Третий из четверых – Роман (sic!), только что Бабушкиным назначен бригадиром; иначе – старшим. Хотя старший – и намного, по виду – вдвое от среднего возраста остальных в группе, безусловно, четвертый. Попросту – старый. Он и теперь на пару шагов поодаль.
– Покурим, – дает свою первую команду Роман.
Женя поворачивается к четвертому.
– Вы не курите? – Женя может показаться дурачком. А на самом деле – славный малый. То, что он не прост, становится ясно при первом же взгляде на взаимодействие его с механизмами, даже незнакомыми.
– Нет, – говорит четвертый.
Спохватившись, что с ходу ставит себя вне общества, он шагает поближе. Поправляется: – Сигарет нет.
Женя, не колеблясь, встряхивает пачкой. А курит он «Парламент». Вот так.
– Николай, – говорит четвертый.
Мужчины жмут друг другу руки. Сусанка наблюдает. На ее плече болтается объемная сумка. У парней рюкзаки. Только у четвертого нет ничего.
Да все, конечно, видят это; как и общий потасканный вид старикана, не спасаемый новеньким комбинезоном; и невыразительную блямбу на его щеке. «Кого это к нам поставили» и «откуда такого вытащили» повисает в воздухе не далее чем на секунду – и рассеивается движением Жени, помахивающим перед собой ладонью, как бы чтобы развеять дым. Ехать двое суток туда, двое обратно; все недоразумения лучше замять волевым решением еще до начала. Одной Сусанке закон не писан – и она выдувает струю прямо в глаз этому человеку, как свой конкретный вопрос. Не позавидуешь, конечно, мужику.
– Пять минут есть? – спрашивает он тут. – Я сейчас. – Быстрым шагом начинает удаляться. На ходу бросает только прикуренный «Парламент» под поезд. И это Сусанна замечает.
– Что это, вообще, такое? – поворачивается она к Роману. – Может, он опоздает? Может, он передумал? Я с ним не буду работать. Я лучше сама весь поезд уберу.
Женька радуется не пойми чему. Роман бы забил – ему что за горе. К Сусанке, например, тоже есть вопросы, и интересуйся кто у него – он бы вообще другую себе выбрал компанию, кроме, может, Жени.
Но тут он вспоминает о назначении Бабушкина. И понимает – что нет, любое горе теперь будет его. Надо отдать должное Роману – он быстро мыслит. Роману двадцать семь; это – возраст.
Поэтому он говорит:
– Сусанна, сбегай-ка к Бабушкину.
– Чё? – мелкая тварь этого не ожидала.
– Скажи, что я тебя не устраиваю в качестве бригадира, – продолжает Рома. – А заодно слетай к Насте. Поведай ей, что ее любовник тебе не глянулся.
– Чё? – Сусанка забывает выдохнуть дым.
– Через плечо, – завершает Роман. – Будет твой напарник. Только что-нибудь вякни. Вернемся, сдадим состав – тогда хоть докладную на меня пиши. Увижу, что саботируешь – ссажу в пути.
Женька ржет, как конь, простая душа. Роман только что нажил себе врага на долгую и вечную память. Но тем самым оттянул Сусанкин злой нрав от старика. Ни в чем, если вообще, не виноватого.
Поезд приходит в движение.
Открываются плавным механическим образом двери. Появляются проводники.
Временно забыто. Главный – а это Роман – устремляется к пятому вагону. Члены бригады – за ним.
– Какое купе? – говорит проводница Света. – Вы о чем. Никто ничего не заказывал и не оплатил. У меня все проданы билеты!
И понеслось. Роман бежит к начальнику поезда. Когда он видит красный лик Семеныча, он понимает, что вляпался за всю грязь. Семеныч поразил его, тогда стажера, пропитым басом, которым он объяснял зеленым проводникам, что кипятильник к посадке должен быть прогрет. В следующих дословно выражениях: «Воду с хуя не нацедите…».
Соответствующими оборотами он сейчас излагает Роману, на каком месте он вертел Бабушкина. Мест нет. Койка в купе стоит семь тысяч. Запуск нового поезда создает большие проблемы в личной жизни. Ему не нужна уборка в пути следования. Это если вкратце.
Сусанна хихикает. Нашла родственную натуру, ее это веселит. Семеныч, кстати, ее знает. Похлопывает между делом по тощей косице, спускаясь до задницы. Вот пусть сама выпрашивает у него хоть табуретку в проходе.
Все улаживается. Чудесным манером всегда все улаживается. Сбегав вдоль поезда не более пяти раз, Рома находит и проводника, готового принять двух мужчин, и проводницу, согласную еще на двоих (пол не уточняет). И санкцию Семеныча на попадание внутрь состава.
В суете он даже упустил из виду, что четвертый их кореш подтянулся. Остановившись перед Семенычем, который после трудов по разъяснению просто стоит дышит, он зачем-то считает нужным обратить на себя внимание, говоря:
– Здравствуйте.
– Здравствуйте, здравствуйте, – меланхолично отвечает Семеныч, – как вы заебали со своим «здравствуйте».
И лезет в вагон.
Из вагона навстречу ему вываливается Сусанна.
– Я нажала кнопку смыва в биотуалете, – объявляет она. – А кнопка не работает.
– Под вагоном висит генератор, – начинает объяснять Женя. – Пока вагон не наберет скорость, электросистема запитывается от батарей или высоковольтной магистрали. В двухэтажках нет своего генератора, и вагон целиком зависит от электровоза, батареи здесь для низковольтных цепей используются и на стоянках.
