«Во как я! Здорово, правда? Но ты тоже ничего, хорошо ее отвлекал, пока я за столами полз. Не всякая кошка так сможет! Э, хозяин, ты чего, не рад?»
— Да получается, что не рад. Она мне довольно важные вещи говорила, понимаешь?
«Ничего я не понимаю. И понимать не хочу. Я — собака, ты в курсе, да? Мое дело — защищать хозяина от врагов. Она — твой враг, и я ее прогнал. Снова придет, так еще получит. А разговоры — это ваше, человеческое развлечение. Дурацкое, кстати. Только время тратится, а толку никакого. Вот ты, хозяин, как-нибудь попробуй на лай перейти — увидишь, до чего удобнее жить станет!»
Хозяин лаять не стал, а вздохнул и потрепал Джоя по гриве. По своей, собачьей, логике, пес поступил правильно, и ругать его смысла не имело — он будет только недоумевать и в конце концов спишет все на людскую необъяснимость.
Джой принял ласку с достоинством и гордо прошествовал на улицу. Оставшись один, Сашка убрал наконец «Мангуста» в зажим, но почти тут же вытащил снова, положил на раскрытую ладонь левой руки и задумчиво посмотрел на него.
Пистолет лежал спокойно, не демонстрируя никаких сверхъестественных свойств, и голубой энергетической ауры вокруг него тоже не наблюдалось. Грамотно сконструированная и хорошо сделанная машинка, и только… Интересно, чем большим, нежели изначально задуманная пушка, может быть «Мангуст»?
Воронков нахмурился: а вдруг альбиноска на этот раз сказала правду? Он вспомнил бормочущего бомжа: «Продай… Отдай…» — Я может это тоже относилось к пистолету? Да и сама Альбочка, красота неотразимая, тоже к пушке лапки тянула, аж подрагивали. Что-то, в этом всем есть, что-то есть… Только вот что?
«Ладно. Допустим, я — великий и могучий Сашка Вороненок сделал оружие, способное… м-м-м… ну, скажем, способное уложить-какого-нибудь Бармаглота. Это самая простая и понятная версия. — Тогда понятно желание всяких уродов завладеть моим творением.
Но тогда как в эту схему укладывается альбиноска с ее миссией защиты? И почему ей или тем же „темным“ мне прямо не сказать, что им нужно и зачем?
Выходит, простая версия неверна. А сложные — можно хоть до утра сидеть придумывать, авось наугад да попаду. Только как я определю, что угадал?»
Чего-чего, а гадать до утра не хотелось совершенно — это время можно было попробовать потратить с большей пользой. До сих пор Воронкову было не до своих ощущений, но сейчас, предоставленный самому себе, он понял, насколько устал за эти дни. Да и вечерок нынче выдался тоже не слишком освежающим — что в переносном, что в прямом смысле.
Он вернул пистолет на его привычное место и поежился: на улице заметно похолодало, и неприятный сквозняк проникал в мастерскую через дыру в стене. Немного подумав, Сашка заставил себя приняться за дело — для начала зашел в соседний отсек мастерской, вытянул оттуда сварочный трансформатор на колесиках и подключил его к сети.
После этого, снова старательно просматривая свой путь в луче фонаря, он сходил с тележкой к соседнему сарайчику, перетащил к мастерской пару железных листов и принялся за работу. Аккуратность исполнения Сашку не волновала, и поэтому закончил он работу достаточно быстро — с внешней стороны стены дежурки появилась рыжеватая металлическая заплата, последние швы на которой еще светились малиновым. Само собой, мало-мальски серьезной нагрузки этот шедевр инженерно-архитектурного творчества не выдержал бы, но все-таки теперь в стене не было сквозной дыры.
Воронков критически окинул взглядом результаты трудов, махнул рукой — дескать, сойдет, взялся сматывать провод с электродом — и язвительно произнес, обращаясь к самому себе:
— А теперь — иди и подумай, не дурак ли ты?
Ответ на этот вопрос был очевиден: чтобы заваривать стенку, он перекинул провод через проем, и теперь толстенькая серая змейка уходила под свежеприделанный лист железа. Исправить ошибку, конечно, было можно — но для этого пришлось бы сейчас: отрезать кусок, втаскивать провод, перетаскивать трансформатор, выводить провод через дверь, снова приваривать кусок листа… Воронков, уже предвкушавший отдых, разозлился, сплюнул и со словами «Да пошло оно все в задницу!» пошел обратно, так ничего за собой и не прибрав, будто и не сам был виноват.
У дверей в дежурку он остановился и минуты три подзывал Джоя. Когда пес явился, то получил распоряжение:
— Значит, так, парень. Я пойду, упаду дрыхнуть, а ты сиди тут.
Охраняй! Самое что ни на есть собачье дело. Охраняй!
Джой отвечать не стал, а лишь улегся рядом с порогом. Воронков выключил весь свет в дежурке, оставив только лампочку под козырьком у входа, добрел до топчана и в чем был повалился на него.
Последним, что он ощутил, было неудобство от того, что ручка «Мангуста» воткнулась в ребра, а последней мыслью — что это вполне приемлемая цена спокойствия, которое давало оружие под боком.
