странством бесконечного замерзшего моря.
В ежедневной рутине жизни, пока мы нащупывали дорогу по извилистому, волнистому, раздробленному паковому льду, перемен было мало. Мы не знали, что загадочный плавучий мир относит нас в сторону от верного направления, и в основном в это время интересовались друг другом. Возможно, на этом унылом и долгом пути главными неудовлетворенными желаниями, побуждающими человека к разговору, размышлению или действию, стали банальные голод, жажда и мечты о домашнем дружеском общении. Однако на этот момент все другие желания заглушала жажда.
Как нам хотелось воды! Необходимость породила в нас привычку и способности верблюдов, живущих в пустыне. Надо много пить в начале или в конце пути, чтобы хватило до того места, когда драгоценная жидкость станет снова доступной. Вода, хорошая чистая вода была повсюду – но не для питья. В самом деле, она покрывала все видимое пространство. Кроме вязкой жидкости в соленой глубине, все представляло собой твердокаменную кристаллическую толщу. Воды сколько хочешь, но – ни капли для утоления жажды. Мы могли успокоить горящий язык или смочить высохшее горло, съев горсть снега, подогрев его в ладони, спрятанной в рукавице. Но этого не хватало, чтобы восполнить большой расход жидкости легкими и кожей из-за значительного температурного контраста между теплой кровью и холодным воздухом.
Хотя небеса были постоянно скрыты серым сумраком не то низких облаков, не то тумана, означающего стабильно теплую влажную погоду, столбик термометра в мае оставался в районе нуля. Привыкнув за долгое время к низким температурам, мы с трудом вдыхали этот воздух, казавшийся нам теплым. Возросшая активность паковых льдов заставила весь горизонт дрожать, и трещать, и грохотать, создавая некую симфонию звуков и придавая ритм движению. Мелодия замерзшего моря была бы музыкой для ушей человека, способного ощутить радость. Но когда появлялась возможность заснуть, на нас нападало уныние.
Все еще прокладывая курс к земле, которую мы покинули в марте, я ежедневно более и более убеждался, что чувство направления нас подводит. Надежных способов выправить курс не было. Мы могли делать поправки на обходы и на предполагаемый ветровой дрейф, но весь лед под нашими ногами куда-то несло. Направление и скорость этого движения менялись слишком быстро, чтобы определить, насколько мы сбились с пути.
Почти два месяца небо было скрыто, не позволяя определить по солнцу наше местоположение. Тем временем запасы пищи и горючего истощались. Последний месяц рацион людей и собак уменьшился на четверть. Более половины собак были съедены. Голод стал нашей постоянной угрозой, и мы внимательно осматривали ломаный лед по всему туманному горизонту в поисках земли или хотя бы чего-то, что могло означать надежду на добычу. Пытка небытием этого мертвого мира дрейфующего льда доводила нас до грани помешательства.
Находясь в состоянии глубокого отчаяния, я решил устроить какой-нибудь праздник, чтобы предотвратить возможные самоубийства. Это было 10 июня, в день моего рождения. Никогда у меня не было меньше желания что-либо праздновать, но я подарил каждому моему спутнику по перочинному ножу и приготовил по лишней чашке горячего чая с двойной плиткой пеммикана. В тот день стоял туман. Температура была всего на несколько градусов ниже точки замерзания, но влажный воздух казался холодным. В такую погоду мы, полуголодные, чувствовали себя менее комфортно, чем при 70 градусах ниже нуля, но все же нашли в себе силы взбодриться. Это настроение передалось и полумертвым собакам. Они нюхали воздух и хором выли. Не знаю, может быть, животные хотели присоединиться к притворному празднику счастья или требовали дополнительной еды, либо подавали голос тем мертвым, кого они съели, – каково бы ни было настроение у собак, их вой звучал музыкой для наших ушей, за долгое время привыкших к тишине арктической пустыни.
На следующий день, встав с постелей из влажного льда, мы почувствовали себя лучше. К утру похолодало и немного прояснилось. Какой-то жизнеутверждающий цвет был разлит по пасмурному небу. Впереди нас ждала судьба, которая для меня временами означала верную смерть; однако эскимосы и собаки пребывали в лучшем настроении. В течение нескольких следующих дней мы тянули и толкали нарты по сильно изломанному льду, помогая прихрамывающим собакам.
Наконец облака расступились, показался горизонт – далеко на востоке и далеко на юге появилась земля. Один только ее вид вызвал восторженное состояние у людей и собак.
Однако это была незнакомая земля…
Где мы в этом таинственном мире дрейфующего льда? Когда результаты наблюдений были нанесены на карту, я решил, что земля на востоке – это остров Хейберг, а земля на юге – Земля Рингнес[73]. Дальнейшие расследования это подтвердили. За два месяца нас отнесло в сторону Аляски. Теперь вернуться домой по тому же пути, каким мы шли на север, было невозможно, и нам пришлось серьезно задуматься, что делать дальше.
За несколько недель мы убедились, что в сложившихся условиях протянем недолго и сгинем в ледяной могиле, если судьба не проявит к нам благосклонности. Сейчас судьба помогла, открыв вид на неизвестную землю. Зрелище само по себе, в сравнении со всем предыдущим, было радостным. Но доживем ли мы до того дня, когда достигнем скалистых берегов твердой земли? Удастся ли нам найти на ней животных или другую пищу? На вид земля была живописна, но смертельно опасна своей ледяной суровостью. Дымчатый цвет облаков означал, что на востоке до самого острова Хейберг тянется широкое пространство открытой воды. Позади нас тоже было «водяное» небо [7]. Возвращение на север и затем на восток к продовольственным складам вдоль нашего пути из Гренландии было, таким образом, невозможно.