Сусанка смотрит на Женю, как снайпер, прищурив глаз.
– Ты сейчас с кем разговаривал?
Женька поворачивается к корешу. Медитирующему над ответом на свое приветствие.
– А как вас по отчеству?
Роман смотрит на лицо четвертого. Для разнообразия ему его не жалко.
– Максимович, – говорит тот.
– О! – говорит Женя. – У них – Семеныч. А у нас – Максимыч!
Вперёд.
Он вышел из купе проводника и встал в проходе.
Лбом к стеклу не прислоняться.
Попытался облокотиться о никелированный поручень, тянущийся вдоль окон, – буквой «Г», зад уперся в стену между купейными дверями.
Нет, нельзя. Выпрямился, взявшись за него руками.
За спиной в купе проводница Света, оправившаяся от известия, что лишена места отдыха в пользу двух нахлебников, щебетала с его напарницей, звать Сусанной.
Закупоренная коробка в пятнадцать вагонов отматывала километры. Два часа от Московского вокзала. Шесть часов до четырех утра, когда начнется работа.
Туловище в униформе не должно маячить на вагоне, мешая первым пассажирам – вот они, выходят из своих камор, – вынести мусор.
Он прижался к поручню животом. И это ведь не на него натолкнутся – скажут на всю бригаду.
– Эй, ты что там делаешь? – Сусанна высунулась из купе. – Иди, Света зовет чай пить.
Он присел на край койки. Стол был завален снедью. Сусанна, мелкая, уписывала, как хомяк, щеки, как футбольные мячи, перекатывались.
– Меня с состава сорвали, – объясняла она Свете. – С собой только то, что было, – кивнула на мешок, заваливший койку. – Ни денег, ничего.
– Ешьте, ребята. – Света протиснулась к выходу. – Я пойду пассажирам чай разносить.
– Да положи ты мою сумку наверх. – Сусанна, продвигаясь к окну. – Я потом возьму там еще кое-что…
Он взял стакан с чаем и наболтал сахару четыре ложки. Сусанна прыснула.
– Кишки не слипнутся?
– Сусанна, – сказал он. – Ты же не первый раз едешь.
– В двухэтажном – первый раз. А так – пятый. Я люблю ездить, – сообщила с гордостью. – Где я только не побывала. В Мурманске – раз. В Астану сопровождала. В прошлом году два раза в Краснодар. – Она загибала пальцы.
– Может, ты мне покажешь, что к чему. Ну вот, Роман сказал, в четыре утра мешки выносить. Я даже не знаю, как их достать.
– Да я знаю, что ты не знаешь. – Сусанна фыркнула. – По тебе видно, вчера из лесу вышел. – Она откусила сразу половину сочня и положила на стол.
Он вышел за ней. Сусанна продвигалась по коврикам расхлябанной, но целеустремленной походкой. Косица болталась, как кнут.
Четыре ступеньки, предтамбурный промежуток, с тремя дверями в туалет.
Она отомкнула ключом-трехгранником дверцу, на которой была надпись «СТЕКЛО». – Если мешки не полные, а они не будут полные в четыре утра, высыпаешь в один. Мешков не хватает. – Отперла другую, с надписью «ПЛАСТИК».
– Подожди, тут же написано.
– Ну, дикий… Думаешь, тебе на перроне будут устраивать раздельный сбор? Всё в один ящик!
– А ключ?
– Ключи, вообще, покупают. Хочешь, продам? Пятьсот рублей.
– Каха в РЭДе мне предлагал за триста.
– Я не знаю, что ты тут вообще делать собрался. – Замкнув дверцы, она повернулась к противоположной стене с туалетными кабинками. – Тряпки, ведра. – Отомкнула низенькую дверцу. – Пылесос там, – одним движением вздернула рольставень. – Пошли, покажу, где швабры.
Они устремились обратно через вагон, прошли купе проводницы.
– Всё понял? Два раза не объясняю.
Вернулись в купе. Сусанна запихала в рот оставшуюся половину сочня.
– Все-таки ключ.
– У Женьки попросишь. Он без ключа все открывает. Учти, в Рязани двадцать три минуты стоим. Я за тебя мешки таскать не буду.
– А спать?
– Ты наверх. Я люблю в окно смотреть.
– Света где будет спать?
– А она не будет. Проводники вообще сидеть должны всю дорогу. У нее там отдельное место.
Не стал спорить. Забрался наверх. Полка была коротка, промежуток между ней и потолком узок.
Зашла Света. Вполголоса внизу рассказывала Сусанне о женской доле и наглости пассажиров. Он помигал телефоном, заводя будильник.
Закрыл глаза и сразу открыл. Будильник жужжал.
Он спрыгнул с полки в темноте. Сусанна спала. Он решил разбудить ее, когда вернется из туалета.
Когда вернулся, она уже сидела, заплетала косу и зевала.
– Я схожу за ключом.
– Твои вагоны, – бросила вслед, – с девятого по двенадцатый.
Он прошел по вагонам до первого.
– Максимыч! – Женя уже убирал. – Доброе утро. Ну как тебе тут?
– Доброе. Хотел про ключ спросить.
– Тебе Сусанин не дал, что ли? У нее два. На, возьми мой. Потом только верни.
Он поблагодарил парня.
Обратно через состав. Сусанны не было видно.
Четыре вагона за два часа. По три туалета в каждом. Из корзин пышными букетами выпирала использованная туалетная бумага. Зеркала заляпаны. Но сами сортиры чистые. Только протереть насухо пол.