БТР взял вправо и сразу влево, входя в циркуляцию развертывания, освобождая место для въезда остальных машин колонны, уже входящих во двор, без объявления войны и предупреждения. Один, второй — могучие многоколесные тягачи с тяжкими счетверенными тубами ракетных установок на спинах.
И еще один, такой же громадный «МАЗ», но без ракет, а со здоровенным сдвоенным контейнером, от передней части которого уже встопорщивалась, как гребень на спине ящера, пластина фазированной антенны.
За ними «ЗИЛ» с радиобудкой в камуфляжных пятнах и заклепках с хлопающими по борту откинутыми лючками-заглушками маленьких окошек.
А сорванный со столба прожектор еще вертелся в воздухе, чиркая лучом по машинам, постройкам, верхушкам деревьев, как милицейская мигалка… Высверкивали осколки разбитого его стекла… пока кабель не лопнул и черная бочка не исчезла за забором.
Машины разом встали… И! И будто взорвались открывшимися единовременно дверцами, люками, из которых посыпались, как горох из мешочков, солдатики…
«МАЗы» сразу выставили в стороны упорные лапы и начали отрывать дутые колеса от бетона на домкратах.
Малая РЛС подняла лопоухую решетку горизонтального радиусника и ритмично закачала ею из стороны в сторону. Вторая антенна часто-часто начала клевать воздух в поисках цели: «Где-то, где-то, где-то, где-то!» — будто приговаривала она, простреливая незримым, но зрячим лучом угол от горизонта вверх.
А тубы транспортно-пусковых контейнеров уже задирали страхолюдные хоботы в небеса, в зенит. И суетились, суетились люди вокруг этих пятнистых, дышащих жаром и горячим маслом, страшных зверей. Разбегались по территории, тянули экранированные кабели.
Ревели газотурбинные энергоустановки.
Над «ЗИЛком» на глазах вознеслась метров на сорок решетчатая ферма антенны дальней связи.
«Это с каким же удаленным КП они собираются контакт устанавливать? — подумал Сашка. — С округом или с Москвой? А кабели для телеметрии? Коварный враг грозит радиопротиводействием в эфире? Весело!»
На Воронкова, залегшего, прямо где стоял, без намека на укрытие, никто внимания не обращал. Даже обидно! Он-то, увидев снос ворот, уже уверился, что сейчас по нему откроют огонь из ДШК, как минимум. Ан нет! И это отрезвило.
Помедлив секунду-другую, он поднялся.
Сердце екнуло: «Встал, стою на голом мете, как хрен в чистом поле! Стреляй не хочу…», но никому он на этот раз не был нужен. Ни живой, ни мертвый, никакой.
Никто даже голову в его сторону не повернул.
В следующий миг он присел от того, что громыхнуло за спиной.
Обернулся: еще один МТЛБ ввалился на территорию, проломив брешь в заборе.
— Охренели?! — крикнул Воронков с искренним возмущением, но и тут его никто не услышал.
«Щас найду командира и возьму у него расписку для начальства!» — подумал Воронков, отдавая себе полный отчет, что более идиотских идей у него вообще никогда в жизни еще не возникало.
По характерным счетверенным тубам, да и множеству других признаков Сашка сразу узнал этот мобильный ракетный комплекс. И отметил, что развернулись служивые, едва ли не перекрывая отпущенный им пятиминутный норматив.
Но почему на его — Воронкова — объекте? И вдруг подумал, правда вовсе без облегчения, что дежурство-то как раз не его…
— Все, блин! — решился Воронков и двинул к ракетчикам с грозными словами: — Что там у вас за ерш вашу мать?!
Но прямо перед ним, как суслики из норки, как чертики из коробочки, возникли два дюжих молодца с автоматами и тяжелыми подбородками, поддерживаемыми ремешками сфер.
«Что-то не слишком эти тянут на срочников-ракетчиков,» — подумал Сашка, разглядывая навороченные разгрузки. Контрабасы-ВеВешники? К тому же оружие у них…
Ни слова не говоря, они синхронно передернули затворы «Никоновых» и сделали слитный шаг навстречу.
Что они имели в виду, было ясно без слов.
— Мужики! — предупредительно демонстрируя раскрытые ладони, примирительно начал Сашка, — мне нужно к вашему командиру. Это режимный объект! А я здесь главный. Понятно? Здесь нельзя… Не то место вы выбрали для учений! Если что, город говном захлебнется! К командиру, говорю, ведите.
— Это не учения, — сказал кто-то.
— Чего? Война началась? — язвительно начал было Сашка, полуоборачиваясь на источник голоса.
— Это не учения, — повторил ласково майор в камуфляже и берете непонятного цвета, стоявший за его левым плечом чуть не вплотную.
Майор был ярким представителем азиатских кочевых народов.
Майор улыбался, как Будда Майтрейя. Его антрацитовые глазки-щелки поблескивали.
— Как это, на фиг, не учения?
Сашка подумал, что этот азиатский майор Майтрейя и есть командир, но увидел за спинами автоматчиков, как старшие по машинам бежали к некоему квадратному, как комод, офицеру, на ходу отдавая честь и вытягиваясь во фрунт еще в процессе остановки перед лицом начальствующим, и начинали лаять ему в лицо доклады.
Комод, а не Будда был командиром!
