холодная вязкая субстанция, в которой зарождаются будущие поколения. Великолепные цвета и формы лишайников служат украшением скал – тусклых, пепельно-серых; лишайники же – черные, синие и соломенного цвета, настолько светлого, что он нередко кажется белым. С восхищением я смотрел на бесконечное разнообразие сочетаний цветов. Если бы жизнь и смерть в мире людей можно было так же красиво изобразить, то могила предстала бы великолепным садом.
Между этими сухими скалистыми возвышенностями располагались вечно прекрасные «ямочки», засыпанные снегом десять месяцев в году. Углубления были небольшие, видимые только вблизи, а вот безжизненные возвышенности – весьма обширные. Издалека вся местность выглядела зловещей пустыней, холодной Сахарой, а зеленые углубления казались просто пятнами, точками из растений, оазисами в замерзшей ничейной земле. Но как я научился любить эти пятна! В тот день немного снега еще сохранялось на склонах этих впадин или на самом их дне. Вокруг тающих сугробов мхи, травы и множество альпийских растений начинали прорастать сразу, как только сошел снег, но часто зеленые ростки пробивались прямо из-под снега. А в нескольких ярдах от края снежных кристаллов некоторые растения были уже в полном цвету. В таких местах я видел полярного зайца и белую куропатку, выискивающих нежный корм. Неподалеку сновал лемминг, а с дальних холмов доносились голоса волка и песца. Над головой кружились несколько болтливых воронов и одинокий ястреб. Тем, кто, как мы, привык находиться на безбрежных безжизненных льдах полярного моря, здешний мир казался настоящим райским садом для маленьких живых существ.
Как билось мое сердце, когда я отправился еще выше на поиски пути, где было бы достаточно снега для нормальной езды. Основной объект моих поисков – снег – подтвердил, что он весьма полезен, ибо может укрыть и напоить почву.
Я вернулся разочарованный и довольный. Когда печаль и радость приходят вместе, жизнь становится вдвойне интереснее. Из моих дневных наблюдений следовало, что двигаться на юг сейчас не получится, однако можно идти на восток к проливу Джонс, а потом, возможно, на юг, где будет больше шансов добыть пищу.
В лагере я увидел моих спутников. Они успели накормить собак, развести костер, котелок с мясом уже кипел. Оба были тоже довольны. На фоне опасностей нашего положения они видели места, которые им очень понравились. Пока мы пили бульон и ели горячее мясо, я рассказал о том, что видел.
Затем Вела поведал о своей дневной разведке. Он пошел далеко на восток, где с высокой точки увидел, что путь на юг безнадежен; но на восток можно идти далеко, как и на юго-восток, по непрерывным снежным наносам. Вела обнаружил много старых оленьих рогов и черепов овцебыков, но свежих следов не нашел. Местность была преимущественно сухой, перегороженной низкими скалистыми гребнями, но встретилось и несколько узких зеленых долин с нашими любимыми «ямочками». Много песцов и волков. Все песцы белые. Они бежали за ним и лаяли как собаки, а волки держались подальше на холмах. Он полагал, что в основном это были волчицы со щенками. Вела встретил много полярных зайцев и принес их шесть штук. В целом он был в восторге от этой земли.
Арктический заяц
Этук видел намного больше и провел более детальные исследования. Он нашел следы старых поселений – мест, где люди жили зимой и летом. Много могил, а также каменных насыпей, где прятали мясо. На берегу он видел массу костей – остатков китовых скелетов, а также куски дерева, стекла и железа с кораблей белых людей. Из этого Этук заключил, что в этих местах была активно развита охота на китов и китобойные суда терпели крушения. Места, удаленные от моря, ему очень понравились. Он видел несколько крупных рыб в озере, а поблизости от него большое количество гусей – голубых и белых. Везде полно леммингов, пуночек, белых куропаток, ястребов и воронов. Внутренняя часть острова была неровной и каменистой, но зеленая трава и цветы встречались почти во всех долинах и низинах. Мы могли бы туда отправиться, но только пешком. Для нарт снега недостаточно. Возвращаясь по берегу, он видел несколько тюленей, много чаек, и еще больше гаг и морянок. Он принес восемь гаг. Этук был в восхищении от этих мест и хотел бы остаться здесь на следующую зиму, а потом вернуться в Гренландию через пролив Юрика и залив Фьорд.
Поскольку мы все пришли в восторг от Бэби Лэнд, а сегодняшний день на перешейке Бэби Лэнд действительно стал радостным приключением, следовало внимательно проанализировать перспективы, пожелания и надежды на ближайшее будущее.
После хорошего отдыха я сказал ребятам: «Мы дополнительно исследуем направление следующего этапа нашего путешествия».