Как бы Джой ни прибеднялся, напирая на то, что он всего лишь собака, мозги у него работали неплохо. Сашка сначала спросонья не понял, что происходит, и только после того, как пару раз брыкнул ногой воздух, пришел в себя и догадался: Джой его будит, стараясь — не делать шума. Для этого пес просто взял его зубами за пояс и интенсивно дергал, словно стараясь этот пояс разорвать.
— Что такое? Что случилось? — прошептал Сашка, сообразив, что если его поднимают не громким лаем, а вот таким тихим способом, значит, на то есть серьезная причина.
Джой еле слышно проскулил: «Там, снаружи кто-то есть. Они Я похожи на людей, но не люди, и я их боюсь! Может, сбежим, пока не поздно?»
Воронков ничего не ответил, а тихо соскользнул с топчана и, пригнувшись, подобрался к окну…
«Сколько раз помыть собирался, лентяй фигов!» — выругал он себя, когда понял, что сквозь запыленное стекло практически ничего не может разглядеть.
Электрические часы на столе показывали полшестого утра, и скоро должно было начать рассветать. Впрочем, на «Южной», видимо из-за рельефа местности, почти каждое утро от прудов поднимался плотный туман, который расходился очень неохотно. Но пока что ночь доживала последние минуты, и тумана не было, а была темнота. Лишь лампочка у двери бросала желтоватые отсветы на землю, а еще — на само окно, создавая дополнительные помехи обзору.
Сашка попробовал утешить себя тем, что снаружи через пыльное стекло его тоже хрен кто разглядит, но и сам понимал, что утешение это весьма сомнительно.
«Ладно… Как говорил один почти что земляк — мы пойдем другим путем!» — решил он и, двигаясь как можно тише, перебрался в мастерскую.
Здесь окно было еще грязнее, но на него не падали лучи света, а вот пространство перед стеной было подсвечено довольно неплохо. Воронков оперся на сварочный трансформатор и залез с ногами на верстак, чтобы лучше было видно.
Вдоль стены неуверенными движениями передвигались две фигуры. Насколько их можно было разглядеть через слой пыли на стекле, фигуры походили на человеческие, но их движения…
Они только на первый взгляд казались неуверенными, исключительно из-за своей непривычности. Чем-то поведение этих человекоподобных существ напоминало перемещение ленивца по кроне дерева: медлительное и вроде бы неуклюжее, но вполне рациональное и целеустремленное. Целью этих двух явно была дежурка.
Воронков дотронулся до Джоя, глянул ему в глаза и постарался всю свою неведомую великую силу, или как там его — энергетический посыл? — вложить в молчаливый вопрос:
«Только эти двое? Или еще есть?»
«Не ори ты так, хозяин! Двое тут, один у входа, он не двигается, а просто так стоит», — тоже взглядом ответил Джой.
Воронков кивнул и прикинул расстояние: попасть он уже сможет… Прямо сейчас начинать пальбу он не собирался, но сознание, что ситуация вроде бы контролем, успокаивало. Так же, как и рукоятка пистолета в ладони — Сашка уже не удивлялся тому, что «Мангуст» по собственной инициативе занял привычное место в правой руке.
Медлительные фигуры приближались и наконец остановились около свежезаделанной дыры в стене, почти уйдя из поля зрения. Один из «людей» нагнулся, странно скособочившись, и не торопясь поднял обрезок металла, оставшийся после Сашкиных трудов. Внимательно осмотрел его, понюхал, а потом…
Воронков чуть не подпрыгнул: понюхав металл, «человек» без усилия, словно кусок плохого картона, разорвал кусок металлического листа пополам и сонно передал одну из частей товарищу. Тот тоже понюхал, надкусил, покачал головой, словно ему предложили недожаренный коржик, и небрежно отшвырнул железку как раз в сторону Сашкиного окна. Силы этого небрежного броска хватило, чтобы вращающийся наподобие бумеранга кусок металлического листа снес поперечный переплет оконной рамы и после этого, просвистев через мастерскую, со смачным хрустом воткнулся в штукатурку стены — да так и остался в ней торчать.
Звон осыпающихся стекол раздался немного погодя — железяка летела настолько быстро, что достигла стенки раньше, чем стекла — пола. О как! Ни фига себе.
Сквозь погибшее окно сразу потянуло вонюченьким сквозняком — за время, пока Сашка спал, насосы накачали в пруды новые порции ночных стоков. Однако одновременно с этим значительно улучшился обзор, и дальнейшие действия «людей» можно было рассматривать в подробностях. Радости по этому поводу Воронков не ощутил, а лишь отметил, что и его самого теперь увидеть будет проще.
А «люди» тем временем сместились еще ближе, оказавшись уже почти на уровне заплаты в стене. Тот, кто оказался к ней ближе, протянул руку и, легко проткнув прямыми пальцами металл, сжал кулак и неожиданно резко дернул руку на себя. В заплате образовалась неправильной формы дыра, а двое вновь начали нюхать трофей и пробовать его на зуб.
Воронков быстро прикинул: поначалу он надеялся, что эти существа не способны на быстрые амплитудные движения, однако увиденный резкий рывок руки заставил его эту надежду окончательно похоронить. А на то, что это всего лишь мирные собиратели металлолома, не имеющие к нему никакого отношения, Сашка не рассчитывал с самого начала. Почему-то он был уверен, что стоит себя обозначить — и «отношение к» проявится вполне конкретно.