Мы были на вершине Земли – на Северном полюсе, возле оси, вокруг которой вращается наш мир. Но как же безрадостно, как безнадежно выглядит место, которое в течение многих веков пробуждало честолюбивые мысли о его завоевании! Здесь нет суши, нет жизни – ничего, чтобы обозначить центр заброшенности, лишь плавающая ледяная корка планеты. Мы оказались единственными живыми существами в мертвом мире льда.
Мы достигли Северного полюса, географического края севера, и потеряли запад и восток. В любом направлении был юг, поскольку как теоретически, так и на практике, от полярной оси в любом направлении находится юг. Если мы посмотрим на глобус и проследим путь от точки, где сходятся все меридианы, вниз вдоль любого из них, то это действительно будет юг. На полюсе нет долготы и поэтому нет того времени, которое измеряют часы. Но поскольку мы по-прежнему пользовались компасом, который указывает на магнитный полюс и не подвергается влиянию географического полюса, и еще хронометрами, отсчитывающими время от долготы Гринвичского меридиана в Англии, мы находились в тех же рабочих условиях, что и раньше.
Все, что мы говорили и делали здесь, вызывало у нас сомнение; то же будет и с другими. В условиях, описанных выше, все представляется неестественным. При длительном физическом и умственном напряжении, с пищей, кровом и образом мыслей, отличными от нормальных, сам наблюдатель должен стать недочеловеком либо сверхчеловеком, чтобы принять мир настолько новым, что разум не сразу воспринимает искаженную перспективу.
Доказательством того, что мы были на полюсе, служит не проверка точности наших измерений, а описание физических условий на вершине земного шара. Наши наблюдения стали результатом первого посещения, первого путешествия в Центр Севера. Мы были на полюсе 21 и 22 апреля 1908 г. Никто в мире не утверждал, что побывал здесь до нас.
В моих опубликованных отчетах описаны мельчайшие детали полярной среды этого места. По сути, эти данные не соответствуют ни одной из предыдущих теорий. Отсутствие суши, отсутствие жизни, отсутствие айсбергов, повсеместное море, воздух и другие земные условия, которые я привел в отчете при описании полярных окрестностей – все нашло подтверждение в позднейших наблюдениях с воздуха, выполненных Бэрдом, Амундсеном и Нобиле[71].
На полюсе. «Мы были единственными пульсирующими существами в мертвом ледяном мире». Фото и подпись Ф. Кука. Источник: Cook F., 1912, p. 194, 278, 286, 278, 332, 244, 282, 88, 206, 370
В течение четверти века Р. Э. Пири и его друзья пытались дискредитировать это первое достижение полюса и представить Пири как первооткрывателя Северного полюса. Но полюс ведь никогда не терялся, поскольку это – воображаемая точка, отмечающая ось, вокруг которой вращается Земля, и физически полюс никак нельзя обнаружить. Пири прибыл туда на год позже и описал практически те же условия, что были изложены в моем отчете, опубликованном в сентябре 1909 г.
Таким образом, Северный полюс, который мы собирались достоверно описать, – это суровая неточно указанная область замерзшего океана. Это – глубокое море, покрытое разбитыми и вечно разрушающимися полями морского льда. Под напором ветров и океанских течений это нескончаемое раздолье подвижного, дрейфующего, изменчивого льда, постоянно покрытого снегом, все время расширяется и одновременно разрушается с внешних краев циркумполярного пространства. Процессы создания и разрушения во все времена года сочетаются, порождая довольно уравновешенную систему образования и уничтожения пакового льда. Происходит это на площади примерно в 3 000 000 квадратных миль. Итак, на вершине земного шара находится так называемое полярное море, по южному краю усеянное скалистыми островами и окруженное огромными континентами Северного полушария.
Нет земли, чтобы отметить центр, или стержень, или ось, вокруг которой вращается планета. Десять месяцев температура ниже точки замерзания и бо́льшую часть времени – ниже нуля. В течение двух летних месяцев снег и лед тают, но в некоторой мере нарастание и таяние льда происходят во все времена года.
До сих пор мы уверенно продвигались и вполне успешно преодолевали трудности путешествия к вершине планеты, но на обратном пути наше везение быстро закончилось. Более чем на год мы превратились в земноводных существ, используя такие убежища и такую пищу, которые подходят лишь диким созданиям. Реалии жизни настолько изменились, что бросок к полярной оси стал лишь предисловием к постоянной борьбе за жизнь против голода и холода в течение многих долгих месяцев. По прямой от гренландского лагеря до полюса было всего 700 миль. Для меня это расстояние превратилось в путь по земле и морю длиной в 4 000 миль с ежедневной тенью смерти на горизонте.
2. Сбившиеся с пути
Восторг по поводу нашего полярного достижения длился недолго. У нас были опасения. Некоторые будущие угрозы внушали нам серьезное беспокойство.
Для ребят-эскимосов путешествие на полюс обернулось провалом. Новых мест охоты не найдено. Долгий путь по безжизненной пустыне был для них потерей месяца в важный сезон добычи мяса.