В ту ночь я спал, как тюлень. Это был комфортный сон на холодных камнях. Поворачиваясь каждые четыре или пять минут на другой бок, как это делает тюлень, дружелюбно или враждебно осматривая горизонт, я ломал голову в попытках придумать, как выйти из нашего отчаянного положения. Двигаться на юг отсюда невозможно. Дальнейшая задержка неразумна. Наш запас мяса почти исчерпан. Мы могли бы продержаться на птицах, но тогда запас патронов быстро закончится. Непонятно, как добыть достаточно дичи, чтобы прокормить собак. Тринадцать голодных ртов, включая собак, и каждому ежедневно требуется около трех фунтов мяса. Можно решить эту проблему, как предлагали мои спутники, изготовив новые приспособления для охоты. Однако задержка на несколько дней означала бы задержку на год и возможную смерть для всех в этой неизвестности, в полной изоляции.
Но мы открыли тайну и перспективу в стране чудес. У каждого из нас было желание остаться и построить новый дом в новом мире. Стремление исследовать – столь же сильное, как и стремление жить. Мы так долго жили под бичом голода, что недоедание стало в действительности приятной страстью. Об этом голоде буквально кричали все наши органы чувств и все телесные ткани. Мы жаждали видеть, слышать, обонять и осязать. Выйдя из длительной битвы с голодом и холодом в полярных льдах, мы были настолько истощены физически, а все наши телесные силы настолько исчерпаны, что под сморщенной кожей остались лишь жизненно необходимые ткани. Наше состояние было таким же, как у северного оленя в конце долгой суровой зимней ночи. Все атрофировалось. Все вещества, сэкономленные и отложенные в запас, были собраны и сожжены, чтобы раздуть угольки жизни для активной работы. Теперь, по мере того как свежее мясо придавало нашим телам нечто напоминающее нормальный объем клеточного вещества[86], нам, словно животным после зимней спячки, остро хотелось использовать каждую функцию организма. Восстановленные ткани требовали функциональной нагрузки. Все внутри жаждало новых впечатлений, и это желание было непреодолимым.
Трудно объяснить это нечеловеческое или, возможно, сверхчеловеческое напряжение тому, кто не был в течение долгого времени лишен возможности нормально существовать. В нервном возбуждении, почти истерично, мы пытались утолить наши желания здесь, на месте, в то время как единственное, о чем нам следовало думать, – как вырваться из этой ловушки.
Весь мир был открыт перед нами, но мы оказались в ловушке собственных желаний.
Если мы хотим вернуться домой живыми, нам нужно покинуть полуостров Гриннелл. Мы достаточно его изучили, чтобы понять, что это – замечательный сад жизни для животных. Это арктический рай для рождения потомства и восстановления сил мигрирующих животных. Его продувают разрушительные ветры, но со всех сторон полярный лед настолько активен, что в любое время года где-то есть открытая вода. Штормы и течения, дробящие лед, смертельные для человека, здесь выступают подспорьем, изменяющим климат таким образом, чтобы выносливые морские обитатели мигрировали, куда хотят. Птицы и водные звери не идут дальше на север. Их пристанище на юге. Но четвероногие животные, а возможно, и люди, идут на север. Пожалуй, исключение – тундровые карибу, но даже некоторые из них перестроились и остаются здесь, как это делает белый северный олень. Заяц, песец, волк и медведь не возвращаются на юг. Эти животные обзавелись более подходящим мехом и развили определенную сообразительность, позволяющую оставаться на месте и наслаждаться мощью мира льда. Овцебыки и лемминги вечно направляются в Ultima Thule[87] на край земли, к берегам приполярного моря. Они постоянно идут туда, поколение за поколением, чтобы затеряться в ночи или бесплодном море самого дальнего Севера. Это трагическая особенность жизни животных, для которой пока что нет разумного объяснения.
Размышляя над вопросами подобного рода, которые задает природа, я поднялся со своего гранитного ложа после двенадцатичасового бессонного отдыха. Беседуя со своими спутниками, я нашел их настолько очарованными местными условиями, что они снова и снова выражали желание остаться на Бэби Лэнд на зиму. Их основным интересом в жизни была охота, и у них созрели новые идеи, которые они хотели реализовать. Я мог их понять, поскольку эскимосы по натуре исследователи, способные фантазировать и изобретать. Они получают такое же удовольствие от создания нового приспособления для добычи животных, как поэт или художник от своего творчества. В свете новых проблем относительно будущего, которые нам предстояло решить, мы не могли здесь оставаться. Однако я не мог позволить себе обидеть своих помощников. Поэтому необходимо было предложить такой вариант путешествия, который бы соответствовал и их идеям. С этой целью я предложил перенести все наше снаряжение в некую точку в центре перешейка Бэби Лэнд, достаточно близко расположенную к покрытому снегом пути к проливу Джонс и в то же время оставляющую нам возможность зазимовать здесь. Этот замысел немедленно утвердили. В кратчайший срок согласовали план действий. Несколько часов было потрачено на объяснение маршрута, и затем все было готово, чтобы отправиться в новую землю надежды.
Песец