошо, – донеслось из-за перегородок.
Сергеев вынул мобильник, посмотрел. – Пять часов. Мы пойдем тогда, – прокричал он.
– Давай.
Палеш вышел из-за перегородки, снимая резиновые перчатки. – Завтра уборка, – сказал он Сергееву.
Сергеев что-то буркнул.
Матвей и Сергеев вышли из конторы.
– Ёбаный хуй, – ругался Сергеев. Он непрерывно ругался с того момента, как покинул колбасный цех.
– Даже пожрать не пригласили, ты понял?
Матвей шагал молча. В колбасном цеху он был третий раз. Первые два был обеденный перерыв. Сегодня почему-то нет. Последние два часа это чувствовалось. Может, потому, что быстро закончили? Если бы обедали, закончили бы в шесть, как обычно.
– О! Знаешь, что по-узбекски «джяляб»?
– Нет.
– Блядь! Ты понял? Желяб – что за фамилия?
– Был такой народоволец известный. Участник покушения на царя.
– Я им устрою погром. – Мысль Сергеева перескочила на новую дорожку. – Я его подпалю! Поджарю его еврейские колбасы.
У него в кармане зазвонил мобильник.
– На проводе, – проорал Сергеев тем же тоном. Послушал секунду и переменился лицом. Протянул Матвею:
– Тебя.
– Меня?
Матвей взял телефон.
– Алё, а? Ты чего так быстро ушел? Мне Желябов сказал, что вы с этим укатили; давай, вернись по-быстрому, я тебе колбас домой нагружу. Этот тебя слышит?
Сергеев переминался с ноги на ногу.