Эти необразованные скитальцы от природы наделены сообразительностью. Эскимос не верит в круглую землю. Для него весь мир плоский. Почему-то он ухватился за идею, что где-то на севере, там, где ночью скрывается солнце, белый человек вбил в землю гвоздь, и этот железный штырь провалился в землю и потерялся. Поэтому эскимосы и называют полюс «Большой Гвоздь» (Тигишу). Так как для них железо ценнее золота, они заинтересовались поисками. Но сейчас, как они думают, гвоздь проскользнул на дно глубокого моря, и их полярная диковина безнадежно потеряна; поэтому поиски в будущем не имеют смысла.
Теперь вопросом жизни и смерти для троих голодных мужчин стало скорейшее возвращение на землю – туда, где можно найти что-нибудь съестное. Мы были одни, совершенно одни – далеко от земли, далеко от любых форм жизни, далеко от людей. Это одиночество было настолько тягостным, что теперь, когда нам предстояло возвращаться по ледяным морям отчаяния, слезы наворачивались чаще, чем возникали разговоры.
В таком настроении, встревоженные предчувствием нависшей опасности, мы повернулись спиной к полюсу и пустились в долгий обратный поход. Несколько дней погода была довольно ясной, температура держалась примерно на уровне 40°[72]. Влажность повысилась. Барометр упал, когда мы прошли несколько градусов широты. Вскоре стало ясно, что нам предстоит борьба за жизнь и почти все силы природы выступают против нас. Мы чувствовали, что это тяжелое существование может быстро закончиться смертью. Внезапно потеплело, что сулило нам новые невзгоды на полярном паке. Слабый ветер набирал силу. Небо было чистым, а воздух – свободным от замерзших кристаллов. За несколько дней, пока мы двигались к дому с максимальной скоростью, небо опустилось и потемнело. Стрелка барометра колебалась, а температура упала до нуля. Спустя день или два морской лед начал активно сжиматься и трескаться и покрылся гигантскими гребнями, оставляя в других местах широкие разводья. Мы знали, что это раннее изменение погоды является плохим предзнаменованием. Повсюду, насколько хватало глаз, паковый лед, по которому мы шли и гнали собак, теперь дрейфовал с определенной скоростью. Ни направление, ни расстояние суточного смещения было невозможно оценить точно. Учитывая дрейф, мы выбирали курс, чтобы добраться до того места на земле, где ее оставили 50 дней назад.
Держать прямой курс в любом направлении трудно. Приходилось делать много обходов, чтобы перебраться с одной льдины на другую, часто разделенных широкими пространствами открытой воды. Плотные облака и туман, сквозь которые не пробивалось солнце, лишали нас возможности определить свое местоположение и подправить сомнительный курс. Возможно, мы выиграли бы и во времени, и в расстоянии, если бы дали себе несколько дней столь необходимого отдыха, но запасы еды были слишком малы, чтобы позволить себе душевное спокойствие и трезво во всем разобраться. Собаки ели собак, и в случае длительной задержки нам предстояло употребить в пищу уцелевших псов. Долг перед самими собой и перед нашими животными, тянущими груз, заставлял нас форсировать дневные переходы, насколько хватало убывающих сил.
Продвижение к дому шло медленно. Проходили дни и недели в тоскливой рутине утомительного однообразия.
Чтобы лучше понять наш дальнейший образ жизни, следует сделать короткое отступление и рассказать о моих спутниках. Хотя ранее мы были весьма далеки друг от друга по роду своей деятельности, назвать нас новыми знакомыми никак нельзя. В 1891 г. среди моих первых и наиболее постоянных диких друзей оказались родители этих молодых людей, в то время еще младенцев, лишь недавно покинувших материнский капюшон, служащий у эскимосов колыбелью. Спустя годы [6] я возобновил знакомство с юношами, их родственниками и друзьями. Таким образом, между нами уже давно установились доверительные отношения. Они звали меня Дото. Обоим было по двадцать, но один казался намного старше из-за своей невозмутимости и неторопливой, взрослой манеры размышлять и действовать. Его имя было Этукишук, я звал его Этук. Второй обладал быстрым, ярким, живым умом, был стремительным, но ненадежным в делах. Имя его было Авела, я звал его Вела. Оба были хорошими охотниками, какими и должны быть дикари, у которых мясо составляет основную пищу. Охотничье мастерство стало для них профессией, искусством, требующим хорошо развитого ума и гармонично сложенного тела. Все эти их качества проявились, когда наша битва за выживание стала еще более суровой. Если мы представим себе эскимоса как простого мастера своего дела, то его призвание состоит в том, чтобы учиться в процессе развития человечества и предвосхищать достижения последующих поколений.
Мои эскимосские спутники чувствовали себя неловко, хотя в целом выглядели более уверенными и менее озабоченными, чем я. Периоды сильного возбуждения чередовались у них с периодами спокойствия и пониженной эмоциональности. Почти два месяца мы не видели никаких живых существ, кроме нас самих и наших собак. Меня угнетало это отсутствие жизни на огромном пространстве, но для них все вокруг дышало жизнью – даже ураганы и трескающийся подвижный лед представляли собой живую энергию. К природным катаклизмам они относились стоически безропотно, наблюдая за ними и ожидая их окончания. Когда духи воздуха или морские боги воюют, люди должны страдать. Физически эскимосы даже в той обстановке жили в многообещающем мире. Почти ежедневно мои спутники распознавали далекие признаки присутствия китов, птиц, медведей и суши. Они могли ощущать запах и вкус ветра, дующего с земли, и слышать звуки таинственного оживления, в то время как для меня все вокруг было мертвым про