Брезентовая лодка, которая была в нашем распоряжении, давала нам возможность испытать судьбу в открытом море, но пока еще формировался молодой лед, способный, как нож, разрезать брезент. Поэтому нам пришлось оставить все надежды вернуться в Гренландию по известным местам, богатым дичью. Морской лед дрейфовал на юг. Стало настолько тепло, что лед в проливах Американского архипелага[74] ломался и исчезал в водах Атлантики. Единственным выходом, как казалось в то время, было продвигаться на юг вместе с дрейфующим льдом. Мы понимали, что это решение надолго отсрочит наше возвращение, но надежда теперь возлагалась на ближайшее будущее, даже если позже все то, что нам предложит жизнь, должно будет сочетаться с ледяной трагедией Конца.
Слишком уставшие, чтобы строить иглу, мы использовали шелковую палатку. Фото и подпись Ф. Кука. Источник: Cook F., 1912, p. 194, 278, 286, 278, 332, 244, 282, 88, 206, 370
Основная задача нашей экспедиции выполнена. Мы побывали на вершине земного шара, увидели и зафиксировали физические условия на Северном полюсе. Три месяца мы шли по дрейфующим льдам, покрывающим море на вершине Земли. Полагаясь на свое несовершенное чувство направления, мы попали в сумрак неизвестности. Сейчас, в предвкушении возвращения на твердую землю, мы с радостью поняли, что наши замороженные эмоции восстановились и мозг включился в работу. Когда продукты почти закончились, когда над нами нависла мрачная угроза смерти от холода и голода или медленного конца от болезни, стремление к счастью должно было стать постоянной вдохновляющей идеей. Тень смерти будет висеть над нами долгие месяцы, и наше конечное спасение от надвигающейся гибели представляет собой действительную тему этой книги.
3. Назад к земле
Пытаясь оценить шансы остаться в живых, мы шли и дрейфовали, приближаясь к совсем не привлекательной суше. Далеко на востоке над низкими облаками ненадолго промелькнули скалистые пики, разделенные ледниками. Земля впереди горбилась низкими холмами, настолько изъеденными морозами и ветрами, что там, казалось, не существовало ни одного укромного уголка для растений или животных. Однако мы видели лишь северные склоны. Позади остались 3 000 000 квадратных миль паковых льдов, простирающихся за вершину планеты, и там не встретилось ни одного растения, ни одной живой души. Дорога к северу, где рос один лед, дышала смертью. Земля, обращенная к вершине планеты, имела вид мрачный и замерзший, но на южных склонах все должно было выглядеть по-другому. Хуже той местности, откуда мы пришли, быть не может. Мы направлялись туда, где должно быть лучше. Во всяком случае, человеческую жизнь и все то, что позволяет добыть средства к существованию, следовало искать только на юге, двигаясь к магнитному полюсу. Жизнь кажется наиболее сладкой, когда смерть подступает совсем близко.
В отчаянных попытках быстрее добраться до земли мы переоценили свои силы. На давно немытых лицах выступили капли пота. Собаки, как и люди, стремились к земле, но их высунутые языки и учащенное дыхание выдавали упадок сил и перенапряжение. Крайнее истощение, вызванное усиленной работой и недостатком питания, стало серьезной угрозой для людей и животных. Сможем ли, доберемся ли до земли? Даже упряжка, состоящая из сильных, откормленных собак испытывает великие трудности при переходе через паковые льды, сжатые у берега.
Выбрав большое поле толстого льда, мы остановились передохнуть. Здесь внезапно выяснилось, что наша льдина дрейфует с приличной скоростью. Постепенно она приближалась к берегу, к проему, выглядевшему как залив. Однако с учетом равномерного движения льдов на юг мы решили, что входим в пролив между двумя большими островами. После краткого отдыха мы убедились, что так и есть. Очевидно, что в проливе лед будет сталкиваться и ломаться, делая наше положение опасным. Мы слишком долго жили без сна, чтобы выдержать такую борьбу, и не могли рисковать, несмотря даже на то, что быстрое приближение к новой земле обетованной было бы в нашу пользу.
Исследуя смещение льдов относительно суши, мы вскоре определили линию раздела прибрежного льда и дрейфующего пака. В бинокль были различимы бледные пятна на прибрежном льду, выглядящие словно тюлени, и нас охватило лихорадочное возбуждение. Но положение льдины относительно берега быстро менялось и, глядя под разными углами, мы пришли к выводу, что эти пятна – либо тающий лед, покрытый водорослями, либо полоски земли, прихваченные льдом, сползающим в воду. Проводя все эти наблюдения, мы поняли, что береговая линия находится не так далеко, как представлялось раньше. Широкий низкий берег, покрытый льдом, тянулся в нашу сторону. Земля и море, одинаково укрытые снегом, лежали на одном уровне, поэтому линия раздела между ними не различалась. Но теперь, не более чем в пяти милях, мы разглядели несколько скал и низкий песчаный берег. Лед в этом направлении казался достаточно ровным, чтобы по нему можно было быстро двигаться.