— Я требую объяснений! — рявкнул Сашка, будто шериф заштатного городка Коровья Лепешка заезжему фэбээровцу, млея от собственной борзости, но заранее зная, что объяснений не будет никаких, кроме дежурного: «Это войсковая операция!» или: «Интересы национальной безопасности!»
Но это у них. Да и то в кино. У нас обычно просто посылают на… или в… Да так непринужденно и бесстрастно, что и не обидишься.
Но азиат повел себя иначе.
— Извольте, — сказал он.
С чем развернулся через левое плечо, по-уставному, и двинулся, задавая направление.
А чтобы Сашка не терялся и следовал в кильватере майора, его подтолкнули в спину автоматами.
«Щас, блин, „руки в гору, ноги шире“, обыщут и писец!» — с обреченностью понял гражданин Воронков, лейтенант запаса.
А краем глаза отметил, что личный состав комплекса рванул врассыпную, во главе со скрывшимся в кабине боевого управления Комодом.
Но едва кунг КаШээМки заслонил пусковые от глаз Воронкова, как тубы с могучим, каким-то неприличным звуком выплюнули ракеты… Сначала две, потом еще и еще…
Сколько?
Похоже, все!
Еще через мгновение с ревом и надсадным грохотом возопили первые ракетные двигатели, в небе зажглись кометообразные факелы, обдало волной жара, и огненные хвосты, рыская из собственного ракетного, непонятного людям форса, устремились вперед к невидимой, но явно конкретной цели.
Так вот он зачем меня сюда завел, дошло до Сашки. В укрытие как бы, а вовсе не объяснения давать.
Воронков окончательно растерялся. То есть он думал, что вот приехали раздолбай военные, развернулись, сейчас свернутся и укатят. А вся беда в том, что приперли они не туда. Развернулись не там. И не желая того и не подозревая о последствиях, чуть было не похерили стратегический, хоть и дерьмовый объект. И потом им навставляют пистонов по нисходящей со звездопадом в анамнезе.
Не думал, не гадал он, что они будут палить в небо, да еще так лихо! Тут же и химзавод, и аэропорт, и город вон, и завод мусоросжигательный, и еще чего-то там, и дачи те самые элитные, которые «Пенкин шиш»… Короче, не могло этого быть как бы еще больше, чем всей чертовщины, что уже нанизалась на непрочную нить Сашкиной судьбы.
Он просто не знал, как может и как не может вести себя чертовщина. А потому готов был принять ее такой, какова она есть. Без перехода на личности. Принять и дать отпор. Но Сашка точно знал, как не могут вести себя в мирное время даже самые отпетые военные.
А эти еще и не отпетые даже, а вообще непонятно какие.
Чтобы в нынешней российской армии отыскать даже не ракетный дивизион, а таких вот старательных, умелых козыряющих офицерам солдатиков для одного только расчета… это, знаете ли…
Это куда труднее для восприятия, чем асфальтовый «мишка-топтыжка» и клешнерукие поклонники На-На-йцев!
Азиат показал пальцем в небо и спросил, улыбаясь:
— Еще объяснения нужны?
В небе что-то гикнулось и пошло со склонением в сторону горизонта, судорожно истекая, будто кровью, радужными вспышками.
Почему-то вспомнился Тунгусский метеорит, после которого вроде как долго над всем миром белые ночи с северными сияниями трепыхались.
«Попали!» — обалдело догадался Сашка и приготовился к ударной волне, которая обойдет три раза весь земной шар.
— Говном, говорите, захлебнется? — перекрикивая рев моторов, но все так же улыбаясь, переспросил азиат. — Сюжет для фильма катастрофы, а? Не находите? Пенная волна нечистот заливает город… Не тушуйтесь. Этого не случится. Но по мне чуть больше говна или чуть меньше. Город не заметит. Вы не согласны?
— Ты чего несешь, майор!? — заорал Воронков, чувствуя, как яростная волна заливает его до бровей.
— Мир.
— Чего!?
— Мир и покой. И чистое небо. Уж лучше в говне здесь, чем с крылышками там, но раньше времени. Скажете, не так? Подумайте об этом…
Сашка сжимал и разжимал кулаки, так и не зная, что сказать, и думая только, чем грозит попытка врезать со всей дури по этой круглой узкоглазой харе.
— Вам не встречались Саду? — поинтересовался майор, открывая дверцу в кургузую кабину штабной «шишиги», под аккомпанемент лязга и рева выкатывающейся прочь техники, словно в резонном опасении ответного удара.
— В каком, гля, саду?
— Саду… — блаженно лыбился Будда, — Саду — полудух, получеловек. Общаться с ним сумеет только Махаситхи… А вы готовы? Нет? Ну, честь имею. Желаю здравствовать…
Он вскочил в кабину, сделал ручкой и, ГАЗ-66-й рванул, чуть не снеся Сашке голову кузовом.
Вслед за РЛСкой, оседлавшей восьмиколесную вездеходину, буквально на ходу складывая фазированную воротину антенны.
Майтрейя сделал ручкой и был таков.
— Дурдом… — пробормотал Воронков, оставшись на разоренном поле боя. — Дауны с ракетами! Кого же они, на хрен, сбили?
Огляделся…
Валить отсюда! Валить ко всем чертям!
— Джой! Джой!
Спустя три минуты Воронков быстрым шагом двигался по тропинке к дороге, а Джой бежал где-то рядом — может быть, даже совсем близко, но плотная серая пелена не давала разглядеть ничего дальше полутора-двух десятков метров.