Затем, прихватив необходимое оборудование для лагеря и столько мяса и жира, сколько было необходимо на один раз, мы отправились в одну из вновь найденных «ямочек». Усевшись на теплый мшистый уступ, дружно занялись костром, чтобы поесть и отдохнуть с удобствами.
Проспав около двенадцати часов, мы были разбужены собаками, которые напоминали о себе. Солнце излучало божественные свет и тепло. Вороны и ястребы парили над нашим лагерем. Белые зайчики прыгали по зеленым склонам. Куропатки, утки и гуси летали туда-сюда со скалы на скалу и с земли на воду. Яркие цветы притягивали взгляд, а давно забытый аромат зеленого буйства радовал сердце. Мы находились поистине в раю. И Вела, и Этук, чтобы продлить удовольствие, хотели остаться здесь на неделю. А на мне лежала ответственность встретить мрачную неопределенность пребывания в мире, где только короткое лето предоставляет условия для жизни.
8. Арктический Эдем
Как быстро период наслаждений сменился временем страданий и отчаяния! Возможно, голод угрожает всему человечеству, но нас ежедневное ограничение в пище заставило думать не о завтрашнем дне, а о длинной зиме и долгой полярной ночи, которые были уже не за горами. Чтобы остаться в живых, нам необходимо ежедневно двигаться, пока не появится способ вырваться из этого заточения. Как бы ни было полезно короткое пребывание здесь, нам придется какое-то время идти вдоль пустынного морского берега. Передвигаться по суше со всем нашим снаряжением было невозможно, поэтому нам пришлось со всеми вещами вернуться на ледяной плот, то есть на паковый лед. Так мы спустились с вершин восторга в пучину отчаяния.
В азарте работы по управлению ледяным плотом со снаряжением и собаками, двигаясь вдоль берега, мы опять промокли насквозь. Чувствовать холод было некогда. Со временем ледяная вода притупила чувствительность кожи. Неистовая активность, подгоняемая чувством самосохранения, порождала сообразительность и уверенность в действиях. Все это нам знакомо, но теперь влаги стало больше, и мокрый озноб длился дольше. После того, как мы протолкались, прогребли и продрейфовали около 10 миль в нужном направлении, дискомфорт достиг такого предела, когда необходима была очередная высадка. Выбрав природный каменный причал, мы опять сошли на берег.
Теперь, когда мы вновь стояли на земле, огражденные на время от проклятья паковых льдов, под сияющим солнцем, окруженные земными ароматами и пением счастливых птиц, мы чувствовали, как уже не раз в этом трагическом путешествии, что жизнь хороша. Но эйфория была недолгой. Наша одежда из шкур приклеилась к коже ледяной соленой коркой. Когда соленая вода начинает испаряться под влиянием тепла тела, происходит охлаждение. Зубы стучали так, что казалось, вылетят, и необходимо было быстро двигаться и активно чем-то заниматься, чтобы их не потерять.
Мы сбросили наполненные водой ботинки. Почувствовать под босыми ногами сухие камни чудесно, даже при температуре воздуха, близкой к точке замерзания. Вела, синий от холода, сказал: «Нам нужен костер». Он целиком побывал под водой. С его длинных волос капала ледяная вода. Но как мы могли развести костер? Топлива нет. Олени, которых мы убили, были худыми, как все животные в это время года. Даже костный мозг представлял собой вязкое желе. Этук, молчаливый, каким он становился всегда, испытывая сильные страдания, поднялся на несколько сотен ярдов между скалами и нашел там место старой лежки овцебыка и приличное количество сухого помета, затвердевшего подобно овечьему и похожего на мраморные шарики. Скинув куртку из тюленьего меха, он сложил в нее ценную находку и принес в лагерь. Немного погодя у нас разгорелся отличный костер, на огне варилось мясо. Тем временем мы стянули с себя мокрую одежду и загорали с удовольствием летних купальщиков на Кони-Айленд. Ну, не хороша ли жизнь? Ни для одного смертного на земле жизнь никогда не была слаще. Мы опять наслаждались культом арктических нудистов.
Все невольно не просто окунулись, а впервые за многие месяцы получили полноценную морскую ванну. Теперь мы исследовали костлявые тела друг друга на предмет чистоты – давно забытого нами социального наследия.
Вела сказал Этуку: «Твои уши черные».
Этук ответил: «Твои ноги черные».
У эскимосов нет специального слова, означающего грязь. Powq (с сарказмом) выражает осуждение грязи, но само слово означает копоть, жирную черноту от масляных светильников. Как и при использовании прочих эскимосских слов, подразумеваемое значение содержится не в самом слове, а в манере выражения, с которым оно произносится. Примитивные люди говорят всем своим телом.
После непродолжительной взаимной критики эскимосы обратили свои взоры на мою обмытую, но не совсем чистую кожу. Вела произнес: «Наша кожа желтая, твоя не такая желтая. Я думал, твоя кожа, как белого человека, была белой, но теперь ты – желтый. На следующий год она будет темная, как наша».
Я ответил: «Да, моя кожа желтая. Кожа всех белых людей желтая, но не настолько желтая, как ваша. Под кожей все люди желтые, но сердце красное у людей любой расы и цвета. Все мужчины – братья. Все женщины – сестры. Все люди – одна семья или должны быть ею».
«Да, – сказал Этук, – но почему люди убивают друг друга? Почему индейцы нас ненавидят и почему мы ненавидим индейцев?»
Я дал толчок, отклонивший течение нашей беседы слишком далеко от привычного направления. Когда мы одевались к обеду, накидывая на плечи подходящие обрезки шкур, стояла тишина. Пока мы обсуждали свою наготу, темные облака закрыли солнце.
Вела сказал: «Я голый изнутри – когда мы поедим?»
Кипящий котелок был ответом на призыв его желудка. Собаки к этому времени обсохли и тоже подавали голос, требуя еды. В течение пары часов все непрерывно ели и наелись до отвала. Недалеко было много хорошей воды для людей и собак. После всех неприятностей день для нас заканчивался неплохо, и мы погрузились в долгий спокойный сон на холодных жестких камнях, казавшихся мягкими и теплыми по сравнению со льдом и ледяной водой.
На следующий день весь мир сиял. На скалах и надо льдом пролива еще висел туман, но на берегу светило теплое солнце. Черные утесы и темные скалы, покрытые лишайниками, впитывали небесное тепло, как камни вокруг костра – жар огня. Дул слабый ветерок. Барометр стабилизировался, что свидетельствовало об устойчивой погоде. Термометр у берега показывал 33M°, а в нескольких сотнях ярдов, возле теплых скал, 40°. Мы знали, что лето не будет вечным. Нам следовало больше думать об опасности оказаться в затруднительном положении, но при благоприятном прогнозе ближайшие перспективы были неплохими. Везде, где имелось подходящее место для лагеря, мы находили пищу и убежище. Местность выглядела многообещающе, и если дальнейшее путешествие станет невозможным, то здесь стоит перезимовать и вернуться в Гренландию в конце следующей зимней ночи, когда морской лед предоставит нам дорогу в любую сторону. Однако впереди была еще теплая погода июля, августа и сентября, и оставалась надежда встретить китобойное судно или поселение местных жителей. Или, еще лучше, найти способ вернуться в Гренландию, комбинируя передвижение на нартах и в брезентовой лодке. В таком настроении мы крепко привязали собак несколькими дружными группами к скалам и отправились вглубь острова для изучения местности.
Пройдя скалистую береговую террасу, мы попали в место с большим числом «ямочек» в пределах маленькой долины, которая их дренировала. Некоторые впадины еще были заполнены снегом, а в других снег только что растаял. Но третьи возникли восхитительными садами в полном цвету. Здесь были белые, желтые, розовые и пурпурные цветы, изобилие красок на фоне всех оттенков коричневого и зеленого. Однако в целом земля была окрашена в холодный серый и черный цвета, дополненные синевой, льющейся с туманных небес.
Обычно при обследовании окрестностей мы расходились в разных направлениях, но в этот день пошли вместе, обсуждая по дороге будущее нашего путешествия. В нескольких милях от лагеря мы заметили полосу скал немалой высоты, которая была похожа на излившуюся лаву, и направились к ней, чтобы получить представление об окружающей местности. По дороге подобрали несколько кусков бурого угля, образцы ископаемых пород с отпечатками коры и листьев древних деревьев, несколько гранатов, куски меди, графита, слюды и железной руды. Хотя все эти образцы находились не на своих исконных местах, было очевидно, что выходы рудных тел находятся поблизости.
Мы также пересекли древний пляж, на мили покрытый морскими раковинами. Эта область когда-то поднялась из моря примерно на 500 футов. По этому и другим признакам было ясно, что уровень суши здесь сильно менялся. Нам попадались следы леммингов, свежие отпечатки лап песцов и волка, а также признаки пребывания оленей и овцебыков. В воздухе летали чайки, утки, кайры, ястребы и несколько воронов. Тут и там встречались пуночки и куропатки, но сюрпризом дня была встреча с гусями. Вокруг небольшого озера, на расстоянии несколько дальше ружейного выстрела, мы увидели пару голубых гусей и пару белых. Такая встреча – редкая удача даже для эскимоса. Сразу возник вопрос: гнездятся ли они здесь? В тот день время у нашей команды было слишком ограничено, чтобы заняться поисками гусиных гнезд, но как нам этого хотелось! Что-то завораживающее было в грациозности, красоте и сообразительности диких гусей.
С точки, расположенной несколько выше вершины скалы вулканического происхождения, открывался замечательный вид на север, северо-восток и юг. Ровные гряды тумана скрывали горизонт во всех направлениях, кроме северного, где просматривалось значительное пространство открытой воды, что делало невозможным возвращение этим путем в Гренландию. В стороне пролива Джонс на земле еще лежало много снега, но при движении в этом направлении не пришлось бы высоко подниматься. Таким образом, это был возможный путь, если нам не удастся продвинуться дальше на юг. Долина к востоку, которую мы видели с других точек, была небольшой и так плотно усеяна невысокими вертикальными скалами, что пересечь ее было непросто. Береговая линия к югу от нашего лагеря также не обещала ничего хорошего в качестве дороги, поскольку на ней встречались небольшие скалистые возвышенности с неровными напластованиями и обрывами. Если мы хотели куда-то отправиться, нам следовало проплыть некоторое расстояние на дрейфующей льдине.